Полуденный мир - Молитвин Павел Вячеславович. Страница 48

— Слухи всякие, конечно, поползут, но, если что-то подобное произойдет, одной заботой будет меньше. — Губы Донгама тронула улыбка. — Мы с тобой недурно сработались, и мне будет не хватать тебя. Климат тут хороший, и ты, верно, захочешь вернуться сюда после посещения Нортона. Я дам тебе письмо для консула Лотара, и, думаю, он не станет возражать против твоего возвращения в Исфатею. При том, разумеется, условии, что ты привезешь ему кристалл Калиместиара. — Можете не сомневаться, я прийезу его, — заверил Дон-гама Заруг, и тонкие губы его зазмеились в похожей на гримасу ухмылке.

— Батигар? В этом наряде тебя не узнать. Ты собралась проводить меня? — спросила Чаг, и некрасивое лицо её преобразила улыбка. Нос казался теперь не таким уж коротким и толстым, лоб — не таким низким, а губы — не такими бесформенными.

— Да, неизвестно, что ждет нас впереди. Скажи своим воинам, чтобы ехали вперед, мне надо поговорить с тобой наедине.

— Ждите меня у Восточных ворот! — коротко приказала Чаг и с недоумением посмотрела на сестру. Тонкая кольчуга, оранжевый плащ и искусно сработанный, покрытый изящными узорами шлем делали Батигар похожей на младшего командира гвардейцев. — Зачем ты так вырядилась, кажется, ратные игрища никогда не увлекали тебя? В обычных своих одеждах ты выглядишь значительно привлекательней.

Батигар проводила взглядом последних воинов Чаг, скрывшихся в лабиринте улочек, и негромко сказала:

— Я вырядилась так не только для того, чтобы проводить тебя до городской стены. Я намерена ехать с тобой и дальше, до тех пор, пока ты не завладеешь кристаллом Калиместиара.

— Это ещё что за блажь? Или ты думаешь, мы без тебя не управимся? — нахмурилась Чаг.

— Управитесь или нет, я еду с вами.

— Посмотрим, как отнесется к этому отец.

— Не вздумай обращаться к нему.

— Я и так знаю, что он будет против!

— Конечно! Он ждет не дождется выдать меня за До-нгама. Или ты хочешь, чтобы он стал моим мужем?

— Я привезу кристалл, и ты сможешь найти себе мужа получше.

— Во-первых, Бергол не будет ждать твоего возвращения, а во-вторых, почему ты так уверена, что сможешь отыскать Мгала-разрушителя?

— Что ты хочешь этим сказать? — Чаг непроизвольно сжала коленями бока лошади, и та, тихо заржав, начала нетерпеливо переступать с ноги на ногу. — Отъедем от дворца, и я все объясню. — Батигар тронула своего жеребца и, подождав сестру в одной из боковых улочек, продолжала: — Выдав меня замуж, Бергол обеспечит себя поддержкой Донгама, который надеется со временем стать Владыкой Исфатеи и сумеет или договориться с файголитами, или защитить от них город. Ты стоишь на его пути, и, поверь мне, он сделает все, чтобы от тебя избавиться. Бергол же сейчас полностью зависит от Донгама. Не понимаешь? Ну хорошо, скажи мне тогда, где ты собираешься искать Мгала-разрушителя?

— Отец сказал, что северянин отправится в Эостр, оттуда по Дайе переправится в Манагар и, если сумеет нанять там корабль и пересечь Жемчужное море…

— Сестра! Что ты говоришь?! — с болью в голосе прервала её Батигар. — Не повторяй чужих слов! Подумай сама, откуда Берголу известен путь северянина?

— Но эта дорога к сокровищнице Маронды ничем не хуже других! — Чаг снисходительно усмехнулась: — Отец много знает, не зря Исфатея считается одним из самых богатых городов юга.

— Он не знает, не может знать, куда направится Мгал! Он просто хочет заставить тебя идти этим путем. И если ты не вернешься, не будет огорчен. Для него важно сохранить власть в Исфатее, и помочь ему в этом может только Донгам.

— Постой, у меня голова идет кругом! — Чаг дернула уздечку, и лошадь её поднялась на дыбы. — Отец желает моей смерти? Этого не может быть!

