Падение «Вавилона» - Молчанов Андрей Алексеевич. Страница 58

«Неужели?..» — метнулась в моей голове изумленная мысль.

— Хуя себе, — сказал мужчина. — Гражданин начальник. Вот это трансферы…

Подошел поезд, но мы, обоюдно пораженные, оставались стоять на перроне.

— Ну и какими судьбами? — спросил я.

— Россия-Украина-Польша-Германия, — последовал ответ.

— Полями-лесами?

— Иначе не можем. У меня один документ — справка об освобождении. А ты каким образом?..

Я поведал о протекции влиятельных знакомых, способствовавших моему переводу в Германию, о бегстве к противнику гвардейца-полковника, присовокупив в итоге фразу об отказе мне в политическом убежище…

— Нормальный ход событий! — оптимистично заверил меня Труболет. — Главное что? Мы на свободе. А вариантов прокрутиться — куча! Я вот… — Поднес к моему носу потрепанную книжонку, — осваиваю сербский язык. Освою — пойду сдаваться как беженец из Югославии.

— Хорошая идея, — одобрил я, вспомнив о его таланте полиглота. — А живешь где?

— А вот с крышей пока напряженно, — зябко поежился Труболет. — Страдаю от недостатка полноценных гигеенических процедур. А у меня между тем хобби: я санитар своего тела.

— Ну, поехали ко мне, — сказал я, поневоле откладывая запланированный визит в клуб. — Найду тебе и ванную, и диван.

— А пожрать? — спросил Труболет. — Я тебе вон сколько курей скормил, не забыл?

— И аз воздам! — согласился я.

После обильного обеда в кафе мы потопали на склад, застав там шурующего в пиджачных и брючных завалах Изю, расхищающего доверенные ему на ответственное хранение краденые материальные ценности.

— Как без меня, справляешься? — спросил я.

— Ищем замену, — кратко ответил он, озабоченно рассматривая на свет белый в черную клетку пиджак.

Мне в голову пришла идея.

— А я тебе ее нашел, — доложил я, выталкивая в проем складской двери Труболета. — Вот, прибыл мой дядя. Грузчик первой гильдии, прошу любить и жаловать.

Изя с нескрываемым сомнением осмотрел пальто грузчика, что по всем приметам было много старше своего хозяина.

— Ты забыл… мне нужен одновременно и охранник, — внес он поправку.

— Так это же мой учитель карате, — заявил я оскорбленно.

— Свежо питание, но серится с трудом… — процедил Изя, но в интонации его сквозила и некоторая неуверенность — очевидно, он вспоминал прецеденты из личного жизненного опыта, связанные с обманчивостью внешности.

— Хотите, давайте попробуем… — быстро вник в суть Труболет, принявшись с неторопливой уверенностью расстегивать пальто.

— Не утруждайтесь этими глупостями, я верю, — сказал Изя. — Но вопрос: где вы будете жить?

— А мы пока вместе, — сказал я. — Так что гордись: у тебя теперь два складских сторожа в штате, а это может позволить себе лишь очень солидная фирма.

— А ты за него ручаешься? — усомнился Изя.

— Изя, — ответил я, — давай сначала о тебе — хорошем парне. Вот если я поручусь за тебя, не усмотришь ли ты в этом признак, мягко говоря, беспечности?

— Да, но пойми, мне не нужны тут всякие жулики… — промолвил Изя неуверенно.

— Я понимаю, — сказал я. — Конкуренция — штука неприятная.

— Хорошо, — сдался коммерсант. — Только пусть подберет себе одежду… — Кивнул на кучу мануфактуры. — Куртку, джинсы… А то видок, прямо скажем… Сразу вспоминается лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь». Ты в Германию что, мужик, пешком из степей Забайкалья добирался?

— На что не пойдешь, дабы узреть любимого племянника, — кротко откликнулся Труболет.

Вскоре Изя уехал, а я, препроводив старого своего знакомца в неотапливаемую ванную, порекомендовал ему вначале напустить в нее горячей воды, а уж затем, предварительно раздевшись на кухне, согреваемой газовой плитой, стремительными прыжками проследовать в умывалку, нырнув с головой в очистительную купель.

Далее я навестил Валеру, посидел с ним в его тесной кухоньке, выпив чайку с шоколадом, а после, заведя трофейный «БМВ», тронулся на станцию техобслуживания, где меня дожидалась Ингред.

