Лабух - Молокин Алексей Валентинович. Страница 63

Женщина же была стройна и черна. Черная кожа обливала ее тонкую фигуру, делая похожей на собственную тень, и почему-то под этой непроглядной чернью, угадывался тусклый блеск старинного серебра. Опасная была женщина! И было совершенно ясно, что сколько бы желтозадый гамадрил ни пыжился, как бы грозно не подкручивал усы, все равно — это он при ней, а вовсе не наоборот.

Странная пара, не удостаивая внимания насторожившихся было охранников-подворотников, молча направилась к подъезду.

Одновременно у здания затормозило несколько ветхих раздолбанных грузовичков «рено» на вихляющихся колесах, из которых шустро повыпрыгивали солдатики с шинельными скатками на груди и длинными винтовками с примкнутыми штыками за спинами. Пахнуло псиной и сыростью, словно на Старых Путях.

Солдатики принялись деловито патрулировать подъезд, с классовым недоверием поглядывая на мордатых охранников и время от времени сплевывая в их сторону шелуху от семечек. Бывшие подворотники ежились, но фасон держали и продолжали стоять, слегка раздвинув короткие ноги, как и подобает настоящим секьюрити.

— Да это же клятые! — сообразил Лабух. — Кто это? — спросил он вслух.

— А... — Водила нервно теребил ключи в замке зажигания. — Это товарищ Ерохимов с ихним комиссаром Раисой приехали. Город делить будут.

— Они же клятые! — сказал Лабух. — Им же здесь нельзя находиться!

— Были клятые, теперь стали расклятые, — сплюнул водила. — Товарищ Ерохимов с комиссаром Раисой перекрыли Старые Пути и объявили все, что там находилось, достоянием бывших клятых, которых они теперь и представляют в Городском Совете.

— А что, разве такой существует? — удивился Лабух. — Когда же это вы все успели?

— Много чего изволило стать явью, покуда вы, сударь мой, кочумать да похмеляться изволили, — с издевательской церемонностью сообщил водила. — Вон, на окраинах какие-то ченчеры появились. Выглядят как лягухи, только не бывает таких лягух. Ходят строем, в фонтанах купаются, да еще требуют компенсации за бесцельно прожитые в интересах науки года. Не ваша, случаем, работа? Та еще пакость!

— Ты же говорил, что дороги открылись, вон Машка — и та свободе радуется, а теперь... — Лабуху стало обидно, как будто охаивали сочиненную им песню, ту самую, которой так гордился. — Эх, не угодишь на вас!

— Дороги открылись, это верно. И Машка с битых душ на нормальный бензин перешла. — Водила с треском врубил передачу. — А к добру это или к худу — никто не знает. Может быть, и не к добру, недаром ведь ты в отпуск собрался. Да ладно, там поглядим. Глядишь, и это расхлебаем.

Такси фыркнуло и покатилось дальше. Скоро Машка свернула в какой-то проулок и коровьей рысью потрусила вниз по спуску, мощенному булыжником.

Глава 23. Ноты для каждого дня

В любом городе, если долго ехать, так или иначе, рано или поздно приедешь на окраину. Окраины окружают яркий, словно яичный желток, центр со всех сторон, так что, выходит, любой правильный город похож на яичницу-глазунью. Только сейчас они заехали не на окраину, а, скорее, в какой-то маленький городок, о существовании которого Лабух раньше даже и не подозревал. Похоже, этот городок давно жил совершенно обособленно и от Старого и от Нового Города, словно старинная безделушка на антресолях коммуналки, занятная, но ненужная и потому — забытая.

В этом городке, судя по окнам первых этажей, в которых граммофонные трубы величественно возвышались над горшками с геранью, проживали нормальные слышащие. Только вот на улицах было пустовато и на диво тихо. Не играли оркестрики джемов, не гремели рокеры. Не видно было даже подворотников, не канючили хабар хабуши, не светили призывно коленками непутевые телки. На обочинах и во дворах не было видно ни одного автомобиля или мотоцикла. Удивительный был городок. Правда, откуда-то издалека доносились протяжные звуки какого-то музыкального механизма, из чего Лабух заключил, что местному населению не чуждо прекрасное. Шер оно тоже было не чуждо, и она сладко мяукнула.

