Свора - Молчанов Андрей Алексеевич. Страница 5
Никаким бандитским «крышам» фирма не платила: Мишины партнеры, в советское время отсидевшие кто за махинации с валютой, кто за незаконное предпринимательство, поддерживали дружеские связи с бывшими лагерными дружками, ныне выбившимися в элиту московских группировщиков, и многомудрый президент компании Марк – лысый, коренастый человек в золотых очках «картье», имевший израильское гражданство и заводик по производству нижнего белья на своей исторической родине, покровительственно кривясь, сообщил Михаилу, что «присылает» порой по личному своему усмотрению в общак одной из мощных группировок ту или иную сумму, чем все мафиозные налоги исчерпываются. Марк не врал: криминальные авторитеты, чьи физиономии порой мелькали в телевизионном эфире, частенько навещали его с дружескими визитами, приглашали на свои юбилеи, и вел он себя с ними на равных, без тени заискивания.
На одном из светских раутов, проходившем в свежеотстроенном казино, Миша встретил старых магаданских друзей, соратничков по комсомольской работе – Анохина и Трубачева, ныне специализировавшихся на продаже японских автомобильных запчастей, поставляемых из Владивостока.
Встреча была теплой: вспоминали наивную, розовую юность, прошлые устремления, общих знакомых…
Бесконечно родным и безвозвратно ушедшим повеяло на Мишу, сентиментально разглядывавшего лица, казалось бы, канувших в безвестность товарищей; впрочем, лица эти, некогда сиявшие комсомольским окрыленным задором, немало деформировало безжалостное время, и наблюдались ныне в этих лицах известный меркантильный прагматизм и даже универсальная циничная сметка по поводу и без, свойственные битым деловым людям, прошедшим суровую школу кровавой постсоветской действительности. Пробы, конечно, некуда было ставить на рожи этих мерзавцев, но сквозь приобретенные черты порока умиленно виделись Мише былые одухотворенные черты его соратников по молодежному образцово-показательному арьергарду. В аналогичном ракурсе зрения, чему, безусловно, способствовали и винные пары, рассматривали Мишу и его былые товарищи. В итоге сообща решили, что встреча их – знак судьбы, расставаться отныне – грех, а потому, как и прежде, надо держаться вместе.
Обменялись телефонами.
Однако, проснувшись следующим утром, своих друзей юности Миша вспомнил отдаленно и равнодушно. Никакими особенными коммерческими достижениями они, чувствовалось, не блистали, а попросту перебивались случайными заработками на нерегулярных контрактах. Что они могли дать ему, эти мелкотравчатые ловцы случайной удачи? Он же, Миша, за год интенсивного труда сделал из кармических папиных десяти тысяч – сто десять, исправно с родителем расплатился, а ныне вложил практически все деньги в очередную партию спирта, намереваясь при этом удвоить нажитый капитал.
Сладко потянувшись, он чмокнул в щеку спящую рядом даму, с трудом припоминая ее имя, и начал собираться на работу. Впереди был тяжелый день: спиртовозы запаздывали, а клиенты, уже произведшие оплату, наверняка караулили его у офиса. Предстояло морочить народу мозги, оправдывая задержку тяготами дороги и происками таможенников. Накатанная, навязшая в зубах схема…
Припарковав машину возле офиса, Миша привычно спустился по ведущей в подвал мраморной лестнице, небрежно кивнув охраннику, вошел в кабинет многомудрого авторитетного Марка, попивавшего крепкий арабский кофе с коньячком под сигару, – и тут-то ждал Мишу удар. Проникновенным, грустным голосом шеф сообщил, что случилась беда: машины со спиртом исчезли где-то на просторах Польши вместе с водилами.
– Ну, попали, – равнодушно говорил Марк. – Чего ты так побелел? Или ты хочешь только получать и никогда не попадать? Так не бывает.
– Но надо хотя бы найти этих водил…
– Ищем…
Месяц спустя в случайной беседе с одним из посредников выплыл обескураживающий факт: оказывается, компаньоны втайне от него поставили партию какого-то спирта в Сибирь…
У Миши возникли вполне обоснованные подозрения, что речь идет о якобы пропавшем алкоголе, купленном на его кровные денежки. Бессовестные московские дружки, сплоченные между собой своим общим криминальным прошлым, просто-таки кинули его, чужака.