— Послушай меня! Я не утверждаю, что он ищет твоей погибели, возможно, Донгам сумел убедить его, что северянин выбрал именно этот путь. Не это важно. Главное — он хочет убрать тебя подальше, чтобы ты не нарушила его планов. Добудешь кристалл — хорошо, Бергол заставит Белых Братьев раскошелиться. Нет — тоже не беда. Сам кристалл ему не нужен, но он хочет использовать похищение его в своих целях.

Принцесса Чаг недоверчиво покачала головой, и Батигар в отчаянии хлопнула себя ладонями по коленям:

— Я думаю о нас обеих! А ты не хочешь меня понять! Но…— Она закусила нижнюю губу. — Знаю! Я скажу тебе, где найти Мгала, если ты обещаешь взять меня с собой. — Ну и где же? — спросила Чаг, тщетно пытаясь осознать сказанное Батигар. Все это не укладывалось в её голове, но она привыкла прислушиваться к словам младшей сестры, которая давала, как правило, дельные советы и значительно лучше разбиралась во всем, что не касалось охоты и оружия.

— Надо обратиться к Бессмертному Юму. Он один может предсказать будущее. Он один скажет правду. Только у него есть единая правда для бедных и богатых, людей и файголитов, для Исфатеи и Кундалага, своих и чужих.

Лицо принцессы Чаг выражало тяжелое раздумье.

— Хорошо, — сказала она наконец. — Обратимся к Бессмертному Юму. Пусть он укажет верный путь. Пусть он рассудит нас. Если его слова подтвердят твои, ты поедешь со мной. Если же нет — вернешься во дворец. Негоже Исфатее оставаться без наследницы престола.

Увидев в окно двух подъезжавших к его хижине командиров гвардейцев, Юм, прозванный жителями Исфатеи Бессмертным, нисколько не удивился. К нему часто приезжали и приходили за пророчествами, и чем беспокойнее было время, тем большее количество людей нуждалось в его услугах. Все они хотели знать свое будущее, но далеко не все, узнав его, сумели использовать пророчество себе на пользу. Происходило это, вероятно, потому, что большинство обращавшихся к Юму за предсказаниями надеялись услышать от него совершенно определенный ответ, совпадающий с их планами. И если предсказания не соответствовали их желаниям, они старались уверить себя, что прорицатель — выживший из ума старик и обращать внимание на его бредни нет смысла.

За долгую жизнь Юм не раз спрашивал себя: для чего нужно ему говорить людям правду? Угадать, чего ждет от него проситель, было не трудно — значительно легче, чем верно предсказать затейливые повороты судьбы, и все же он никогда не лгал и не говорил обращавшимся к нему людям того, что они хотели бы от него услышать. Это было невыгодно, а порой и опасно, но таким уж он, Юм, уродился. И знание собственного страшного конца, к которому рано или поздно должны были привести его прорицания, нисколько не влияли на правдивость ответов. «В этом насквозь лживом мире кто-то должен осмелиться говорить людям правду» — так отвечал он немногим друзьям, когда они спрашивали о причинах, побудивших его вновь вызывать гнев власть имущих своими прорицаниями. Однако почему этим «кто-то» должен был быть именно он, Юм не мог объяснить даже самому себе.

Старинный его приятель, ученый и философ Менгер, попавший в руки Торговцев людьми и сгинувший где-то на чужбине, так определял это свойство характера Юма: «Змея создана, чтобы ползать, птица — летать, а ты — чтобы говорить правду в ущерб себе». Это признание факта мало что проясняло, однако оно-то до известной степени и позволяло Юму утверждать, что, если он не будет говорить правду, дар прорицателя покинет его. Так говорил он нищим и власть имущим, и слова эти до поры до времени служили ему чем-то вроде охранной грамоты. Ибо им-то, власть имущим, больше, чем кому-либо, нужен был человек, говорящий правду, и ради того, чтобы услышать её, они позволяли ему жить и открывать другим то, что видел он в дымке грядущего.

Гвардейцы спешились и, потоптавшись в нерешительности перед крыльцом, вошли в хижину. Теперь, разглядев их вблизи, Юм понял, что это те самые люди, которым он первый раз в жизни должен был дать ложное пророчество. Он не хотел делать этого, но двое пришедших ранним утром мужчин пригрозили ему длинными изогнутыми ножами и теперь затаились за холстиной, заменявшей дверь в соседнюю комнату. Они ждали, чтобы он исполнил их приказ и послал принцесс из рода Амаргеев по ложному следу.