— Что у тебя с работой? — озабоченно спросила меня она.

— Представь себе, я принял предложение, — ответил я. — Вошел в состав местной берлинской команды. Играющим, так сказать, тренером.

— Ты пригласишь меня на какое-нибудь состязание? — спросила она.

Ее простодушие меня растрогало.

Я посмотрел в ее доверчиво устремленные на меня глаза.

— Опасаюсь твоей чисто женской впечатлительности, — признался честно.

7.

С Сеней мы, в общем-то, сработались. Парень он был простой, туповатый, питавший страстишку к дорогим автомобилям, кабакам, безнравственным женщинам, злату и серебру, но корни таковых влечений происходили, как я понимал, из его прошлой беспросветной и нищей жизни в одной из заброшенных российских деревень, и атрибутами этой жизни были классический алкоголик-недоумок папа, пропивавший скудную колхозную зарплату; издерганная, битая и больная мать-кляча, тащившая на себе тяжкий воз крестьянского хозяйства и из сил выбивавшаяся, чтобы прокормить ораву голодных своих малышей; редко посещаемая школа, расположенная в пятнадцати километрах от дома…

Словом, ничего слаще морковки мой партнер в своей предыдущей жизни не видел, а потому ныне бешеными темпами наверстывал упущенное.

По сути, Сеня был существом добродушным, блатные манеры его носили характер наносной, он и сам сознавал, что, скорее, играет в бандита, нежели способен причинить кому-то какой-либо существенный вред.

— У нас, Толик, все в основном на понтах, — признавался он мне. — Главное — нагнать жути. Серьезная кровь, она никому не нужна. Да и стремно… А вот «бабки» нужны, да. Ну, а с покойника чего получишь? Только срок. Я лично на мокруху принципиально не пишусь… Хотя бывает такое, да. Как правило, заказ. Но это к Лехе, он в Афгане столько народу положил, что уже в рай визы точно не видать. Монгол такой же волчище.

Я уже знал, что Монгол, он же Алик, — один из криминальных авторитетов мафии в Германии, над которым стоят шефы из воров в законе.

Мы же с Сеней занимали в преступной иерархии нишу разменных рабочих лошадок, работающих в многочисленных «двойках», «тройках», «пятерках». Изувеченный мной Леха числился у нас в бригадирах.

До того как угодить в компанию бандитов, Сеня проходил срочную службу в берлинском гарнизоне сержантом-танкистом. Незадолго до демобилизации повздорил со взводным, вступив с ним в рукопашную схватку, из которой вышел победителем, сломав лейтенанту челюсть, и попал под трибунал.

Содержась на гауптвахте, Сеня, воспользовавшись положенной по режиму прогулкой, мощным ударом в нос нейтрализовал конвойного солдатика, бежав из военного городка. Какое-то время скитался по окрестностям Берлина, примкнув к разноплеменному сообществу бродяг, затем был отловлен армейской контрразведкой и депортирован в Брест, но по пути следования, закованный в наручники, вновь совершил дерзкий побег, нанеся увечья сопровождающему офицеру и похитив у него табельное оружие.

Словом, был Сеня парнем с боевой биографией.

— А сейчас-то у тебя какой статус? — полюбопытствовал я.

— Познакомился тут с одной бабушкой… — поведал он. — Ну, выпил литру… Дай, думаю, устрою человеку радость, ведь она меня из сострадания приютила. Да и мы, думаю, в конце концов такие же станем, если доживем, конечно…

— Сколько же ей лет?

— Семьдесят.

— Ого!

— А чего «ого»? У страха глаза велики, кореш, вот чего скажу.

— И… ты женился? — спросил я, следуя логике событий.

— Ты че?.. — нахмурился Сеня. — Это ж смешно… Кто ж в такой брак поверит? Немцы не дураки, просекут: фиктивка…

— А тогда… как?

— Она меня это… — неохотно доверился Сеня. — Ну… усыновила, в общем.

Я подавленно молчал, не зная, каким образом прокомментировать такое знаменательное событие в Сениной непростой судьбе.

— Она вообще-то у меня бабка ничего, — повествовал между тем Сеня. — Хозяйственная. Пивнушка у нас, магазин… Вот скоро закончится эта бодяга с армией, займусь домом. Гараж построю, веранду… А то мама уже заела: сутками дома не появляюсь…