Взволнованный разговор с Марком положительного результата не принес. Впрочем, взволнованным участником разговора являлся Миша, Марк же, напротив, оставался, по своему обыкновению, невозмутимо корректным.
– Да, было дело, – лениво говорил он. – Был спирт, была сделка. Но уже после попадания… Почему мы не поставили тебя в известность? Потому что у тебя нет денег… Что бы ты вложил? Личную сопричастность? К тому же, милый, сделка была стремной, спирт мы послали без предоплаты, я просто не хотел, чтобы ты устроился на энную сумму повторно… Какие вообще претензии?
Угнетенный недоказанным фактом мошенничества со стороны партнеров, Миша задумался над целесообразностью встречи по данному поводу со всемогущим Иваном Тимофеевичем, к которому уже неоднократно обращался с просьбами льготного оформления таможенных документов.
Из общения с товарищем отца Миша сделал вывод: непосредственно Иван Тимофеевич ни в одну из группировок не входил, но криминальный мир Москвы знал досконально. Специализировался же он на антиквариате, натуральных и фальшивых ювелирных изделиях и разного рода документах – опять-таки как истинных, так и сомнительного свойства. В частности, Мише он сделал законный служебный загранпаспорт МИДа и липовый паспорт гражданина США, с которым Михаил безо всяких визовых сложностей разъезжал по Европе.
Затевать расследование со спиртом Иван Тимофеевич, наслышанный о Марке, отсоветовал – мол, дело дохлое: Марка в любом случае прикроют блатные, да и отоврется старый жулик… А то еще дело и против него, Михаила, повернет, ему опыта в эквилибристике всякого рода разборок не занимать.
– А потом – кто ты есть? – подытожил Иван Тимофеевич. – Есть ты самый натуральный лох. И если тебя кинули, то квалифицируется это промеж блатных так: люди сделали работу, «развели» фрайера. Так чего на них наезжать? А если была еще и отстежка в общак по данному поводу, хрен ты чего выкрутишь… Я, конечно, могу тараном пойти – мол, мои бабки сгорели… Это к тому, чтоб на вопрос ответить: чего вдруг за тебя масть держать взялся? Но это уже на грани беспредела… И если за руку меня потом поймают, что фуфло я гнал, – нехорошо мне выйдет в смысле морального облика и авторитета…
Не согласиться с этакой вполне резонной позицией умудренного волка Миша не мог. Вместе с тем он едва ли не до слез расстроился, понимая, что оказался в очередном жизненном тупике. Продолжать работу с Марком и с его вероломной компанией, вкладывая деньги в карманы жуликов, не хотелось.
Его переполняли отчаяние и злоба. Целый год он вертелся как заведенная машина, недосыпал, экономил деньги, отказывая себе даже в полноценном питании, и все тяжко заработанное у него безнаказанно и непринужденно отобрали в одну секунду! «Люди сделали работу!» Ничего себе вывод! Ему бы на такую синекуру трудоустроиться…
Он заставил себя успокоиться, уже холодно и отстраненно размышляя о том, что этот год все-таки не прошел напрасно… Хотя бы потому, что он приобрел немалые знания. Знания многих банковских таинств, приемов игры на бирже, разнообразия договоров поставщиков с оптовиками…
И тут, подобно хаотично разбросанным железным опилкам, внезапно притянутым к магниту, из кутерьмы обрывочных мыслей в какое-то горячечное, пронзительное мгновение у него созрел стройный план действий.
Он долго сидел перед телефоном, раздумывая, не поспешит ли со звонком Ивану Тимофеевичу, и, тщательно взвесив все «за» и «против», все-таки набрал номер.
– Ну, давай приезжай, коли приперло, – сказал старший товарищ, не склонный обсуждать конкретные вопросы и проблемы при посредстве какой-либо аппаратуры.
Разговор велся на улице.
Выслушав Мишу, Иван Тимофеевич, прищурившись, испытующе взглянул на него. Спросил:
– Тебе батя объяснял, что с ним будет, если ты погоришь и меня продашь? И что с тобой в тюрьме будет, хотя бы приблизительно предполагаешь?