Чужая вина (Пленник) (Другой перевод) - Монк Карин. Страница 3

— Я бы хотел, чтобы вы верили в мою невиновность. Тюремщик с презрением фыркнул.

— Все убийцы хотят, чтобы их считали невинными младенцами — особенно когда им собираются накинуть петлю на шею.

— Какая вам разница, что я думаю? — спросила Женевьева, не обращая внимания на ухмылку тюремщика.

Хейдон не сводил с нее глаз.

— Не знаю, но это для меня важно. Девушка задумалась.

— К сожалению, мне ничего не известно о вашем деле, сэр. Как я могу судить? — В ее голосе слышались нотки сожаления, словно ей хотелось ответить, что она ему верит.

Хейдон кивнул, внезапно ощутив смертельную усталость.

— Конечно. — Он закрыл глаза.

— Пойдемте, мисс Макфейл, — поторопил Томпсон, с нетерпением ожидавший у двери. — Давайте покончим с делом этого парня.

— Я попрошу горничную приготовить для вас что-нибудь повкуснее, — сказала Женевьева Хейдону, надеясь, что это его утешит.

— Я не голоден.

— Тогда она хотя бы устроит вас поудобнее.

— Отлично. Благодарю вас.

Хейдон чувствовал ее неуверенность, казалось, она хотела сказать ему что-то еще.

Помедлив секунду, Женевьева все-таки вышла из камеры, оставив его проводить последние часы в холодном сумраке.

— Условия соглашения те же самые, я только включил некоторые подробности приговора, — сказал Томпсон, кладя на стол перед Женевьевой лист бумаги. — Уверен, что у вас не возникнет возражений.

Было очевидно, что ему не терпится покончить с формальностями и получить деньги.

— Я в этом не сомневаюсь, — отозвалась Женевьева. — Но я бы подала плохой пример, подписав договор не читая. Прежде чем поставить подпись под документом, всегда следует внимательно прочитать его, — сказала она Джеку и углубилась в чтение.

— Ну, парень, похоже, у тебя сегодня удачный день? — осведомился Томпсон, пытаясь заполнить возникшую паузу.

Джек промолчал.

Женевьева посмотрела на него. Джек не сводил глаз с открытой двери в коридор, где тюремщик Симс ставил грязные миски из-под овсянки на тяжелый деревянный поднос. «Должно быть, строит планы мести, — подумала она. — Ведь этот ужасный человек избил его до полусмерти».

— Когда тебе задают вопрос, нужно отвечать, — мягко упрекнула она мальчишку.

Джек недоуменно заморгал. — Что?

— Вежливые люди говорят не «что», а «прошу прощения», — поправила Женевьева, решив, что к процессу улучшения манер паренька лучше приступить немедленно.

Он посмотрел на нее как на безумную.

— О чем это вы?

— Мистер Томпсон обратился к тебе, — объяснила девушка, решив пока отложить в сторону выяснение разницы между «что» и «прошу прощения».

— Ну и что он сказал? — осведомился Джек, не удостоив взглядом начальника тюрьмы.

«Позже надо будет объяснить ему, что нельзя говорить о присутствующем так, словно его здесь нет», — подумала Женевьева.

— Мистер Томпсон спросил, считаешь ли ты удачей то, что покидаешь это место со мной, — повторила она вопрос начальника тюрьмы.

Джек пожал плечами.

— Все лучше, чем эта куча дерьма.

Седые брови Томпсона взметнулись кверху, а лицо побагровело от возмущения.

— Ах ты, неблагодарный маленький…

— Ты абсолютно прав, Джек, — прервала гневную тираду Женевьева. Ей понравилась откровенность паренька, и она оставила без внимания чересчур колоритный эпитет. — Действительно, всюду лучше, чем здесь. — Улыбнувшись, она продолжила изучение договора.

Джек со скучающим видом развалился на стуле и стал стучать каблуками грязных стоптанных башмаков по изящным резным ножкам.

— Эй, перестань, ты поцарапаешь дерево! — крикнул Томпсон.

— Подумаешь. — Мальчишка снова пожал плечами. — Это всего лишь стул.

— Для тебя это, возможно, всего лишь стул, но он из красного дерева и, да будет тебе известно, стоит больше, чем такой паршивый хулиган, как ты, в состоянии заработать честным трудом за всю жизнь! — фыркнул Томпсон.

Джек демонстративно пнул стул снова.

— Почему бы тебе не подождать в коридоре, Джек? — предложила Женевьева, пытаясь избежать конфликта. — Мы скоро закончим.

Не нуждаясь в дальнейших поощрениях, Джек вышел в коридор и стал беспокойно расхаживать взад-вперед.

— Вы с ним намучаетесь, помяните мое слово, — проворчал Томпсон. — Бьюсь об заклад, он снова начнет воровать и вернется сюда меньше чем через месяц. Советую вам, мисс Макфейл, быть с ним потверже — регулярная порка научит его уму-разуму.

— В мои привычки не входит бить детей, — холодно отозвалась Женевьева.

— Господь учит нас, что детей следует бить, — возразил начальник тюрьмы. — «Кто жалеет розги, ненавидит сына своего, но тот, кто любит сына, усердно его наказывает». Сразу же дайте парню понять, что вы его хозяйка, а если он примется за старое, отошлите его назад ко мне.

— Что он украл?

— Прошу прощения?

— В вашем письме вы упомянули, что мальчик признан виновным в воровстве. Что именно он украл?

Вынув из кармана очки, Томпсон водрузил их на переносицу и открыл лежащую на столе папку.

— Он проник в дом и украл пару ботинок, одеяло, кусок сыра и бутылку виски, — торжественно возвестил он. — Потом его нашли спящим под этим самым одеялом в каретном сарае по соседству. Виски и сыр исчезли, украденные башмаки были у него на ногах, и парень был вдрызг пьян. Не может быть никаких сомнений в его виновности.

— Выходит, за то, что мальчик страдал от голода и холода и не имел приличной обуви, его следует отстегать плетью, заключить в тюрьму и после всего этого отправить в исправительную школу? — в голосе Женевьевы слышалась горечь.

— Мы живем в законопослушном обществе, мисс Макфейл. Где бы мы оказались, если бы каждый, кто голоден и замерз, считал себя вправе заходить в чужой дом или лавку и брать все, что ему нужно?

— Детей нельзя доводить до такого отчаянного состояния, — возразила девушка. — Нам нужны законы, защищающие их от голода, и тогда им не придется красть еду и одежду, чтобы выжить.

— Он не голодал здесь и не умер бы с голоду в исправительной школе, — заметил Томпсон. — Независимо от того, решили бы вы его забрать или нет, арест для него лучший выход. Парень утверждает, что его родители умерли и что у него нет ни дома, ни родственников, которые могли бы его приютить. В исправительной школе у него по крайней мере были бы крыша над головой, одеяло по ночам и еда три раза в день.

— Мальчик не может жить на хлебе и воде. Ну украл он кусок сыра и пару башмаков. Разве это такое уж тяжкое преступление? А мальчика посадили в одну камеру с убийцей. Что касается наших хваленых исправительных школ, — добавила Женевьева, — то детей там всячески оскорбляют и принуждают к рабскому труду. А потом, если им хватает сил это выдержать, их выбрасывают на улицу без всяких средств к существованию и велят отправляться на все четыре стороны. Разумеется, это прямая дорога назад к воровству и проституции.

— К сожалению, мы больше ничего не можем сделать для них, мисс Макфейл, — отозвался начальник тюрьмы. — Надеюсь, рассказав вам о судьбе этого паренька, я сыграл какую-то роль в его спасении. Другие дети, которых я вверил вашему попечению, поживают неплохо, верно?

— Весьма неплохо, — заверила его Женевьева. — Куда лучше, чем в исправительном заведении.

— Не сомневаюсь, вы сделаете все возможное, дабы помочь Джеку вести честную и полезную жизнь. Будем на это надеяться. — Он закрыл папку. — Еще одно нарушение закона, и боюсь, что никто из нас не сможет избавить его от наказания. — Томпсон поднялся из-за стола и выжидающе посмотрел на нее, давая понять, что осталось только завершить сделку.

Убедившись, что в документе все в порядке, Женевьева подписала его, достала из внутреннего кармана накидки деньги и вручила их начальнику тюрьмы.

— Благодарю вас, мисс Макфейл, — улыбнулся Томпсон, быстро пересчитав деньги. — Надеюсь, вы будете довольны нашим договором.

— Несомненно. — Женевьева встала и направилась к двери, собираясь сообщить Джеку, что они уходят.