Путь Эвриха - Молитвин Павел Вячеславович. Страница 99

— Как же так?.. — просипела Кари и заковыляла на негнущихся ногах к низкому ограждению моста. Заглянула в Гремящую расщелину — черная вода яростно пенилась и вскипала на камнях, но девушка почему-то не слышала ее грохота. Вцепившись в парапет, как в последнюю в жизни опору, она окунула горящее лицо в колкий снег, едва прикрывавший обледеневший ноздреватый камень. А беззвучный крик все рос и рос, и оглушенное им, бьющееся с перебоями сердце уже готово было замереть, когда веселый перестук конских копыт взорвал сгустившуюся над мостом гибельную тишину и из небытия Верхнего мира вырвался серый в яблоках жеребец, на котором восседал тощий, похожий на вороненка мальчишка в донельзя замызганном халате.

Шевельнувшаяся было в душе Кари надежда погасла, но вместе с ней умер и убийственный, надрывающий душу крик. В груди сделалось пусто и холодно, как в покинутом доме. О Великий Дух, вовремя же надумал ты закутать землю в траурные одежды!..

— Да будут милостивы к тебе Боги Покровители, рыдающий путник! — звонко заорал мальчишка, скатываясь с жеребца, на котором сидел охлюпкой. — Ты чего ревешь? Девка, что ли? Ой-е! И правда девка! А я знаю, тебя Хаккари зовут! Верно?

Девушка кивнула, и мальчишка, испустив торжествующий вопль, заплясал вокруг нее, молотя себя ладонями по бедрам от избытка чувств.

— Заработал! Я! Ай да я! Заработал-заработал! Однорукая даст мне серебряный лаур! Я увидел, я узнал, я не зря сторожил! — запел он и вдруг смолк, выпучил глаза и свистящим шепотом спросил: — Ты ведь не одна на повозке ехала? Ты потому ее и бросила, что аррант твой Врата не прошел?

Кари вновь кивнула, но мальчишка уже бросился осматривать мост. Тот самый мост, который перекинут был через Гремящую расщелину еще в незапамятные времена и пережил, в отличие от многих других мостов, городов и поселков, даже нашествие Гурцаты Кровавого.

Если верить легендам, беспощадный завоеватель хотел разрушить его, дабы обезопасить свои обозы от налетов горцев и укрывшихся в предгорьях обитателей разгромленной им Месинагары. И наверняка разрушил бы, не обещай ему посланцы жителей гор никогда более не водить свои отряды в бой по этому мосту. Просьба не разрушать мост, являющийся в то же время Вратами в Верхний мир, была подкреплена щедрыми дарами, и Гурцат не исполнил задуманного. Ой-е! Уже за одно это мерзопакостный предшественник Хурманчака заслуживал вечного проклятия, ибо не разрушил то единственное, что несомненно должно было быть разрушено! Девушка всхлипнула и вытерла нос рукавом халата, не замечая, что тот и так уже вымок насквозь.

— Ты напрасно плачешь! Здесь никого нет, — подошедший к Кари мальчишка нетерпеливо дернул ее за полу халата. — Ты что-то напутала! Никого, кроме тебя, в повозке не было! Я осмотрел следы и… Ну хватит реветь, а? Пойдем в наше селение, там тебя Однорукая с Алиар давно поджидают.

Он потянул ее к Вратам, с опаской поглядывая в сторону все еще дымящегося костра.

— Пойдем, Кари! Хотя твои подруги и сказали, что «стражи Врат» ушли в Матибу-Тагал, это еще не значит, что они сюда больше не вернутся! У нас-то Зачахаровых «куколок» нет, припугнуть их будет нечем. Ну пойдем, прошу тебя! Меня отец и так выдерет за то, что я через Врата прошел. Он говорит, на место Хурманчака обязательно другой какой-нибудь гад сядет и все равно пришлет сюда «беспощадных»…

Подпихивая и подталкивая Кари, мальчишка говорил и говорил, но смысл его слов ускользал от девушки, «Беспощадные», Зачахар, Хурманчак — все это теперь уже не имело для нее никакого значения. О Боги Покровители, как пусто и холодно, какой невообразимой тоской веет от этих белых одежд скорбящей по Эвриху земли!..

