Высокая ставка - Монтечино Марсель. Страница 38

Никогда прежде Сэл не встречал такой вульгарной и нечестивой женщины, как Ким. Даже стриптизерши с Бурбон-стрит и проститутки, среди которых он вырос, в подметки не годились этой развратнице из Кентукки. Она жила грязными шутками и мужскими ртами, жадными до ее плоти. Сэл уже шесть недель прислуживал в баре, жарил гамбургеры и не уставал удивляться ее откровенности, нетребовательности и простодушию. Когда он впервые вошел в этот убогий бар для рабочего люда, сразу после того, как сбежал из Чикаго, Ким стояла за стойкой, перетирая стаканы. Было раннее утро, в баре сидели двое завсегдатаев. Сэл держал написанное от руки объявление, которое снял с двери.

— А сумеешь ты угодить моей почтенной клиентуре? — спросила Ким. Пьяницы фыркнули.

— Я умею открывать пиво, если вы это имеете в виду.

Она наклонила голову и окинула его критическим взглядом.

— А гамбургеры поджарить сможешь? С замороженным картофелем?

— Это я прежде делал.

Она улыбнулась ему.

— А с «киской» умеешь играть? — При этих словах оба старика пьяницы чуть не свалились со стульев от смеха.

— И это приходилось делать, — ответил Сэл очень серьезно.

— Бьюсь об заклад, что это так, на тебя похоже. — Она бросила на стойку связку ключей. — Плата — сорок долларов за ночь, наличными. Один выходной в неделю. Гамбургеры и котлеты в любых количествах. У тебя будет комната наверху — нужно же тебе где-то спать. Кроме того, ты будешь иметь меня. По крайней мере один раз в ночь.

— А что потом?

— Посмотрим. Если твой хорошенький ротик действительно того стоит, у тебя будет постоянный приработок.

Сэл на мгновение задумался.

— Похоже, приработок у меня будет.

Она улыбнулась ему, затем прошла вдоль стойки и остановилась у пивного крана.

— Мне нужен мужчина, который верит в свои силы, и симпатичный.

Сэлу захотелось пива. Он посмотрел на Ким. Она крепко спала, свернувшись, как младенец в утробе. В воздухе носился запах дезодоранта. Ким пошевелилась, выпустила газы и снова уснула. Сэл поднялся и, как был, голый, босиком прошлепал по комнате к окну, чтобы осмотреть улицу. Он стал осторожным, не то что в первую неделю после своего бегства из Нью-Орлеана, когда он наделал уйму ошибок. Слава Богу, ничего не случилось, никто его не преследовал. Шестое чувство перешло у него в настоящую паранойю. Трижды за последние пять месяцев у Сэла возникало ощущение тревоги и опасности. Трижды он порывался убежать, убежать куда угодно. Трижды бросал работу в баре и поднимался к себе, чтобы упаковать свой единственный чемодан и послать все к дьяволу. Раз и навсегда.

Сэл смотрел на пустынную улицу. Наступило полнолуние, и было светло, как на рассвете. В конце следующего квартала виднелся шарикоподшипниковый завод. Это был район всевозможных фабрик, где производили то, с чем не хотели возиться японцы. «Толл Колд Уан» находился на углу, прямо напротив. Его украшала простая неоновая скульптура — длинный тонкий стакан пива с опадающей по краям пеной и сверкающее голубым светом название: «Толл Колд Уан». К бару примыкали типография и химчистка, далее шел товарный склад, магазин религиозной литературы, комиссионный и еще множество других, до самого конца квартала. Скопление рабочего люда. Прекрасное место для укрытия.

Сэл перевел взгляд на окна третьего этажа, как раз над баром, небольшое складское помещение с душем, где он жил. Он составил у стены несколько ящиков из-под вина и покрыл полотенцем. Кроме этой «мебели», здесь еще была старая кушетка, черно-белый телевизор, проигрыватель, пачка пластинок Луи Армстронга и голая, без абажура, лампочка, свисающая с потолка.

Сэл задержал взгляд на окнах своей комнаты. Кажется, он оставил свет включенным. Иначе на старой шаткой лестнице можно было сломать себе шею. Да, точно, он не погасил свет, когда поднимался наверх за ящиком «Смирновской» водки. Он готов в этом поклясться. Когда Сэл смотрел на окна, с Гранд-авеню проехала машина с включенным радио. Передавали последний хит этого хорошенького английского мальчишки с великолепным голосом. В баре Ким все время ставила эту пластинку, но Сэл готов был слушать ее без конца. Мать твою, этот парень умел петь!

