Квадрат для покойников - Арно Сергей Игоревич. Страница 55
– Ну, а смысл какой? Все равно умрет.
– Смысл был. Смысл, оправдывавший все эти старания, был в этом самом сверхсекретном институте, из которого подземный ход ведет в мавзолей. Все эти годы он беспрестанно работал над секретом пробуждения.
– Так они не знают, как оживлять? – изумился Николай.
– Я предполагаю, что Казимир Платоныч единственный, кто владеет этим древнейшим искусством. Но усилия института направлены не только на поиски секрета пробуждения, но и на задержку процесса старения организма в первые часы после пробуждения. Ведь давно замечено, что человек, пробудившийся после летаргического сна, в первые же часы наверстывает ушедшее время; и его лицо, не изменившееся во время сна, после пробуждения начинает стариться. Преодолеть феномен старения – вот задача, стоящая наравне с пробуждением. Но Казимир Платоныч уверен, что этого не случится. Возможно, он знает какой-то секрет… Но вам, наверное, неизвестно, – продолжал научный сотрудник смерти, – что сразу после смерти Сталина, главному архитектору страны Колю центральным комитетом КПСС была поручена разработка плана строительства пантеона. В пантеоне намеревались выложить на обозрение народных масс политических вождей. Вы, конечно, понимаете, с какой целью это было задумано. Много было "посвященных" в политбюро ЦК, и, конечно же, они хотели официально забить себе местечко в усыпальнице. Коль немедленно приступил к разработке проекта пантеона. Масштабы строительства поражали. И чем дальше Коль работал над проектом, тем больше размеры пантеона расширялись. Дважды он выступал перед политбюро ЦК. Только по самым скромным подсчетам надлежало снести целый район Москвы, и это непременно бы сделали, если бы разработку не остановили известные события, когда к власти пришел Никита Хрущев. Ну, а дальше вы знаете. Спящего Сталина он уничтожил, конечно, умышленно. Он не мог не знать того, что тот спит.
– Ну хорошо, а остальные правители: Брежнев, Горбачев, – знали секрет усыпления? – спросил заинтересовавшийся Николай и нагнулся ближе к собеседнику.
– Вряд ли, они из другого поколения. Ильич, Сталин и их приспешники – убийцы, зэки – по тюрьмам всю жизнь скитались. А эти…
Алексей пренебрежительно махнул рукой.
В дверь забарабанили. Николай вздрогнул, они встревоженно переглянулись.
– Кто там? – спросил Николай грубо, подходя к двери.
– Я это, – донесся из коридора голос карлика. Николай приоткрыл дверь, карлик проскользнул в щель и быстро закрыл за собой дверь на замок. Рука его все так же сжимала рукоять молотка, покрытое щетиной лицо выглядело суровым и осунувшимся.
– Дрянное дело. Стыбзили Казимира или… – он сделал паузу и обреченно вздохнул, – или убили и в окно выкинули. Я весь поезд на уши поставил – нету его в поезде. Если Эсстерлису башку проломили, на фига нам этот соня, – Захарий осерчало пнул багажное отделение ногой. – Корми его ананасами, икрой, цыплятами табака… Жратва теперь по талонам – на него не напасешься.
– Он немного продуктов требует, – вступился за спящего Алексей, улыбнувшись невесело.
– Пусть только потребует! – сердито пробурчал Захарий, сжав молоток до белизны пальцев и отворачиваясь к окну.
За окном моросил дождь, поезд мчался мимо болот, лесов, жалких лачуг вымирающих колхозников. И была в этом заоконном движении необъяснимая тревога, она висела над землей невидимой вуалью. И казалось, что в мире произошло что-то очень грустное.
До самого Ленинграда из купе не выходили и почти не разговаривали.
Глава 4
Поезд прибыл в Ленинград вечером. На разведку послали Николая. Он вышел из вагона, подозрительно рассматривая толпившийся на перроне народ. В группе встречающих мелькнуло и исчезло японское лицо, но, возможно, что это Николаю почудилось. Через стекло он дал знак, и вскоре карлик с Ильичом на плече и сопровождавший его Алексей вышли. Народу было много. Люди выглядели сумрачными больше, чем обычно. То в одном месте, то в другом мелькали милицейские фуражки, но друзья в ту сторону не шли и опасные места обходили. По всему было заметно, что известие о похищении из мавзолея, в городе, носящем имя спящего, огорчило жителей. Глядя на скорбные озабоченные лица прохожих, Николай удивлялся – он не предполагал, что мертвое тело любили до такой степени, и что его исчезновение так опечалит массы народа.
Из безопасности решили идти проходняками. Как всегда, проводником был Захарий. Он вел компанию, безошибочно держа курс к дому. Часто попадавшаяся на улицах милиция с дубинами их не трогала и не останавливала. Как видно, появления знаменитого трупа в городе не ожидали. Кроме обычного интереса, который вызывают у людей среднего роста и со средними умственными способностями карлики и уроды, Захарий с ношей ничем внимания к себе не привлекал.
Дверь им открыл Владимир Иванович.
– Казимир не появлялся? – с порога спросил Захарий.
Но, увидев недоумение в его глазах, махнул рукой и протопал в комнату, Алексей с Николаем проследовали за ним. Дверь в комнату Валентина приоткрылась и в коридор высунулось его перемазанное помадой заплаканное лицо. Вероятно, у него снова были семейные неприятности.
В жилище Владимира Ивановича царил все тот же беспорядок, и почти ничего не изменилось, только высыпавшиеся из шкафа платки никто не собирал – они так и лежали на полу горой.
– Неужели удалось? – с ужасом и в то же время с восторгом глядя на принесенный Захарием тюк, проговорил Владимир Иванович.
– Удалось-удалось, – пробурчал недовольный Захарий. – Куда теперь его девать только?
Он затолкал спящего Ильича под стол, кинул на него пару охапок узловатых платков, а сам, злой, сняв халат, уселся за стол и закурил.
– Неужели снова японцы? – спросил Владимир Иванович.
Но карлик ему не ответил. Долго сидели молча.
– А Собиратель к себе домой пошел. Его сама Мария Петровна пригласила – пожалела, – сказал Владимир Иванович.
Услышав о Собирателе, Николай вздрогнул – он вспомнил ту шуточку, которой пошутил с ним Собиратель… А может быть, и не пошутил, может быть, это приснилось ему.
После ужина устроили совет. И около часа спорили, как поступить. Владимир Иванович и Алексей настаивали на заявлении в милицию, Захарий, понимая щекотливое положение Эсстерлиса и его статус беженца из психбольницы, был категорически против. Николай придерживался нейтральной позиции.
– Я бы, конечно, сам попробовал его пробудить. Я ведь кое-чему у Казимира научился. Подглядел кое-что. Но боюсь впервые за такую крупную птицу браться. Потренироваться бы на ком.
– А вдруг ты где-нибудь не дожмешь? – предположил научный сотрудник смерти, с подозрением глядя на Захария.
– Пережать могу, – согласился тот. – А если Казимир в Америке, тогда что? Но в милицию на друга я заявлять не дам. Его если и освободят, то до ближайшего дурдома. А там выкрадывай его. Не знаю, что и хуже – Америка или дурдом. Давайте до утра обождем, там видно будет.
Улеглись в час ночи. Николай долго не мог уснуть. Ему все казалось, что он в поезде, и, лежа в темноте, он припоминал события дня, в который раз задаваясь вопросом: "А было ли все это? Могло ли быть?.." Но ответить затруднялся. Так в недоумении и уснул.
Утром все проснулись одновременно от звонка в прихожей. Потом кто-то тяжело протопал по коридору, вскрикнул, и тут дверь открылась, и в комнату вошел Казимир Платоныч.
– Я всю ночь бодрствую, с бандитами воюю, а вы тут спите! – воскликнул он.
Только что проснувшийся Николай не удивился появлению Эсстерлиса, да, похоже, и никто не удивился. И только прямолинейный Захарий, протирая глаза, сказал:
– Орешь ты что-то громко, Казимир.
За завтраком Казимир Платоныч рассказал, как трое здоровенных англоязычных громил подстерегли его около туалета, прыснули в лицо какой-то гадостью, а больше он ничего не помнит. Очнулся он в грязной комнатушке без окна на кровати, прикрытый по самые глаза вонючей тряпкой. Руки связаны, ноги тоже, так что ни встать, ни повернуться. Рядом в кресле спал мужчина. Слышит вдруг Казимир Платоныч – дверь скрипнула, вошел кто-то, а голову, как назло, не повернуть. Тихонько крадется. И видит боковым зрением, что подходит кто-то к спящему в кресле и бьет его по шее ребром ладони. Страшно ему сделалось. А ну как и его очередь придет? Хотел закричать, да рот пластырем заклеен. Свалил пришелец безжизненное тело на пол и что-то делать с ним начал. Что? Не видел Эсстерлис, слышно было только, как сопит он над телом. Посопел, пошебаршил и ушел тихонько. Долго лежал еще Казимир Платоныч в одиночестве. Потом ворочаться стал, крутиться, извиваться… с кровати на пол упал. Добрался до тумбочки, кое-как достал лежавшие на ней ножницы и перерезал веревку. Уж сколько промучился, трудно сказать, но никак не меньше часа. Тот, который в кресле сидел, без белья на полу лежит, даже носков не осталось – чистая работа. Вышел в другую комнату, там еще двое без единого носка на теле. И видит Казимир Платоныч, что все они трое промассированные. Значит, и был это тот самый убийца, за которым покойников приходится оживлять. Не заметил он Эсстерлиса, иначе уснул бы и он безвременно, и некому было бы его пробудить. Трое – свеженькие, только что промассированные – для Эсстерлиса пустяк. Сделал он им массаж и, пока те очухивались да в себя приходили, драпанул. Оказалось, дом недалеко от станции. Первым поездом прикатил.