Ветер, прилетевший из Вечной Степи, принес мелкий жалящий снег, и, глядя, как тают снежинки на крупе нетерпеливо переступающего ногами жеребца, Кари безвольно и бездумно шагала вперед. Верхний ли это мир, Нижний ли, было ей теперь совершенно все равно и она не испытала никаких чувств, когда незримая преграда расступилась перед ней. Пожалуй, она даже не заметила бы, что вновь миновала Врата, если бы снежинки не перестали вдруг падать на спину серого в яблоках жеребца и тот громко и радостно не заржал, приветствуя свой родной мир.

«Жемчужина Мельсины», по вполне понятным причинам занесенная в списки умукатских таможенников как просто «Жемчужина», вышла в море с первыми лучами солнца. У капитана и владельца этого дряхлого корабля, чье название ничуть не соответствовало ни внешнему виду его, ни судоходным качествам, были серьезные основания не задерживаться в Умукате, и, покидая сей славный город, он торжественно поклялся не возвращаться сюда в ближайшую сотню лет, даже если ему будет обещано за это все золото, отнятое Хурманчаком у местных богатеев.

Подобные клятвы почтенный капитан давал едва ли не в каждом городе, но в данном случае они прозвучали с большей чем обычно искренностью, ибо ему лишь благодаря вовремя данной начальнику порта взятке чудовищных размеров удалось спасти свое судно от конфискации. Наместник Хозяина Степи в Умукате, узнав о гибели Хурманчака и его придворного мага, решил отделиться от великой империи и объявил себя Повелителем города. И, разумеется, первым делом издал указ о создании собственного флота, в который должны были войти все без исключения стоящие в Умукатской гавани корабли. Будь «Жемчужина Мельсины» хоть чуточку помоложе и выгляди она хоть чуточку поопрятнее, владельцу ее не помогли бы никакие знакомства и взятки, но Богиня — Руку-Над-Морем-Простершая услышала его мольбы и позволила-таки судну взять курс на Саккарем, по случаю чего на палубу была выкачена бочка вина и уже были произнесены первые тосты.

— Удача сопутствует мне с тех пор, как я увидела тебя в Овальном зале, — тихо сказал один из стоящих на корме пассажиров другому, вглядываясь в становившиеся с каждым мгновением все меньше и меньше дома и портовые склады тающего в предрассветной дымке города.

Коротко постриженные волосы, мужское одеяние и манера держаться не позволили бы человеку неискушенному заподозрить, что слова эти произнесены девушкой. И не какой-нибудь, а самой прекрасной на свете, в чем был совершенно убежден Батар, не устававший говорить об этом своей спутнице до тех пор, пока та не заявила, что он либо величайший в мире лжец, либо имеет исключительно дурной вкус, коим не пристало хвастаться ученику Харэватати. Смириться с подобным обвинением было трудно, и Батар принялся придумывать, как бы по-другому выразить свое восхищение «несравненной Тинкитань». От этого-то занятия и отвлекли его слова девушки, носившей совсем недавно титул Хозяина Степи.

— Не уверен, что плавание на «Жемчужине» явится столь уж несомненной удачей, — кисло ответил косторез, прислушиваясь к долетавшим с палубы возгласам. — Команда, того гляди, перепьется, а суденышко и без того готово развалиться на куски. Впрочем, может быть, эти люди пьют как раз для того, чтобы избавиться от страха пойти ко дну при первом же дуновении самого слабого ветерка?

— Мне кажется, ветер уже надул паруса, а «Жемчужина» и не думает трещать по швам. — Оторвавшись от созерцания Умукаты, девушка озадаченно взглянула на Батара. — К тому же ты сам выбрал это судно, и я могу только поражаться твоей прозорливости. Остальные застряли в здешней гавани надолго, и только Промыслителю ведомо, чем это кончится для их команды и пассажиров.

— Особой проницательности, по правде сказать, проявлять для этого не потребовалось. «Жемчужину» посоветовал мне выбрать капитан «Козодоя». Три ма-а-леньких золотых монетки из того увесистого мешочка, что оставил твой предусмотрительный дядюшка в одной из ниш потайного хода, развязали ему язык, а захваченный из Матибу-Тагала бурдюк с саккаремским вином освежил память, — все так же сумрачно пояснил Батар.

— Ах вот чем ты занимался, пока я мерзла в трюме этого провонявшего кожами корыта! Ты пьянствовал с капитаном, пока я…

— Пока ты делила со своими телохранителями найденное мною золото. Слава Великому Духу, ни один из них не додумался выдать тебя, хотя за время плавания по Урзани возможностей для этого было предостаточно.