Наследники империи - Молитвин Павел Вячеславович. Страница 43

— И все же ты в конце концов тоже сбежала от Дев Ночи, не так ли? спросил Лагашир.

— Сбежала, — согласилась Жужунара, отправляя в рот размоченный в вине кусок лепешки. — И это была самая большая глупость, которую я сделала в своей жизни. Ибо мужчина, ради которого я сбежала от нгайй, умер, пробыв моим мужем всего два года. Боги сыграли с нами скверную шутку: ему деревенская жизнь пришлась по вкусу, но он умер. А я живу, хотя мне-то здешние порядки совсем не по нраву.

— Почему же ты тогда не вернулась к Девам Ночи?

— Чтобы быть принесенной в жертву сыновьям Оцулаго? Или если придусь им не по вкусу, стать рабыней-отступницей и быть отданной на потеху мужчинам нгайй? Нет, лучше уж доживать свой век здесь. — Старуха тяжело вздохнула, глядя куда-то вдаль, мимо Лагашира.

— Расскажи мне, кто такие сыновья Оцулаго и почему Девы Ночи приносят им в жертву женщин и девушек? — Магистр уже знал, что Батигар должна была быть принесена в жертву, но кому, во имя чего и главное — где нгайй собирались совершить жертвоприношение, он мог только догадываться.

— Поверишь ли ты мне, если я скажу тебе, что сыновья Оцулаго — крылатые мужчины, живущие на вершинах Флатарагских гор, которые нгайй называют горами Оцулаго? Люди принимают мои рассказы об уроборах за бредни выжившей из ума старухи, однако я собственными глазами видела их, и не один раз! Поверить в их существование не могут даже мои односельчане, и я не стала бы толковать о них чужеземцу, если бы сам ты не спросил меня о сыновьях Оцулаго…

— Напрасно ты считаешь, что я не верю тебе, — успокаивающе проговорил Лагашир, наполняя вином опустевшую кружку Жужунары. — Если существуют на свете глеги, морские вишу и чудеса Мью-Морена, то почему бы не обитать во Флатарагских горах крылатым людям? Более того, упоминания о них встречались мне в старых летописях, и с я радостью выслушаю все, что ты сможешь припомнить об этих… уроборах.

— Ну надо же! Сподобили боги дожить до встречи с человеком, который не считает меня спятившей дурой! — Старуха громко шмыгнула носом и, хлебнув вина, продолжала:

— Я поведаю тебе о жертвоприношении и о том, как этими вот глазами видела крылатых сыновей Оцулаго, о котором нгайи рассказывают, что был он мужем могучей богини Омамунги. От их союза и появились будто бы первые чернокожие кочевники, которым жившие в любви и согласии боги от веку помогали словом и делом. И так продолжалось бы и впредь, кабы не прельстился Оцулаго красотой крылатой девы Юкалимбы. Обитала эта дева на далеком севере, где небесный шатер протыкают покрытые снегом горные вершины, и потому сама была светлокожа и холодна. Чуралась она и людей, и богов, а горы свои покидала лишь раз в год, чтобы отправиться с холодного севера на жаркий-жаркий юг, где горько-соленые волны Великого Внешнего моря омывают берега сказочных Солнечных островов. Долог и труден был ее путь с севера на юг, труден и долог с юга на север, и, чтобы дать отдохнуть прекрасным своим белоснежным крыльям, всего один раз опускалась Юкалимба на землю и делала это всегда в одном и том же месте — в горах Флатараг. Там-то и повстречал ее однажды Оцулаго. Увидел деву-птицу и не смог отвести от нее глаз. Увидел и влюбился без памяти. И так он был хорош собой, что холодная, как снег, укрывающий горные вершины ее родины, Юкалимба тоже полюбила его. И вместо того чтобы лететь на юг, осталась во Флатарагских горах и стала жить с Оцулаго, который, очарованный прелестями девы-птицы, и думать забыл о грозной и ревнивой божественной супруге своей и о потомках своих чернокожих кочевниках.

Сильно разгневалась на мужа Омамунга. Поведала она об учиненной ей обиде дочерям, и внучкам, и правнучкам своим, и те изгнали мужчин из шатров своих и велели им убираться из степей своих. И ушли мужчины. Не могли они противиться женам, и матерям, и дочерям своим, ибо вдохнула в них Омамунга великую ярость и великую силу. Прогнали они мужчин, а тех, кто не захотел уходить, обратили в слуг и рабов и обращаться с ними стали хуже, чем со скотом бессловесным. — Старуха замолчала, а магистр скорбно покачал головой и промолвил:

— Какая печальная история!

