Чужая вина (Пленник) (Другой перевод) - Монк Карин. Страница 57

Винсент выжидательно посмотрел на Хейдона и Джека.

— Боюсь, у меня ничего нет. — Хейдон поднял пустые руки.

Винсент уставился на Джека, успевшего спрятать кинжал в рукав.

— У меня тоже. — Во взгляде Джека светилась нескрываемая ненависть.

Глаза Винсента прищурились.

— Лжешь!

— Я не лгу.

— Уверен, что лжешь. И если ты в течение пяти секунд не покажешь свое оружие, мне придется проделать дырку в твоей симпатичной маленькой подружке.

Аннабелл испуганно всхлипнула. Джек бросил на пол кинжал.

Уголки рта Винсента приподнялись в торжествующей улыбке.

— Превосходно.

— Отпусти ее, Винсент, — тихо сказал Хейдон. — Это дело касается только нас двоих.

— Ты становишься утомительным, — заметил Винсент, и не думая отпускать Аннабелл. — Я полагал, что покончил с тобой, подослав к тебе четырех убийц. Но ты разделался с одним из этих болванов, а трех других обратил в бегство. Я был крайне недоволен.

— Прости, что разочаровал тебя, — сухо извинился Хейдон. — Я понятия не имел, что ты опустишься до подобных поступков.

— Когда тебя приговорили к повешению, я решил, что тебе куда лучше задохнуться в петле на эшафоте, чем быстро умереть от удара ножом в темном переулке. Дополнительным удовольствием стал скандал, сопровождавший твой процесс, и несмываемое пятно, которое ты поставил на имени Рэдмондов. Это казалось вполне достойным окончанием твоей абсолютно никчемной жизни.

Хейдон молчал.

— К сожалению, в дело вмешались вы. — Винсент с раздражением посмотрел на Женевьеву. — Разумеется, вас нельзя винить за вашу женскую слабость, мисс Макфейл. Насколько я понимаю, у вас довольно странная склонность помогать преступникам, о чем свидетельствует отребье, которым вы себя окружили. — Он презрительно скривил губы, окинув взглядом одетых в лохмотья детей и взрослых. — К тому же, по словам моей шлюхи-жены, маркиз обладает исключительными способностями удовлетворять женщин в постели. Вы, несомненно, это испробовали.

Юнис испуганно ахнула.

— Придержите ваш грязный язык, иначе я вырву его у вас изо рта! — Голос Оливера дрожал от ярости, а руки сжались в кулаки.

— Неужели ваша матушка не научила вас, как следует разговаривать в присутствии детей? — осведомилась Юнис таким тоном, словно ей хотелось дать ему пощечину. — Вам бы следовало вымыть рот хорошим куском щелочного мыла!

— Прошу прощения. — Винсент церемонно склонил голову. Реакция пожилого трио его явно позабавила. — Я забыл, что здесь дети. Они такие хрупкие, таинственные существа — верно, Хейдон? — Не отпуская Аннабелл, он окинул взглядом испуганные лица Джейми, Грейс, Шарлотты и Саймона. — Впрочем, подозреваю, что эти дети не такие хрупкие, какой была малютка Эммалайн.

Несмотря на то что он не собирался ни в коем случае выходить из себя, Хейдон не смог больше сдерживаться.

— Тебе лучше знать об этом, Винсент. В конце концов это ты довел ее до смерти.

— Заткнись, проклятый ублюдок! — зарычал Винсент. — Ты ночь за ночью спал с моей женой в пьяном угаре, не думая, что в результате вашей грязной похоти на свет может появиться ребенок! Ребенок, который для тебя был всего лишь пролитым семенем. Ты позволял выдавать Эммалайн за мою дочь, радуясь у меня за спиной собственной ловкости! Ты не имеешь права даже произносить ее имя!

Во взгляде Винсента горел гнев, но за ним крылось и нечто другое. Хейдон был слишком поглощен собственной злостью, а также страхом за Аннабелл и остальных, чтобы замечать это. Но Женевьева сразу все поняла. Годы заботы об израненных душах ее детей помогли ей увидеть мучительную боль, которая таилась за жгучей ненавистью Винсента к Хейдону. Как бы она ни ужасалась поступкам этого человека, угрожавшего Аннабелл и Хейдону, ее невольно трогала эта боль.

— Думаешь, что ты лучше меня, Хейдон? — свирепо продолжал Винсент. — Что твое поведение безукоризненно? Или ты вообразил себя героем, искренне любившим Эммалайн?