Лабух никогда здесь раньше не бывал, поэтому с удовольствием разглядывал почти пустые узкие улочки, вычурные фасады домов, обильно украшенные лепниной и барельефами на музыкальные темы, фигурные коньки на крышах, флюгера в форме петухов и кошек... В общем, приятный был городок, чистенький, ухоженный и компактный, словно резная деревянная горка в домике Красной Шапочки.

— Что это за место? — полюбопытствовал Лабух у насупившегося водилы. — Я никогда здесь раньше не бывал.

— Место как место. Я тоже здесь раньше не бывал, а вот направление правильное, ручаюсь. Если ехать прямо, то приедем к Старой Пристани. Сейчас много разных мест открылось. Только мы же вдоль едем, а вдоль прямо не бывает, вот и попадаем в разные чудные места. — Водила аккуратно ехал по узкой улочке, стараясь не зацепить редких старушек с кошками на коленях, дремлющих в креслах-качалках в опасной близости от проезжей части. — Эх, надо было все-таки поперек ехать! Тогда бы нам тьфу с нашлепкой на всякие объезды-заезды!

— А куда нам торопиться? — Лабуху определенно нравился этот аккуратный, какой-то очень благообразный, похожий на задремавшего старичка городок. — Останови-ка, пожалуй, я немного прогуляюсь пешочком. Подберешь меня во-он на той площади.

И в самом деле, между домов и домиков угадывалось что-то вроде маленькой уютной площади, обозначенной зеленым от патины куполом какого-то собора и окруженной разноцветными старинными домами, вытянутыми вверх, словно на детском рисунке.

Водила пожал плечами, высадил Лабуха с Шер и рванул с места, сразу же пропав из вида. Видимо, без пассажиров он предпочитал ездить так, как ему было привычней. То есть — поперек.

Лабух беспечно закинул гитару за спину и, насвистывая, свернул в первый же попавшийся переулок, стараясь, однако, не терять направления на площадь. Черная Шер немедленно вспрыгнула ему на плечо, потопталась, устраиваясь поудобнее, и, наконец, развернулась мордой назад. Пушистый хвост ее мазнул Лабуха по лицу, заставив поморщиться и чихнуть.

Переулок увел его вглубь старинного квартала, застроенного забавными разноэтажными домиками, такими симпатичными, что Лабуху снова захотелось здесь остаться. Он и не знал, что буквально под боком существует такое милое местечко. Кажется, здесь не хватало только Кая и Герды, но, может быть, они ушли купаться, поскольку было лето.

«Вот бы где поселиться, — подумал он. — Тут, наверное, и жители подходящие. Все сплошь приветливые старички и старушки с непоседливыми внучатами, самая подходящая теперь для меня компания. Вот только что это за звуки? Неужели именно здесь обитает мифический хабуш со своим истинным плачем?»

С улиц пропали даже старушки в качалках, но, судя по запаху свежесваренного кофе, жители в городке все-таки имелись, просто почему-то или не выходили из домов, или, наоборот, дружно взяли, да ушли по делам.

Лабуху вдруг очень захотелось кофе. Не той подозрительной химической бурды, которую подают в кафешках, и не той, которую изготавливал он сам, заливая две ложки порошка крутым кипятком и считая после этого, что кофе готов. Захотелось настоящего кофе, сваренного неторопливо и с любовью, по старинному семейному рецепту, с различными добавками, кардамоном, корицей или мускатным орехом.

Лабух завертел головой, отыскивая направление, откуда лился благословенный аромат. Собственно, идти по переулку можно было либо туда, либо обратно, а поскольку там, откуда Лабух пришел, отчетливо пованивало Машкиным «удоем», оставалось идти вперед. Благо, переулок сворачивал в сторону площади, на которой дожидался водила.

Пройдя несколько десятков шагов, Лабух обнаружил перед собой потемневшую от времени стену, основание которой до уровня человеческого роста было сложено из замшелых валунов, выше шла выщербленная кирпичная кладка. Стена кончалась неровными зубцами, через которые вниз стекали темно-зеленые плети плюща. Высоко в стене имелось одно-единственное раскрытое окошко, из которого и тянуло кофейным запахом.