— Печальная, — согласилась Жужунара, пристально глядя в глаза мага. Лагашир, однако, не думал смеяться, и она продолжала:

— Омамунга многому научила своих дочерей, и те зажили лучше прежнего, и длилось их счастье до тех пор, пока до Оцулаго не дошли вести о происшедших в шатрах кочевников переменах. А дошли они до него не скоро, ибо понесла от возлюбленного своего Юкалимба и в положенный срок разрешилась тремя крылатыми сыновьями. Родив Оцулаго сыновей, дева-птица умерла, причем одни говорят, что умерла она родами, а другие называют совсем иную причину. Дескать, не просто так летала она ежегодно в такую даль, а дабы припасть к бьющему на одном из Солнечных островов источнику вечной молодости, благодаря которому жила уже на свете много-много веков, хотя и не была бессмертной. Будто бы так увлеклась она Оцулаго, что откладывала и откладывала со дня на день свой полет на Солнечные острова, а когда все же надумала лететь, не смогли изящные крылья ее поднять в воздух отяжелевшее, располневшее от трех зреющих в ней сыновей тело…

Долго горевал о светлокожей деве-птице Оцулаго, потом занят был воспитанием крылатых сыновей, и лишь когда вошли они в юношеский возраст, обратил он взор свой в бескрайние степи. Вгляделся в клубящуюся над степью пыль и узнал, что содеяла его божественная супруга. Узнал и едва не задохнулся от гнева. Ибо любил он чернокожих правнуков своих ничуть не меньше, чем крылатых сыновей. И взъярился Оцулаго на своих внучек и правнучек за то, что изгнали они мужей, и отцов, и сынов своих из шатров и земель, которые завещал он им. И сказал крылатым сыновьям своим: «Отныне нарекаю я кочевниц этих нгайями Девами Ночи и лишаю их любви и опеки своей! Пусть станут они добычей вашей и не дрогнут сердца ваши от жалости к слезам и мольбам их. Да убоятся они вас и бегут в великом страхе пред лицом вашим. Вы же поступайте с ними, как крылан-стервятник с землеройками и пискунами, и не страшитесь возмездия. Ибо те, кто прогнал родичей своих из шатров и земель их и обрек мыкать горе в чужедальних краях, заслужили кару небесную, и даже грозная Омамунга не способна ныне защитить внучек-правнучек и нарушить тем закон Воздаяния, по которому будет в свой срок каждому отплачено добром — за добро, любовью — за любовь, а за ненависть — ненавистью и за зло — еще большим злом. Злом неслыханным!»

Сказав так, Оцулаго исчез. Одни говорят, что отправился он проведать своих ушедших на север чернокожих потомков, да так и остался с ними. Другие сказывают, будто влюбчивый бог этот обзавелся новой подругой, а третьи утверждают, что и его не миновало Воздаяние и утратил он свою божественную сущность за измену супруге своей Омамунге.

— Любопытная история, — заметил Лагашир, подливая в кружку замолчавшей Жужунары вина.

— Кому-то это может показаться забавными россказнями, но нгайи свято верят, что именно так все и было. Они до сих пор лишь шепотом осмеливаются рассказывать, сколь ужасны были обрушившиеся на них, по слову Оцулаго, крылатые сыновья его. И каждый год исправно приносят им в жертву девушек и женщин, которых уро-боры утаскивают в свои высокогорные гнездилища. Я сама видела, как они это делали, и жуткое зрелище до сих пор стоит у меня перед глазами… А предпочитает Народ Вершин девушек со светлой, да-да, светлой кожей!

— А что будет, если Девы Ночи откажутся приносить жертвы уроборам?

— Будет то же, что было прежде. Сыновья Оцулаго начнут похищать нгайй, истреблять их скот. Кто им, крылатым, вольным как ветер, помешать может? Старуха осклабилась беззубым ртом и подмигнула магу: — Одно дело, когда уроборам чужачек или своих неугодных отдают, и другое — ежели они без разбору кого ни поподя хватать станут. Так ведь летуны эти и Мать рода, и Мать племени сцапать могут! Во потеха-то будет! Представляешь? Охо-хо-хо! — Жужунара пискляво рассмеялась, погрозила Магистру кривым узловатым пальцем, и Лагашир понял, что старуху начало развозить. Еще немного-и она примется нести околесицу, пора переходить от легенд и преданий к дням сегодняшним и делам насущным.