— Я любил Эммалайн достаточно, чтобы попытаться спасти ее от тебя, Винсент, — отозвался Хейдон, которому было все труднее сохранять внешнее спокойствие. — Достаточно, чтобы хотеть признать ее своей дочерью и заботиться о ней, покуда я жив. Но ты отказал мне — не из-за любви к Эммалайн, а желая наказать ее за то, что она моя дочь, а не твоя.

— Эммалайн никогда не была твоей! — Хриплый вскрик Винсента походил на рев раненого животного. — Она принадлежала мне!

— Конечно, и ты обращался с ней крайне жестоко. Ты хотел показать всему миру, что она твоя собственность, которую ты волен лелеять или разрушать. И ты выбрал последнее, бессердечный мерзавец! Ты мучил ее, отказывая ей даже в простой ласке, покуда она больше не смогла терпеть такое отношение. Ты убил Эммалайн, Винсент, как если бы сам бросил ее в пруд и держал ее голову под водой, пока она не захлебнулась…

— Довольно, Хейдон.

Голос Женевьевы врезался в его гневную тираду подобно бритве. Хейдон умолк и с удивлением посмотрел на нее. Но внимание Женевьевы было сосредоточено на Винсенте, который вцепился в Аннабелл так, словно нуждался в ее поддержке, но он все еще держал пистолет у ее виска.

— Прошу прощения, лорд Босуэлл, — мягко заговорила Женевьева. — Лорд Рэдмонд едва ли это понимает, но вы ведь очень любили Эммалайн, правда?

В комнате воцарилось молчание. Винсент ошеломленно уставился на Женевьеву.

— Я это чувствую, — настаивала она. — Вы любили ее и, когда она умерла, едва смогли это вынести.

Все ожидали ответа Винсента.

— Она… была для меня… всем, — наконец сказал он, с трудом выдавливая из себя каждое слово.

— Грязная ложь! — воскликнул Хейдон. — Если бы ты любил ее, ты не смог бы так легко от нее отказаться.

— Для вас было невероятно тяжело узнать, что она не ваш ребенок, — продолжала Женевьева, не сводя глаз с Винсента, как будто, кроме него, в комнате больше никого не было.

Винсент не ответил.

— Но гнев и боль ослепили вас, и вы пытались вырвать ее из вашего сердца.

Он молча смотрел на нее, борясь с демонами, терзающими его душу. Наконец из горла у него вырвался звук, похожий не то на смех, не то на рыдание.

— Моя жена смеялась, сообщая мне об этом. Она назвала меня глупцом. Ведь я в течение пяти лет называл своей дочерью чужого ребенка.

— Это не делает вас глупцом, лорд Босуэлл, — возразила Женевьева. — Вы любили ее — значит, она была вашей дочерью.

Винсент покачал головой.

— Я не был ее отцом.

— По крови — не были. Но самые крепкие семейные узы куются не из крови. Можете спросить любого из моих детей.

Он беспомощно посмотрел на обращенные к нему детские лица.

— Эммалайн была ни в чем не виновата. Разве она могла отвечать за тех, кто произвел ее на свет, — продолжала Женевьева. — Вы поступали дурно, наказывая ее. Но вы сами в этой истории были жертвой. Я не верю, что вы хотели довести Эммалайн до отчаяния. Ваша любовь к ней стала причинять вам боль, поэтому вы воздвигли между вами стену. А она не смогла этого вынести. Вы не понимали ее чувств и не хотели ее смерти.

— Да, я не понимал, насколько Эммалайн легко ранима, — признался Винсент. В его глазах мелькнуло сожаление, и он слегка ослабил хватку, словно опасаясь, что Аннабелл тоже может оказаться более хрупкой, чем на первый взгляд. — Я думал, что она просто отвернется от меня и станет любить кого-нибудь другого. Или вообще никого не станет любить. Я убедил себя, что это к лучшему. Я боялся, что Эммалайн рано или поздно узнает правду. Мне казалось, что ей будет легче это перенести, если она не будет постоянно цепляться за мою руку. Я погубил ее. — Он посмотрел на Хейдона. — Но ты виноват не меньше меня. Ты зачал ее вместе с женщиной, которая была не способна испытывать нежность к собственному ребенку. Конечно, она обязательно сказала бы мне, кто настоящий отец Эммалайн. Просто со злости. Кассандру не заботило то, как это открытие подействует на дочь. Вместо того чтобы любить и оберегать девочку, она завидовала ее дружбе со мной. Ей хотелось наказать меня, а заодно, хотя это выглядит непостижимым, и Эммалайн — думаю, потому, что она постоянно напоминала ей о тебе. — Его голос стал резким. — В тот день тебе следовало схватить Эммалайн и забрать ее с собой. Если бы ты так поступил, моя дочурка была бы сейчас жива.