Через узкий темный коридор Сэл прошел на кухню. Не зажигая света, нашел в холодильнике большую бутылку пива «Олд стайл», длинный окурок «Мальборо» в пепельнице и уселся за шаткий стол, обливаясь потом в жаркой душной кухне.

Этот затраханный англичанин пел что надо, но Сэлу на это плевать. Он обладал всеми музыкальными данными, что и этот парень. Кроме того, у него была возможность выбирать, какие песни этого гребаного мира ему петь. Он мог бы стать музыкантом класса "А". Сэл не сомневался: он пел бы не хуже, а то и намного лучше.

Сэл отпил большой глоток пива и откинулся на стуле. Больше всего из своей прошлой жизни он скучал по музыке. Только по ней. Нет, неправда. Ему не хватало накрахмаленных рубашек, отутюженных смокингов. Напряженного внимания публики и чувства радости, когда зал взрывался аплодисментами. Прикосновения микрофона к губам, тихого волшебства поющей клавиатуры под пальцами. Но больше всего он тосковал по мягкому звучанию собственного голоса, возвращавшегося к нему с мониторов. Сэл снова поднес бутылку к губам и почувствовал, как резко пахнут пальцы луком. Луком от гамбургеров, которые он готовил для фабричных рабочих, постоянных клиентов «Толл Колд Уан». Сэл подошел к раковине, намылил руки, смыл, снова намылил. Смыл щеткой с лица следы Ким Бакстер. Снял чистое полотенце, висевшее рядом с раковиной, вытер лицо и обернул полотенце вокруг шеи.

Сэл вернулся к столу, допил пиво и взглянул на светящийся циферблат над плитой: 3.57. Скоро рассвет. Пора возвращаться в свою крысиную нору и хоть немного поспать. Он мог бы отоспаться в постели Ким, но она ранняя пташка, а Сэл обычно спит до полудня. К тому же эта свинья всегда просыпается не в духе. Он выпил еще немного пива. Он никогда не думал, что будет так тосковать по музыке. Именно из-за этого он совершил ошибку. Первую ошибку за последнее время. Нет, впервые через несколько месяцев после того, как в тот сумасшедший ливень, когда Сэл улизнул из Нью-Орлеана, где он совершил целую кучу ошибок. Но две недели назад, совершил первую за последнее время. Наступил субботний вечер, один из тех, когда на человека то ли влияет полная луна, то ли в нем просыпаются какие-то скрытые желания, или еще по какой-то причине, словом, в тот вечер бар к восьми часам был набит битком, и каждый, кто входил в «Толл Колд Уан», словно заражался царившим там безумием. Перед каждым стояло по три, четыре, а то и пять стаканов. В какой-то момент Сэл насчитал целых одиннадцать «Сигрем севен» [9], и никто не требовал официанта. К десяти часам все, включая Сэла и Ким, напились в стельку. Это было веселое пьянство. Невероятно, но за всю ночь никто ни разу не подрался. Около одиннадцати Тедди, огромный рабочий в клетчатой рубашке, громко объявил, что сегодня день рождения его любимой жены, женщины усатой, с толстыми, как рождественские окорока, ляжками. Тедди требовал, чтобы присутствующие спели для нее «Счастливого дня рождения», и уже собирался применить силу к тем, кто отказывался, когда, забыв об осторожности под действием спиртного, Сэл призвал всех к тишине. Спотыкаясь, обошел стойку и направился к маленькому старому пианино в углу, заваленному телефонными справочниками и картонками с салфетками. Сбросив все это на пол, приподнял запыленную крышку и впился глазами в пожелтевшие, прожженные сигаретами клавиши. Он пробежал пальцами по клавиатуре, и на пальцах остались следы пыли.

Кто-то пододвинул ему стул, и он плюхнулся на него. Кто-то сунул ему в руку стакан, он запрокинул голову и влил в себя виски. Затем положил руки на клавиатуру и глупо улыбнулся. После нескольких аккордов он заиграл и запел «Счастливого дня рождения». Все подхватили песню, и когда стали дружно выкрикивать «Счастливого дня рождения, Маргарет» — так звали женщину, — не осталось ни одного хмурого лица. Все зааплодировали. Тедди нежно ткнул свою слоноподобную жену в бок, а Сэл взял несколько минорных аккордов. Бар мгновенно стих, и Сэл запел: