Квадрат для покойников - Арно Сергей Игоревич. Страница 42

– Эсстерлис?! – спросил Николая тот, который втянул его на крышу. – Казимир Эсстерлис?

– Не-ет! Николай я, не Эсстерлис никакой. Его нет! – не видя смысла изворачиваться, честно признался он.

Японец, пугавший Николая пистолетом, схватился за голову, нецензурно выругался по-японски и плюнул. Но тут приближавшийся гул стал сильнее, и Николай увидел на фоне звездного неба красивый иностранного производства вертолет.

– Лезь назад! Лезь домой!.. – перекрикивая шум вращающихся лопастей огромной машины, закричал японец, показывая Николаю вниз.

С грохотом и ветром вертолет завис над крышей больницы. Николай с ужасом смотрел вверх.

– Домой! Домой лезь!! – орал японец.

Открылась кабина вертолета, из нее высунулась леночкина голова, она помахала то ли Николаю, то ли его похитителям, потом оттуда вывалился рулон раскручивающейся на лету веревочной лестницы. Японцы по очереди забрались в железную машину, она еще минуту повисела над ошеломленным Николаем, потом развернулась в обратную сторону и улетела.

Николай в грустном одиночестве стоял на крыше психиатрической больницы и смотрел в сторону темнеющего вдали леса, куда умчался вертолет, неся в своем чреве иностранных граждан, неизвестно для какой нужды вытащивших Николая на крышу.

Дул ветер, пробирающий сквозь больничную фланелевую пижаму. Николай, переступая необутыми ногами, смотрел на ночную природу и совершенно не представлял, что делать дальше. Заметив веревочную лестницу, валявшуюся неподалеку, сразу отбросил мысль о возвращении на отделение тем же опасным путем.

Возле леса по шоссе проехал автомобиль с зажженными фарами, напомнив Николаю, что никому на этом свете нет до него никакого дела, и очень захотелось обратно в палату психиатрической лечебницы в теплую кровать, откуда так приятно было бы глядеть на звездное небо через надежную металлическую решетку.

От тоски, холода и возрастающей к себе жалости Николай чуть не заплакал. Не желая оставаться в этом гиблом месте, он обошел крышу и, разыскав в ее поверхности дверцу с ручкой, дернул изо всех сил… На него пахнуло вонью и теплом, это оказался вход на чердак.

Пробравшись в чердачный люк, Николай очутился на освещенной лестнице. Он спустился на один пролет и остановился возле двери отделения; стоя в носках на холодном каменном полу, Николай думал о кровати за решеткой, матюгал про себя проклятых японцев, вытащивших его на крышу, и не знал, как ему поступить: стучать в дверь и проситься на отделение либо рискнуть добраться до квартиры Владимира Ивановича пешком и как придется. Но, подумав, что если даже он и достучится до спящих санитарок и расскажет о японцах, ему все равно не поверят, а если и поверят, то уж точно из больницы никогда не выпишут.

Николай плюнул в сердцах и, спустившись по безлюдной лестнице, вышел на улицу. От темноты и ветра сразу захотелось обратно, но он, пересилив себя, зашел за угол здания и быстрыми бесшумными шагами двинулся в сторону чернеющего вдали леса – туда, где, по его наблюдениям с крыши, проходило шоссе.

В пять часов утра, устав до полного ко всему безразличия, Николай приковылял к дому. На его звонок почти сразу открыл Владимир Иванович.

– Ах это ты, Николай, – ничуть не удивившись, сказал он. – Проходи, у нас несчастье случилось…

Все бодрствовали: Казимир Платоныч среди беспорядка, заложив руки за спину, бродил по комнате взад-вперед, карлик Захарий за столом, сдвинув в сторону грязную посуду, сосредоточенно раскладывал пасьянс из карт. Николаю никто не удивился, и он, ко всему безразличный, укутался в одеяло и принялся пить горячий чай, который принес ему хозяин комнаты. Пока он пил, Владимир Иванович рассказал о пропаже Собирателя. Оказалось, что в то время, когда они извлекали из психбольницы Эсстерлиса, Труп обманом проник в комнату, разыскал мертвого Собирателя и выкрал его.

– Почему мертвого? – возразил Николай. – Он ведь спит, во сне ведь.

– Сам ты во сне! – вдруг закричал Эсстерлис, сделав несколько больших шагов к Николаю. – Мертвый он! Понимаешь, мертвый!

Бешенство Казимира Платоныча никак не подействовало на Николая. Он пожал плечами и продолжил чаепитие.

– А, может быть, в милицию обратиться, – предположил Николай, допив чай и отодвигая пустую чашку. Он согрелся, и мысли его потекли в нужном русле.

– Да вот и я предлагаю тоже, – проговорил Владимир Иванович, пугливо посмотрев на Эсстерлиса, ни на минуту не прекращавшего своего движения по комнате. – Так вот. Казимир Платоныч против.

– Как же! – остановившись и накренив вперед корпус, пострашневшими вмиг глазами он уставился на омертвевшего Владимира Ивановича. – Элоизий проклятый так тебе покойников и побежит искать по всему городу.

– Какой Элоизий? – проговорил чуть живой Владимир Иванович, не отрывая глаз.

– Какой-какой, – покачав головой, издевательски передразнил Казимир Платоныч. – Известно какой – участковый, лейтенант чертов. Зря я его оживил, гада!

– Как?! Он тоже из оживленных? – удивился Владимир Иванович.

– А кто ж ему имя Элоизия дал? Я, конечно. Вон и Захарий не даст соврать. А, Захарий?

– Как пить дать из оживленных, сам его на себе таскал, – задумчиво подтвердил Захарий, так и не подняв глаз от картежного пасьянса.

– Так тем более к нему идти нужно, – заключил Николай. – Пусть поможет.

– В том-то и дело, что он, стервец, не только помогать не станет, но и дело наше расстроит. Он меня в психушку спроваживает, чтобы я про него не разболтал, что он покойник. Вот какой стервец, мне от него жизни никакой. Зря оживлял. От этого покойника одни хлопоты да неприятности.

Казимир Платоныч опять заложил руки за спину и зашагал по комнате.

– Так что же делать? – растерянно проговорил Николай.

Казимир Платоныч, не останавливаясь, махнул рукой.

– Да уж что сделаешь. Пропал человек…

Глава 5

Притащив завернутого в ковровую дорожку Собирателя к себе домой, Труп, не разворачивая, положил его в угол, а сам сел в кресло передохнуть.

Сегодня, битых три часа проторчав в парадной напротив дома Владимира Ивановича, он, наконец, дождался, когда хозяин квартиры в компании с мерзким карликом и молодым человеком ушли куда-то. Обманул своего знакомого идиотского человека, проник в квартиру и утащил труп Собирателя. Операция прошла успешно. Теперь пускай поищут, побегают!

Беспокойство и душевная неуравновешенность подняли Трупа с кресла и повлекли к окну. Минуту он созерцал мирный пейзаж улицы с кустиками на газонах малолюдной улочки, скамейку возле парадной, на которой с газетой сидел японец. Все казалось безобидным, и все же Труп был неспокоен. Ушибленная голова ныла, усугубляя тоску.

Труп подошел к ковру, развернул его и осмотрел тело мертвого Собирателя. Ничто не выдавало в нем прежнего биения жизни, труп и труп. Трудно было представить, что когда-то он ходил, разговаривал… был одушевлен. Унылый Труп стоял над телом, глядя на него с непривычным и незнакомым чувством откуда-то взявшегося страха. Конечно, случалось, что он боялся: за свою свободу, за свою жизнь, здоровье… Но появившееся сейчас чувство не походило на знакомые ему. Этот страх был мистическим, неизвестно перед чем, словно стоял Труп на рубеже жизни и смерти. Шел, шел и, дойдя до этого рубежа, остановился и, увидев его вдруг, ужаснулся. А рубеж вот он – шаг до мертвого тела…

Труп отвел глаза от Собирателя и отошел к окну, подальше – не от покойника – от рубежа смерти.

Никогда, пожалуй, Трупу не было так жутко. Он вдруг ощутил себя стоящим в гигантском морге в окружении всех тех десятков трупов, которых он наделал за свою жизнь. Весь мир чудился ему моргом, и он один живой, и от этого становилось еще жутче. А самый непокорный покойник, лежащий у него за спиной, гонится за ним и не хочет оставить, то там, то тут прикидываясь живым. И с ним нужно бороться, нужно победить… Но как победить покойника?!

В ушах Трупа поднялся уже знакомый ему звон, он приближался, нарастая, занимая все пространство мозга, весь мир… Достигнув своей наивысшей точки, он лопнул, исчез вместе с болью. Оглушенный Труп несколько секунд стоял, зажав уши, потом оглянулся на покойника, сел в кресло. Нужно было восстановить силы.