Убийца с крестом - Монтечино Марсель. Страница 35

С минуту Бобби размышлял над услышанным, затем поднял глаза на мать.

– Глупо, – сказал он.

– Ты прав, малыш Бобби. Это глупо, это подло, мерзко и ужасно – думать и говорить такие вещи! Но от того не легче. Ведь эти старые дамы действительно верили, что это именно так. Верили, как в Господа Бога.

А потому они предубеждены против нас, против всех черных. Ты меня понял?

Малыш Бобби кивнул.

– Ну вот. А еще на свете есть много людей, которые предубеждены против евреев.

– Но у евреев-то кожа не черная.

– Нет, не черная. Но люди изобрели целую тысячу причин, по которым евреев надо ненавидеть.

– Каких?

– Ну, например, они винят евреев в том, что они распяли Христа. Ну, знаешь, приколотили гвоздиками к кресту.

– Так это же давно было!

Эстер пожала плечами.

– У многих хорошая память. И две тысячи лет спустя они готовы обвинять евреев в том, что произошло с Христом. И все это время их – надеюсь, ты знаешь это слово? – преследовали! И до сих пор преследуют. И оскверняют их синагоги. До сих пор винят во всем евреев.

– Но это же несправедливо!

– Конечно, несправедливо!

– Так почему бы с ними не поговорить? Не объяснить им, что они ошибаются?

Эстер горько рассмеялась.

– С этими людьми не поговоришь, детка. Они полны ненависти и злобы.

Малыш Бобби сморщил носик и, заморгал длинными ресницами за стеклами очков.

– Но ненавидеть – это же просто глупо!

– Ты прав, милый.

– Тогда мы должны их остановить.

– Что ж, послушай, что я тебе скажу, детка. Ты будешь учиться в школе и очень-очень стараться. Вырастешь, станешь умным-преумным. И может быть, однажды изобретешь такую таблетку, от ненависти.

Малыш Бобби насупился.

– А знаешь, мам, я больше не хочу быть ученым.

– Почему?

– Я собираюсь стать телекомментатором, как Дэн Рейзер.

– Неужели? Но ведь еще на прошлой неделе ты вроде бы собирался стать лауреатом Нобелевской премии.

– Да. Но мисс Абраме говорит, что в двадцать первом веке самым значимым для человека полем деятельности должны стать средства коммуникации, общение.

– Полем?! – Эстер изобразила испуг. – Что же это? Выходит, эта белая женщина хочет, чтоб мой сыночек работал в поле, где-нибудь на хлопке, как его предки?

– Мама!

Эстер расхохоталась.

– Иди сюда, маленький! – Она похлопала рукой по мягкому сиденью. Бобби подошел и устроился рядом в ее объятиях.

– Послушайте, маленький мужчина! Слишком уж серьезный для воскресного утра получается у нас разговор. Какие у вас на сегодня планы?

– Ты о чем это? – подозрительно спросил он.

– Не желаешь ли отправиться на свидание с одной высокой, очень сексуальной брюнеткой?

Малыш Бобби нахмурился.

– Не хочу ехать к бабушке Фиббс! Потому что по воскресеньям у нее вечно торчат эти дамы из церкви и лезут ко мне со щипками и поцелуями...

– Но я вовсе не предлагаю тебе ехать к бабушке Фиббс.

– А потом должен прийти Дуэйн, и мы будем играть в бейсбол.

– Господи, я же не прошу сопровождать меня в Тимбукту, в какую-нибудь чертову даль! Просто покатаешься с мамочкой. Неужели я прошу невозможного?

На секунду Бобби задумался, потом лицо его расцвело в улыбке, и он чмокнул Эстер в щеку.

– Конечно, мамочка!

– Тогда вперед, детка! Не хочу надолго отрывать тебя от важных занятий. – Она прижала сына к себе и прошептала ему на ушко: – А тот, кто соберется последний, будет мыть посуду! – Малыш Бобби моментально вырвался и помчался наверх. Эстер – следом, хохоча и дергая его за край майки.

Двадцать минут спустя они уже катили по автостраде на Санта-Ана, в южном направлении. Смог сгустился, погода стояла совсем не воскресная. Ветви пальмовых деревьев, которыми было обсажено шоссе, казалось, поникли от выхлопных газов. Эстер подняла все стекла и включила кондиционер.

Малыш Бобби крутил ручку настройки радио, перебирая один музыкальный канал за другим.

