Влюбленные - Арнасон Элинор. Страница 4

Она последовала его совету и поехала домой одна, растерянно вспоминая, как он выглядел: мех слипся и обрисовал его тело. Он был худым с крупными костями и длинными крепкими мышцами, узкий повсюду кроме плеч. Создан для быстроты, а не выносливости, подумала она. По-своему красивый, хотя и не женской ухоженной красотой. [5]

А вот целомудрия ему не хватает. Словно не замечал своей наготы. Может, он слишком много времени тратил на выполнение совокупительных контрактов. Привык быть с женщинами не-родственницами и заниматься с ними тем, что большинство мужчин проделывает раза два в жизни.

Вечером в круглой комнате она заговорила о его поведении.

— Если бы я не выстирал тунику сразу, кровь не смылась бы, а эта туника мне нравится. Она почти новая, и не знаю, заметила ли ты, но вышивка на плечах очень изысканна. Мне не следовало надевать ее на охоту. Но я никак не думал, что так перепачкаюсь.

— Ты и в битвах такой? — спросила она. — Брезгливый?

— Нет. Разумеется, нет. Просто я не люблю, когда портится что-то красивое — одежда, оружие. Но думаю об этом я только после. В сражении у меня только две мысли — остаться в живых и выполнять распоряжения моего брата.

Что-то в его голосе, когда он упомянул брата, ее задело.

— Он тебе нравится?

Эйх Шовин поднял глаза на нее. В комнате было темно — только на столе между ними мерцал фонарь, и его зрачки расширились в две широкие темные поперечные полосы.

— Манхата? Что за вопрос! — И, облизнув пальцы, он погасил фитиль.

Один из ее родичей вернулся с войны ломай, чтобы излечить раненую ногу. Теперь он уже начал ходить, хотя еще прихрамывал, и попросил Эйх Шовина заняться с ним воинскими упражнениями.

Женщинам смотреть на это возбранялось, однако Хрустальные Глаза тихонько забралась на крышу, откуда была видна тренировочная площадка. Они дрались на мечах — тяжелых, длинных, имеющих только одно назначение. Эйх Шовин работал мечом с умелой непринужденностью. Он, несомненно, превосходил ее двоюродного брата — и не только из-за его увечья. Он был очень быстр, как она и ожидала, и к тому же силен. Радостно смотреть, думала женщина, прижимаясь к черепице. Если у нее родится сын, быстрота и сила ему пригодятся, а если дочь, так, может быть, девочка унаследует выдержку Эйх Шовина. Если улыбнется удача, своих странностей он детям не передаст.

Настало время ее крови. И кровь пошла. Она не забеременела, и несколько ночей провела нес ним, как требовал обычай.

— Значит, мне предстоит провести тут еще сорок дней, — сказал Эйх Шовин. — Я не огорчен, хотя должен сказать, что твои родичи утомительны. Но ты мне нравишься, а мой род пока не законтрактировал меня в производители где-то еще. Как только ты забеременеешь, мне придется вернуться в армию.

— Война тебе не нравится.

— Слишком долго она длится. Вскоре начинает казаться, что все это уже случалось прежде. Существует ведь ровно столько-то способов убить или умереть. Даже моему брату не удалось найти много нового в этой области.

— Ты очень странный! — сказала Хрустальные Глаза. — Только бы это не перешло твоим детям.

— Никто еще моим родственницам не жаловался! — засмеялся он.

Разговор этот они вели над речным обрывом. Они часто завершали свои прогулки там, потому что Эйх Шовин разделял ее любовь к широкой речной долине. Листва обрела свои осенние краски, а река была темно-коричневой, точно старая бронза — везде, где не отражала небо и лес. Все словно бы менялось и перемещалось. Она посмотрела вокруг и подумала о том, что хорошо бы отправиться в путь, неведомо куда, точно увлекаемый течением ствол или птица, отдающаяся ветру.

Может, когда все это останется позади, и она забеременеет, то отправится погостить где-то. Несколько соседних родов были тесно связаны с Ахара. У нее были родственницы — женщины, зачатые мужчинами ее рода. У нее прежде даже была возлюбленная, женщина Шулновы. Они познакомились на празднике и ездили навещать друг друга, а потом война на время обрела опасный поворот, и они только обменивались вестями и подарками. Потом все оборвалось. Но можно съездить в Шулнову, навестить какую-нибудь четвероюродную сестру. И, может, она случайно встретит свою былую возлюбленную. Разве удалось бы избежать этого в таком маленьком городке?

