Проклятый город - Молитвин Павел Вячеславович. Страница 29

— О лозоходцах, прорицателях и ясновидцах, выступавших под самыми разными псевдонимами, дабы не привлекать внимания к питерскому МЦИМу, — уточнил Снегин. — Крупным шрифтом газеты печатали об их выдающихся способностях, а мелким, через несколько лет, — о внезапной и преждевременной кончине. И только об одном они писали редко-редко, а написавши, извинялись и каялись. О том, что феномены эти, обладавшие от природы довольно слабыми паранормальными способностями, накачанные чудовищными дозами всевозможных метаболических и психостимулирующих препаратов, превращались в палатах клиник и лабораторий в диковинных монстров, мутантов, продолжительность жизни которых редко достигала шести-восьми лет…

Забыв о сидящей напротив Эвелине, Игорь Дмитриевич потянулся за салатом и, машинально ковыряя в нем вилкой, унесся мыслями далеко от МЦИМа, бывшего всего лишь следствием, проявлением некой изначально присущей человечеству болезни, не имевшей ничего общего с пресловутым первородным грехом и являвшейся адским сплавом равнодушия, трусости, злорадства, жадности и подлости. Сумасшедший художник под воздействием пыток мог, естественно, писать только страшные, душераздирающие картины, где царили кровь, мрак, огонь и смерть. Но они-то больше всего и возбуждали публику, их-то она и желала видеть, равнодушно проходя мимо гармоничных и прекрасных, возвышающих и облагораживающих душу полотен, создание которых требовало несравнимо большего таланта и мастерства, чем кошмары, порожденные больным воображением Панчина.

Ну как тут не вспомнить детскую сказку о мытарствах девушки, изо рта которой, когда она улыбалась, сыпались розы, а из глаз, когда плакала, катились жемчужины. Розам, ясное дело, ее родичи предпочитали жемчуга и колотили свое уникальное чадо почем зря. Но ведь жемчуг не едят, а розы они могли продавать с тем же успехом, на прокорм бы хватило…

— Мистер детектив, вы говорили столь горячо, что я готова уверовать в порочность вашего МЦИМа. Вернувшись в отель, я ознакомлюсь с перечисленными вами материалами, появлявшимися в периодических изданиях, однако не пора ли нам вспомнить о моей сестре? — с подчеркнутой вежливостью обратилась мисс Вайдегрен к Игорю Дмитриевичу, и тот с запоздалым раскаянием понял, что собеседница, умненько вычислив его слабость, подвела ему любимого конька и он не замедлил, взгромоздясь в седло, устремиться к цели, не разбирая дороги.

Худо ли, хорошо ли, но он заполнил предложенный ему тест, и бог с ним. А теперь и впрямь пора вернуться к исчезновению Эвридики и сообща решить, что могут они предпринять, дабы помочь бедной девушке, едва не убитой собственным мужем.

— Стало быть, по-твоему, господин Пархест связан с доставкой в питерский МЦИМ ментопрепаратов, психотрансферов и прочей пакости, необходимой для создания паралюдей? — уточнил Радов, приглаживая волосы, чтобы убедиться, не встали ли они у него дыбом.

— В разговоре с Птициным он не называл товар, который ждут в Санкт-Петербурге. Но когда я заглядывала в один из скопированных мной файлов, то наткнулась, на список зашифрованных буквами и цифрами клеточных стимуляторов. Их-то коды Уиллард и называл Птицину. А когда я спросила, для каких целей их поставляют в ваш город и какое отношение его разговор с Птициным имеет к «Билдинг ассошиэйтед», он посоветовал мне не лезть не в свое дело и не забивать себе голову чужими заботами.

— Я-ас-нень-ко… — протянул Юрий Афанасьевич, только теперь начиная понимать, чем объяснялась оперативность, проявленная питерскими копами в отыскании Укрывища и вербовке Конягиной. Из-за того, что он с ребятами вызволил Оторву, мцимовцы бы такой шухер не подняли. Но если они подозревают, что Эвридика разжилась компрометирующими их сведениями, — тогда все становится на свои места. Особенно если Пархест этот не какой-нибудь прыщ на ровном месте, а шишка, способная вывести на мцимовских заказчиков и спонсоров.

Сообщение Эвридики о том, что ее хотел убить собственный муж, не особенно поразило Радова и, начав расспрашивать молодую женщину о причине, послужившей толчком к покушению, он не подозревал, какие неприятные вести ему предстоит услышать. Хотя более проницательный человек уже после посещения Чернова начал бы догадываться: не в одной Оторве тут дело. Оторва — это так, мелочь, дающая повод изловить и заставить молчать Эвридику.

— И надо же нам было встретить ее на пути из проклятого филиала! — пробормотал Юрий Афанасьевич по-русски, после чего обратился к миссис Пархест на ее родном языке: — Надеюсь, ты не стерла скопированные файлы? Шантаж — неблаговидное занятие, но если с его помощью тебе удастся сохранить жизнь, вступив в переговоры с мужем…

— Я спрятала масс-диск с записями в черепаховую пудреницу, — безучастно ответила Эвридика, не поднимая на Радова глаз. — Однако не представляю, чем это мне поможет?

— Пока я тоже не представляю, но информация порой дороже денег. И, раз мистер Пархест пошел из-за нее на убийство жены, ему есть чего бояться. Как полагаешь, Сан Ваныч?

— Есть-то, оно, конешно, есть, — мягко отозвался старик, похожий на врубелевского «Пана» — лысенький, седенький, сухонький, с бледно-голубыми, пронзительными глазками. — Да что пользы слепому от красных зорь, а глухому — от соловьиного пения? Впрочем, диск надо добыть и ознакомиться с его содержанием. Тогда и видно будет, стоит порося выкармливать или сразу на мясо пустить.

— Угу, — сказал Радов, испытывая некоторое облегчение от одного только вида лысого мыслителя, призванного присматривать за сохранностью подводных коммуникаций.

После визита к Чернову и посещения логова Хитрого Яна на душе у него было на редкость пакостно. А радость по поводу того, что Эвридика вспомнила обстоятельства, предшествовавшие и сопутствовавшие произошедшему с ней «несчастному случаю», была омрачена пониманием того, что положение группы теперь еще хуже, чем ему представлялось. Ссориться с МЦИМом Юрию Афанасьевичу очень не хотелось, и решение вытащить из лап тамошних вивисекторов Оторву далось ему не без внутренней борьбы. До известной степени он отважился совершить набег на Первый филиал МЦИМа в расчете на Чернова, для которого честь мундира была не пустым звуком. Теперь же ситуация складывалась так, что между ним и осколками его «дюжины» с одной стороны и МЦИМом и полицией с другой началась настоящая война.

— Как полагаешь, Сан Ваныч, может инструктор-наставник с полудюжиной раздолбаев-курсантов выиграть войну с МЦИМом и его присными?

— Война — это грозовая туча, возникающая из эманаций зла, — глубокомысленно изрек «Пан». — Выиграть войну невозможно. Приобретения и выгоды несоизмеримы с понесенными потерями. Но, если война неизбежна, если ты защищаешь то, что считаешь необходимым защищать, то в любом случае окажешься победителем. Ибо мертвые сраму не имут. А с религиозной точки зрения, смерть не есть зло. Это всего лишь порог между двумя мирами, момент перехода из одной формы бытия в другую.

— Утешил. Переход в другую форму бытия — именно то, чего мне не хватало для полноты счастья!

— Этак можно оправдать и убийство, — заметила, поежившись, Эвридика. — Если представить дело так, что Уиллард старался помочь мне перейти в иную, лучшую форму бытия, его еще и поблагодарить следует! Звучит, по крайней мере, пристойнее, чем неудавшаяся попытка убийства.

— Тебя уму-разуму учат — хлыстом охаживают, а ты уму-разуму набирайся — от хлыста уворачивайся! — вставил Радов.

— Любое насильственное отъятие жизни нарушает план Божий, преждевременно и произвольно вырывая человека из тех условий, которые Господь создает для его спасения. Таким образом, убийство есть грех не только против человека, но и против Бога. Это дерзкое и грубое вмешательство в деятельность Всевышнего, ведущего человека к вечному блаженству. — Сан Ваныч неодобрительно уставился на Эвридику прозрачными, льдистыми глазками и торжественно закончил: — Убийство — величайший грех, ибо есть грех непоправимый!