Грешная и святая - Монт Бетти. Страница 27

– Что ты сказала? – грубо перебил ее Питер.

– Пейзаж с черепом на переднем плане…

– Я понял, о чем речь! – закричал отчим. – Мне неясно другое – какого черта ты рассказала ему об этой картине? И что еще ты успела ему наговорить?

– Я ему ничего не говорила. Он увидел фотографию в моем лондонском домике…

– Откуда у тебя эта фотография?

Он говорил с ней так грубо, что она побледнела от страха.

– Мама прислала мне несколько снимков, сделанных в твоих апартаментах прошлым летом во время одного из приемов. На них видны несколько картин. И одну из них Ричард узнал – она была украдена из какого-то музея.

– Сука! Идиотка! – прошипел Питер. – Она не говорила мне, что делала фотографии, а уж тем более что посылала тебе их.

– Не смей так о ней говорить! Маргарет не могла так поступить – она же на фотографиях! Снимал кто-то из твоих друзей, а потом послал ей отпечатки.

– И она переслала их тебе! Если бы я только о них знал… – Он осекся, но Сьюзен не составило труда догадаться о конце фразы. Он бы уничтожил снимки.

Сьюзен посмотрела на отчима с отвращением.

– Моя мать знает, что происходит? Она в курсе, что эти картины украдены?

– А кто говорит, что они украдены? Твой любовник? Он просто сумасшедший!

– Ты лжешь! Все, что мне надо уяснить, это… была ли в этом замешана моя мать?

Наступило молчание. Питер, сдвинув брови и играя желваками, смотрел в сторону, наконец он пробормотал:

– Нет. Неужели ты считаешь, что я совершенно лишен разума? Маргарет слишком глупа. Вряд ли она отнеслась бы к этому с осуждением, но обязательно проболталась бы кому-нибудь. Твоя мать не умеет хранить тайн. Она бы решила, что все это забавная игра.

Почувствовав невероятное облегчение, Сьюзен на секунду закрыла глаза, а затем спросила:

– Зачем? Зачем ты все это делал? У тебя же полно денег, ты можешь купить все, что хочешь. Зачем так рисковать из-за какой-то картины?

– А зачем ты ешь все, что попало, а потом идешь в ванную и суешь в рот два пальца? – жестко спросил он.

Она почувствовала приступ тошноты. Да. В самом деле, зачем? – подумала она с горечью. Откуда взялись все мои проблемы, моя психологическая неустроенность? Чья это вина? Моя? Или кого-то еще?

Питер поймал ее взгляд.

– Ты знаешь, что я никогда не испытывал к тебе нежных чувств. Ты была угрюмым неуклюжим подростком и сразу же невзлюбила меня. Что, впрочем, было взаимно. Очень жаль, что отец не забрал тебя к себе. Мы предложили ему сделать это, но он и слушать не стал.

От этих слов ее пронзила острая боль, хотя отчим не сказал ей ничего нового.

– Нам с Маргарет не нужен был ребенок, ты связывала нас по рукам и ногам. Не смотри на меня так, будто я причина всех твоих несчастий. Ты не имеешь никакого представления о том, почему у тебя проблемы со здоровьем, но мне об этом кое-что известно. Не думай только, что я перед тобой извиняюсь, искусство выживания я освоил не в колледже, и вопрос поначалу стоял так: либо ты, либо я. Я больше нуждался в Маргарет, чем ты. Согласен, твое детство трудно назвать безоблачным, но мне пришлось еще хуже, можешь мне поверить. Я успел побывать на том свете и вернуться обратно. Вот почему мне нужны мои картины. – Он поймал ее непонимающий взгляд. Его мощная шея покраснела от гнева, глаза готовы были вылезти из орбит. – Да, я сказал «нужны», и я выразился точно. Коллекционирование стало моим вторым «я». Это не прихоть, Боже упаси!

Она смотрела на него и пыталась угадать, что же он на самом деле собой представляет. Неужели перед ней просто-напросто грубое жестокое животное с невыносимым характером и инстинктом собственника? Он намеренно пытался разлучить ее с матерью. Ему мало было жениться на Маргарет – он хотел владеть ею безраздельно.

