Путь Эвриха - Молитвин Павел Вячеславович. Страница 23

Выпустив прокушенный язык Хельрика, Кари размахнулась и, когда тот отпрянул, со всех сил ударила его кулаком под дых. Сегван сложился пополам, сипя и пуская кровавые пузыри. Девушка еще раз занесла маленький крепкий кулачок и впечатала его в перекошенное болью лицо соблазнителя. Отшвырнула все еще зажатого в левой руке подлещика и, бросив на корчащегося у ее ног парня брезгливый взгляд, поспешила к выходу с чердака.

Кари не обольщалась по поводу столь легко одержанной победы, сознавая, что у нее гораздо больше причин сожалеть о содеянном, чем гордиться собой. До сих пор ей как-то удавалось ускользать из рук Канахаровых комесов и слуг, не задевая их самолюбия, но отныне охота за ней начнется всерьез, ибо Хельрик, не будучи злым человеком от природы, приложит тем не менее все силы, чтобы отравить ее существование. Жизнь в замке не изобилует развлечениями, и, узнав о нанесенном ему бывшей женой кунса «оскорблении», дворня, естественно, воспользуется возможностью повеселиться за ее счет и сделает все возможное, чтобы «обидчица» понесла достойное наказание. Что может быть забавнее травли непокорной степнячки, которой давно уже пора указать ее место?..

Выскочив из замка, Кари опасливо огляделась по сторонам и устремилась к одному из сараев, чтобы переговорить с Алиар. Нетрудно было представить, как здоровенные сегваны, подначиваемые вредными бабами, будут «укрощать» ее — чужую, пришлую девку, совсем недавно считавшуюся их госпожой! Ой-е! Фантазия у этих парней убогая и дальше того, чтобы, нажравшись пива, затащить ее в ближайший амбар и скопом изнасиловать, не пойдет, но она не будет дожидаться, пока Хельрик обнародует свой позор! Уж лучше пережить недовольство кокуров и новое замужество, чем сделаться игрушкой дворни Канахара, который не только не заступится за нее, а еще и подбавит масла в огонь — с него станется!

Вбежав в сарай, где дворовые девки вечерами пряли овечью шерсть, Кари остановилась в недоумении. Ни сегванок, ни Алиар здесь не было — видимо, по случаю приезда Фукукана с хамбасами кого-то позвали на кухню — в помощь стряпухам, а остальные, воспользовавшись этим, разбрелись по своим каморкам. Около кухни-то скорее всего и следовало искать Алиар — двадцатипятилетнюю женщину, определенную кунсом в служанки своей жене и сделавшуюся вскоре ее лучшей и единственной подругой. Окинув взглядом прялки и корзины с тщательно промытой и вычесанной шерстью, Кари уже готова была покинуть сарай, когда из-за тюков с кожами до нее донеслись тихие всхлипывания.

Девушка на цыпочках подошла к издающим едкий, специфический запах кипам кож, сунулась в узкий проход между ними и в потемках чуть не наступила на уткнувшуюся носом в колени подругу.

— Алиар? С тобой-то что за беда приключилась? — Девушка опустилась на корточки перед подругой, которую ни разу еще не видела плачущей. Сама Кари могла смеяться, рыдать, негодовать и радоваться в одно и то же время, чем, кстати, постоянно выводила из себя сдержанного Канахара, но Алиар… Эта высокая, совсем не похожая на степнячку и очень привлекательная женщина, купленная, еще девчонкой, нангом Нибунэ в Фухэе, отличалась на редкость спокойным нравом и все выпадавшие на ее долю превратности судьбы принимала как должное.

— Ну же?! В чем дело? Тебя кто-нибудь обидел? — нетерпеливо переспросила Кари, мигом забыв как о собственных неурядицах, так и о том, что ныне она уже не супруга Канахара и ничем не может облегчить жизнь подруги.

— Они… Они отдадут меня Фукукану! А он… Он велит зашить в сырую воловью кожу и бросить на солнце…

— Ой-е! Что за чушь ты несешь?!. — возмущенно начала Кари и осеклась, вспомнив, что рабыня, не уберегшая свою госпожу, именно так расплачивается за любое несчастье, случившееся с ее подопечной. — Но при чем здесь ты? Разве можно сваливать на тебя вину за то, что кокуры похитили Тайтэки и ее дочь из шатра Фукукана? Все племя хамбасов не могло защитить жену нанга, а виновата во всем ты одна? Не может такого быть!