Эйх Шовин провел ладонью по ее меху на плече.

— Я бы совокупился прямо сейчас.

— Здесь? На солнечном свету?

— Совокупляясь в темноте, мы ничего не достигли.

Кровь у нее остановилась накануне, так что совокупление было возможно, но все равно ей чудилось в этом что-то дурное. Она попыталась припомнить какую-нибудь заповедь, запрещающую совокупляться под открытым небом или пока солнце не зашло. И ничего не вспомнила, а у них с ее возлюбленной бывало и такое. Но то на празднике и с женщиной! А совокупление ради продолжения рода, конечно же, не должно быть таким причудливым.

Он нагнулся, поцеловал кончик ее уха, потом пощекотал языком внутри него.

И они совокупились у речного обрыва на засохшем лугу. Вверху парили хищные птицы. В какой-то момент в самом начале она взглянула в небо и увидела, как они поднимаются широкими кругами. А потом все куда-то исчезло. Солнечный мир вокруг словно потемнел и замкнулся в себе, а она осознавала только свое тело и тело Эйх Шовина.

А потом они лежали рядом и слушали песенки жучков. Птицы уже улетели. Наконец Эйх Шовин зевнул, при поднялся и сел.

— Вот этого я еще никогда не делала. — Он весело ей улыбнулся. — Во всяком случае, совокупление, по-моему предлагает больше разнообразия, чем война.

Они встали, почистили мех друг другу, потом оделись и пошли искать своих циней.

После этого у них вошло в привычку совокупляться вне городских стен. Время года оказалось самым подходящим — земля сухая, а жалящие и присасывающиеся жучки почти исчезли. Иной раз случались неожиданности: например, пасущийся цинь набрел на них. А один раз к ним подобрался толстенький тлай поглядеть, чем они занимаются. Он встал на задние лапки, а передние скрестил на белом меху грудки, точно рассчитав, что они до него не смогут дотянуться.

— Любуйся, любуйся, маленький обманщик, — сказал Эйх Шовин.

Зверек словно понял. Он наклонил голову и следил за ними, пока они не кончили, а когда они оторвались друг от друга, тотчас убежал.

Они все еще спали в круглой комнате наверху башни. Теперь она уже привыкла делить с ним ложе. Его запах был ей хорошо знаком, и она уютно прижималась к его широкой спине. Что ни день, мать спрашивала у нее, как и что.

— Очень хорошо, — отвечала она, но под конец сказала: — Наверное, у меня как у моей сестры.

— В таком случае, — ее мать нахмурилась, — этот мужчина проведет у нас всю зиму. Ну, права жаловаться у меня на него нет: твоим родичам есть с кем заниматься воинскими упражнениями.

Как-то утром она проснулась рано и услышала крики птичьих стай, летящих над Ахара-Цалем. Начинался осенний перелет. В болотах у реки можно будет отлично поохотиться. Она растолкала Эйх Шовина. Еще толком не проснувшись, он согласился поехать с ней в долину, и после завтрака они оседлали своих циней.

Утренний воздух был прохладен, над рекой колыхались полосы тумана. Не пройдет и икуна, как туман рассеется, а к полудню станет совсем жарко. Но пока она ощущала холодное дыхание осени. В руке она держала натянутый лук, с седла свисал колчан, полный стрел. Шовин захватил пару дротиков. Он был не в настроении убивать, сказал он.

— Но проехаться верхом — чудесно. Буду наблюдать, как ты пронзаешь птиц на лету. А если нам попадется крупная дичь, то я буду готов.

Дичи в долине было вдоволь, но она нигде не видела птиц, чьи крики ее разбудили. И они с Эйх Шовином все ехали и ехали по заброшенной дороге. Ближе к полудню впереди появились двое мужчин на цинях. Они выехали из зарослей и остановились, загораживая дорогу. У одного на руку был надет щит. Эйх Шовин ехал чуть сзади, но теперь он поравнялся с ней, держа в руке дротик.