– Эй! – жалобно воскликнула Эстер. – Это же была Уитни Хьюстон.

Но малыш Бобби, не обратив на ее слова ни малейшего внимания, продолжал крутить диск, пока не поймал трансляцию матча с участием «Энджелс». С улыбкой взглянул на мать.

– Дуэйн говорит, что «Доджерз» должны встретиться в «Энджелс» в мировом чемпионате. Матч будет транслироваться на весь мир.

– О! Вон оно что...

– Дуэйн говорит, что это в первый раз, такого до сих пор еще не было!

– Вот как?

– Дуэйн говорит, что никто из нашего класса никогда не входил и не войдет в состав бейсбольной команды.

– Знаешь, что я тебе скажу, – медленно начала Эстер, – все когда-нибудь бывает в первый раз. И нечего относиться к болтовне твоего Дуэйна как к Священному Писанию. Тоже мне, истина в последней инстанции.

– Ты так считаешь, мама?

– Я полагаю, что если ты очень сильно захочешь организовать в своем классе бейсбольную команду, никто и ничто не сможет тебя остановить.

Какое-то время они ехали молча, вокруг кипело движение. По радио диктор распространялся на тему, насколько вопиюще безграмотно в этом сезоне защищают поле у своих ворот «Энджелс». Эстер покосилась на сына.

– Малыш?

– Угу? – рассеянно отозвался Бобби. Эстер убавила звук.

– А ты знаешь, что во вторник папа возвращается домой?

Бобби поднял на нее глаза. В стеклах очков блеснуло солнце.

– Да, мам.

– Так вот, – несколько неуверенно продолжала Эстер, – я бы хотела знать, как ты к этому относишься. Ты разве не рад?

– Конечно, мама. Наверное, рад.

– Что значит «наверное»?

– Да нет, конечно же, я очень рад, и все такое...

– Ты ведь скучал по папе, правда?

– Конечно, мама. Только...

– Что только?

– Только не хотелось бы, чтоб дома у нас снова начались все эти крики и скандалы. Как раньше, когда папа приходил домой... Я не могу заниматься, когда кричат и дерутся.

Эстер почувствовала, как сердце у нее дрогнуло и словно скукожилось. Словно клочок бумаги, объятый пламенем.

– И еще, мама. – Малыш Бобби обернулся и посмотрел на нее: – Ты говорила, что папу забрали потому, что он болеет. А Дуэйн сказал, что в тюрьму попадают только плохие люди. А больных забирают в больницу.

Не мешало бы добавить крысиного яда в сладкое, когда в следующий раз этот Дуэйн забежит к ним угоститься молоком с шоколадными чипсами, отметила про себя Эстер.

– Ты совершенно прав, малыш Бобби. Но иногда люди ошибаются. Иногда они помещают больного в тюрьму, а плохих людей – в больницу.

Бобби продолжал молча смотреть на нее.

– Твой отец был болен, – твердо заявила Эстер.

– А теперь поправился?

Эстер не сводила глаз с дороги.

– Будем надеяться, что да, малыш. Мы все на это надеемся.

– Потому что я не могу готовить уроки, когда в доме шум и драка.

– Не беспокойся, детка. – Она протянула руку и похлопала сына по бедру. – Никто больше не будет мешать тебе заниматься. Никто и ничто, обещаю. Ой, мы же чуть не проскочили съезд!

Эстер резко свернула направо. Машина, ехавшая следом, тормознула и сердито засигналила. Эстер и малыш Бобби только хихикнули, съезжая на боковую дорогу, ведущую под уклон.

– Куда мы едем, мама? Я здесь раньше никогда не был.

– Это Промышленный центр, детка.

– Ну и?.. Куда мы все-таки едем?

– Я же сказала.

– Куда?

– Это сюрприз.

– А когда мы туда попадем?

– Прямо сейчас! – Эстер свернула на дорожку, усыпанную гравием и выходящую на площадку перед невысоким кирпичным зданием. За домом виднелся длинный ряд клеток, обнесенных высокой изгородью. Вывеска у входа гласила: «Центральный приют для животных южного округа». Эстер выключила мотор, и воздух наполнился собачьим лаем и завыванием. Малыш Бобби с удивлением посмотрел на мать.

– Ду-ду! – изобразила звук трубы Эстер. – Сюрприз!

Малыш Бобби перевел взгляд на здание, затем – снова на мать.

– Я что-то не пойму, мама...

– Помнишь мисс Реджину, даму, которая у меня работала?