— Может, — всхлипнула Алиар. — Так он и сказал, когда увидел меня во дворе. И Канахар обещал ему отдать меня на расправу…

— Кому? Фукукану? Не получит он тебя, клянусь Великим Духом! Нынче же ночью мы сбежим к Тамгану! Ну-ка, послушай, что я узнала и как собираюсь поступить. Да не реви ты, ради Богов Покровителей! — Кари ухватила Алиар за руку и торопливым шепотом поведала о том, каким образом они оставят в дураках Канахара и Фукукана с их комесами и нукерами, задумавшими захватить селение кокуров. План побега, только что сложившийся в ее голове, был предельно прост, и девушка не сомневалась, что им легко удастся его осуществить. По-настоящему следовало опасаться не погони, а встречи с ее соплеменниками, но говорить об этом Алиар она не стала — всему свое время.

Кари уже собиралась выйти из шатра, когда кто-то из старейшин спросил дребезжащим от негодования голосом:

— Почему ты не поговорила с Канахаром? Почему не убедила его отказаться от союза с хамбасами?

— Разве блеяние овцы остановит когтящего ягненка орла? — ни к кому не обращаясь, вопросил Тамган, и Кари бросила на брата благодарный взгляд: слава Великому Духу, хоть кто-то понял ее и не осуждает.

Выйдя из окруженного женщинами и нукерами Там-гана шатра, девушка направилась к длинному бревенчатому дому, где ожидала ее возвращения Алиар. Провожаемая укоризненными и откровенно враждебными взглядами, она невольно ускорила шаг, ожидая, что вот-вот кто-нибудь выкрикнет ей вслед оскорбление, толкнет, бросит в спину сухое конское яблоко.

Весть о грядущем набеге хамбасов растревожила селение, как пущенный в улей камень, и все эти испуганные, возбужденные люди, нетерпеливо дожидавшиеся окончания совета старейшин, как и предвидела Кари, считали ее ответственной за то, что Канахар вступил в сговор с Фукуканом. Винили ее в надвигающейся беде, полагая почему-то, что она была в силах остановить своего бывшего мужа, отговорить его от сулящего немалый прибыток набега! Никто не сказал им с Алиар добрых слов, не поблагодарил за предупреждение, не поинтересовался, как девушкам удалось выбраться из-за огораживающего замок частокола, увести коней и отыскать селение кокуров…

Кари невесело усмехнулась. Ой-е! Она хорошо знала своих соплеменников и не сомневалась, что до конца своих дней останется в их глазах если уж не причиной, то во всяком случае вестницей беды, но никак не героиней, уберегшей племя от нападения коварных соседей. Впрочем, уберегшей ли? Они с Алиар скакали всю ночь и въехали в селение кокуров на рассвете. Прошло уже полдня, как сородичи ее узнали о готовящемся набеге, а что сделано для защиты поселка, лишь с севера прикрытого рекой от вражеского вторжения?

Девушка тряхнула головой, отгоняя дурные предчувствия, и переступила порог дома, построенного для Тамгана и его семейства. И тут же устыдилась своих мыслей, встретив сочувственный и встревоженный взгляд Тайтэки, оторвавшейся при ее появлении от разложенного по лавкам тряпья, извлеченного из больших корзин, заменявших степнякам сундуки. Напрасно она думала, что никто, кроме Тамгана, не понимает ее! Жена нанга кокуров, похоже, без всяких пояснений сообразила, что никоим образом не могла она отговорить кунса от заключения военного союза с хамбасами…

— Совет еще не кончился, — отвечая на невысказанный вопрос хозяйки, сообщила девушка. — Где Алиар?

— Уснула, убаюкивая Тантая. А Нитэки я отпустила на площадь, чтобы не путалась под ногами. Шулюм горячий, садись к столу, ты ведь, верно, со вчерашнего вечера ничего не ела. — Тайтэки указала на циновки, постеленные вокруг низкого столика, на котором высилось блюдо с горкой свежих лепешек и несколько глиняных чаш, миска с диким луком и желтыми клубнями репы.

Кари вспомнила оставленного на чердаке замка подлещика и окинула беглым взглядом очаг, над которым висел помятый котелок, составленные в углу просторной комнаты горшки и корзины, затянутые бычьим пузырем оконца, огромное ложе из брошенных прямо на земляной пол овечьих шкур. Задержалась глазами на полосках сушеного мяса, вязках лука и съедобных кореньев, подвешенных к низким потолочным балкам, и отрицательно покачала головой: