Квадрат для покойников - Арно Сергей Игоревич. Страница 8

– Так как насчет комнаты? Снять желаете?

Дворничиха монотонно шаркала метлой, не пропуская ни сантиметра поверхности двора; вокруг нее буцал откуда-то взявшийся идиот.

– Комнату?! Вы сказали, комнату снять?!

– Ну, конечно, комнату. А что же, голову по-вашему?

– Так вы сдаете?! – все еще не веря в свое счастье, воскликнул я.

– Если хотите, сдаю. Здесь, в этом дворе. Пойдемте, взглянете – может не понравится. Конечно, не хоромы: комнатка так себе и кровать не такая широченная, зато окно на улицу… – говорил он, войдя в парадную и поднимаясь по лестнице.

Я поднимался за ним вслед.

– Квартира тоже на третьем этаже, правда, не отдельная – еще жильцы есть, но все спокойные, будьте нате, приставать никто не будет… Тихо! Замри!

Провожатый вдруг остановился на лестничной площадке, прислушиваясь. Я по инерции сделал еще шаг.

– Замри! – прошипел комнатосдатчик, повернувшись ко мне вполоборота и положив конец трости мне на плечо.

Он глядел на меня с такой ненавистью, что мне сделалось нехорошо и захотелось уйти поскорее, навсегда. Откуда-то издалека до моих ушей донесся то ли стон, то ли вой… Но я не был уверен, что это мне не послышалось под жутким взглядом моего нового знакомого.

– Кстати, мы еще и не знакомы, – сказал он, неожиданно переменившись лицом в лучшую сторону, снял трость с моего плеча и протянул руку. – Казимир Платоныч Эсс-тер-лис.

Свою странную фамилию он произнес по слогам с тем, чтобы я усвоил и запомнил ее получше.

– Очень приятно, а меня Николай, – сказал я, пожимая руку.

– Очень хорошо, Николай. Вот и наша дверь, – Казимир Платоныч зашарил по карманам, доставая всякую карманную мелочь. – Ну так и есть, выскочил и ключи забыл… Звонить придется, – сказал он как-то неуверенно.

Он долго вдавливал кнопку звонка. Наконец за дверью послышался лязг замка, и дверь слегка приоткрылась.

– Это я – Казимир Платоныч! Не бейте, Марфа Семеновна! Я с новым жильцом! – прокричал Казимир Платоныч в щель и только после этого осторожно потянул за ручку. Дверь открылась, но на пороге никого не было. – Не бейте, это я с новым жильцом! – опять в темноту прихожей крикнул Казимир Платоныч. – Заходите, не бойтесь, – кивнул он мне и улыбнулся.

Я вошел в пустую темную прихожую и остановился, не зная, куда идти дальше. Немного задержавшись на лестнице, вошел и Казимир Платоныч.

– Вот и Марфа Семеновна, познакомьтесь, – сказал он, включая свет и закрывая дверь на лестницу.

У стены возле двери оказалась притаившаяся старушка с железным ломом наперевес, в красной мотоциклетной каске на голове, за поясом у нее был ржавый зазубренный серп. Она стояла, глядя на меня не мигая.

– Вот, запомните этого молодого человека. Он у нас жить тоже теперь будет. А это Марфа Семеновна, по возрасту ровесница революции – женщина героическая, гроза воров-домушников.

Старушка все так же, ни разу не моргнув, смотрела прямо на меня. Казимир Платоныч сделал к ней шаг, помахал перед глазами рукой, потом отогнул нижнее веко сначала у одного, затем у другого глаза и постучал костяшками пальцев по каске. Старушка встрепенулась и молча, ни на кого не поглядев, прошла мимо нас в другой конец прихожей и исчезла за дверью.

– Если в звонок звонишь – будь осторожен, входи с оглядкой, а то получишь по лбу ломом. Она так одного вора поймала, а он во всесоюзном розыске… Беднягу еле откачали в больнице. Вот и комната, смотри сам.

Достав из-за плинтуса ключ, Казимир Платоныч открыл замок и, отворив дверь, пропустил меня вперед.

Комната была очень мала и редкой формы: с расширением от двери к окну. По левой стороне стояли кровать, тумбочка и кресло, по правой – письменный стол и черное пианино. Между всем этим оставался узенький проход. Словом, не разгуляться.

– Пианино не играет. Так, для мебели стоит, – сказал Казимир Платоныч. – Зато все остальное исправно.

– По-моему, хорошая комната. Мне подходит, – сказал я, обрадовавшись письменному столу с настольной лампой, за которым мне суждено было продолжить работу над романом.

Мы обговорили цену, я заплатил за месяц вперед и, наконец, оставшись один, достал из сумки полотенце, мыло и пошел искать ванную.

В прихожей уже никого не было, на стене рядом с моей дверью висело что-то, тщательно прикрытое материей. Подумав, что это картина, я из любопытства отогнул край тряпки и увидел худое лицо с ввалившимися глазами, непричесанной головой… Я не сразу признал унылую физиономию, глядящую на меня с интересом.

– Господи! Это ж зеркало, – я отпрянул, прикрыв отражение. – Чего это они зеркало-то завесили?..

После умывания я снова отогнул материю на зеркале и снова полюбовался своей внешностью. Огорчившись, вошел в комнату, разделся и лег спать. Ведь за сегодняшнюю ночь, проведенную у сверхсексуальной дамы, выспаться мне не удалось.

Снилось мне что-то нехорошее. Во сне я метался и, кажется, даже кричал, но сна не запомнил.

Проснулся я около трех часов дня, одолеваемый мухами, резвившимися на моем лице и руках. Утром я не заметил, что в комнате их проживало такое количество. Одичав без человеческого тепла, они ползали по мне взад-вперед, спаривались и вели себя неприлично. Я нашел в углу мухобойку и около получаса казнил их на стенах и мебели. Умаявшись от смертоубийства, я оделся и, собираясь обследовать квартиру, приоткрыл дверь. Откуда-то, должно быть, из кухни, до меня донесся женский голос. Я повременил выходить, оставшись у щели.

– Я не могу больше! Заманало!.. – кричала женщина со скандальными интонациями в голосе.

– Бу-бу-бу-бу… – ей в ответ низкий мужской голос. Слов я никак не мог разобрать, хотя и вслушивался изо всех сил; вероятно, он и старался говорить тихо, так, чтобы кроме женщины его никто не слышал.

– Ни разу больше не спляшу! Ни единого! За вашу поганую комнату!..

– Бу-бу-бу…

– Плевала я на ваших покойников! Сами перед ними пляшите!

– Бу-бу-бу-бу-бу…

– Что?!! Это я-то?!! Ты сам козел старый!! Это я?!!

Зазвенело стекло.

– Бу-бу-бу… Бу-бу-бу…

Открылась дверь и из кухни вышел с виду сильно рассерженный Казимир Платоныч. Я отпрянул в глубь комнаты.

– Никогда больше перед твоими погаными мертвяками плясать под твою дудочку не стану! Козел старый!!

Петли снова скрипнули, и женский голос уже в прихожей произнес несколько нецензурных выражений, потом где-то демонстративно закрылась дверь.

Когда все стихло, я вышел из комнаты.

Из просторной прихожей с четырьмя дверями небольшой коридор вел к туалету и ванной. В кухне никого не было. Я зашел и огляделся: по стенам стояли пять кухонных столов, с лампочки без плафона свисала мухоловная лента, вся заклеенная мухами, так что на ней живого места не осталось. Я выглянул в окно. Окно выходило во двор. По двору, не пропуская ни одного сантиметра отделенного ей ЖЭКом пространства планеты, продвигалась дворничиха с лохматой метлой и мела, и мела… а идиот вокруг нее и топал, и топал…

– Привет.

Я повернулся к двери. В кухню вошла девица лет двадцати пяти. Я сразу узнал ее голос, это она минуту назад скандалила с Казимиром Платонычем.

– Ты чего, наш новый сосед?

Лицо у нее было сильно накрашено, футболка, под которой бюстгалтера не имелось, обтягивала стоячую грудь третьего номера. Но самым замечательным в ней были ноги: длинные, полные и, если кривоватые, то только самую привлекательную малость. Она знала своим ногам цену, и прятать их от чужих глаз не намеревалась. Кожаная юбка на ней являлась чисто символическим украшением.

"Ух ты, черт!" – подумал я, лихорадочно домысливая прикрытые одеждой части ее тела.

– Ты чего молчишь-то? Языка нет? – спросила она, подойдя к столу и выдвинув ящик.

– Я и не молчу, – сказал я, дыша с трудом. – А ты что, тоже в этой квартире живешь?

Она кивнула и, закурив сигарету, оперлась рукой о стол.

– Тогда мы, может, вечерком встретимся? – предложил я, присев на подоконник. – Бутылочку винца выпьем, поговорим… Меня Николаем зовут.