Питер отвернулся и стал смотреть в окно. Немного погодя он сказал, не оборачиваясь:

– Ты ничего обо мне не знаешь, девчонка! В газетах меня называют человеком, который достиг всего сам. И это правда, абсолютная правда! Я действительно добился всего своими собственными руками. Вот он я, перед тобой. И я вовсе не тот Питер Островски, который жил некогда на этой земле.

Она плохо понимала, о чем он говорит. Существовал еще один Питер Островски? Что он имеет в виду?

Его голос упал почти до шепота.

– Я родился в Одессе. Но это вряд ли тебе о чем-либо говорит – тебе ничего не известно о том мире, откуда я родом.

Он отошел от окна и снял со стены большой плакат в рамке, выполненный в стиле двадцатых годов.

– Ты это когда-нибудь видела?

Нет, не видела. Это была реклама фильма. Пролет каменной лестницы. Солдаты со штыками. Мертвец в море крови.

– Эйзенштейн, – прочитала она фамилию режиссера и вспомнила, что когда-то давно смотрела его фильм. Кажется, он назывался «Потемкин».

– «Броненосец «Потемкин». Великий русский фильм. Он основан на реальных событиях, которые произошли в Одессе в 1905 году. На боевом корабле вспыхнуло восстание, и правительство выслало войска, чтобы подавить его.

Сьюзен вздрогнула.

– Я помню знаменитую сцену из этого фильма… Вниз по ступеням лестницы катится коляска, а в ней плачет ребенок.

– Да, это именно тот фильм. Одесса – прекрасный город: весной там цветут каштаны… И все очень хорошо знают эту лестницу. Она просто великолепна… Ступени из гранита… Теперь ее называют Потемкинской. Людей, выступивших на стороне революции, стали считать героями, в их честь воздвигли монументы.

– В каком году ты уехал из России?

– Одесса находится на Украине. Ты даже этого не знаешь! Я не русский. Я украинец. – В его глазах стояло презрение.

Удивленная Сью проговорила:

– Но я всегда считала… все считали тебя выходцем из России, и ты никогда этого не отрицал.

– Я с раннего детства старался держать язык за зубами, – коротко ответил он. – Очень жаль, что ты этого не умеешь…

Сьюзен еле удержалась, чтобы не сказать в ответ какую-нибудь дерзость, но ей не хотелось, чтобы он опять вышел из себя.

Питер повесил плакат на стену и бросил через плечо:

– Это первое произведение, которое мне удалось заполучить. Я украл ее с выставки плакатов в Нью-Йорке в конце сороковых. Так я начал собирать свою коллекцию. У меня был неплохой вкус, но очень долго не было денег.

– И ты воровал? – резко спросила она.

– Только не надо читать мне мораль, малышка! Когда я увидел этот плакат, то счел себя просто обязанным заполучить его, чтобы он напоминал мне… Что есть хорошего в России, так это музеи и галереи с великим множеством бесподобных вещей и бесплатным входом.

Она слушала его внимательно и даже прониклась к нему мимолетной симпатией, хотя до этого момента испытывала по отношению к нему только отрицательные эмоции.

– Если ты голоден, то мечтаешь о еде, – сказал он, и его глаза блеснули. – Мой отец был моряком, мать разделывала рыбу на консервном заводе. Еды, простой, но сытной, у меня было вдоволь – какая-нибудь каша на завтрак, уха с куском черного хлеба на обед, на ужин опять рыба и черный хлеб. Но я ненавидел свою жизнь – она казалась мне примитивной, недостойной меня. Если бы не дед… Он был художником.

А, так вот где берет начало его навязчивая страсть!

– Его нельзя было назвать хорошим человеком, – скривил губы Питер. – Но он был всецело предан искусству. Под конец жизни он работал художником-декоратором в Одесском оперном театре. Работа занимала у него не слишком много времени, и когда мои родители уходили на работу, он часто оставался со мной в нашей убогой квартирке под крышей и рассказывал мне об искусстве Европы, показывал репродукции картин. Он водил меня в музеи, в картинные галереи, учил рисовать и писать красками. Иногда брал с собой в театр… Я мечтал стать художником, но у меня не было таланта. Вот проклятье!

Сьюзен опять охватил прилив добрых чувств к этому человеку. Как это должно быть больно – хотеть творить и не иметь возможности делать это!

– Твой дед все еще жив?