Живодерня - Арно Сергей Игоревич. Страница 99
С того дня, как в квартире Сергея поселился горбун, жизнь приобрела совсем иной образ. Теперь за горбуном велось круглосуточное наблюдение. Весь его бред, все его россказни записывались на диктофон. Как только горбун входил в контакт с братом-близнецом, к нему подбегал "дежурный" (Сергей или Илья) и, подставив к его губам диктофон, записывал его бред. Карина помогала им днем. Из множества белиберды нужно было вычленить нужную информацию, а ее в рассказах горбуна было множество: и расположение лабораторий (оказывается, были там и лаборатории), и схемы руководства подземного города, и даже агенты, работающие на племя в государственных структурах. Но все эти важные сведения нужно было выбрать из бессмыслицы мусора, наваленного в его речах. А как раз для этой огромной и кропотливой работы не находилось времени. Записанные пленки нумеровали, складывали в одно место и снова записывали. Часто рассказы повторялись… но их все равно записывали. Скоро у Ильи от этого бреда голова пошла кругом, и он уже не вслушивался в то, что говорил горбун, опасаясь свихнуться от этой, возможно, заразной околесицы. Зато Басурман не боялся. Он с огромным интересом слушал горбуна-бредовика, проводя возле него с открытым ртом часы напролет. Что слышалось оторванному от родной гвинейской почвы страннику в словесном наборе неизлечимого шизофреника? Что привлекало его в неясных речах? Это оставалось для всех загадкой.
Так прошло две недели. О Китайце не поступало никаких известий. Волна насилия, прокатившись по городу, за семь летних дней поглотила несколько десятков крупных бизнесменов, руководителей криминальных структур города, принесла колоссальные убытки двум банкам да и просто нервотрепку представителям властных структур и схлынула. Все эти для кого маленькие, для кого большие неприятности начали забываться. Нет никакого Китайца, и не было. Словно и не просыпался он никогда… Спите и вы спокойно, кто жив пока: бандиты и представители бизнеса. В городе стало спокойно – даже несчастных случаев стало меньше, даже карманники будто покинули город и квартирные воры убрались, даже в транспорте ругались меньше и продавцы сделались культурнее – не обсчитывали.
Внимательный Сергей все время проверял окружающую среду на предмет наблюдения за его квартирой, но ничего не замечал… Впрочем, иногда он морщился от неприятного чувства… Нет, за ним не следили, но кто-то все же поглядывал. Сергей не опасался того, что где-нибудь стоят микрофончики. Пускай записывают: серьезные разговоры дома вести было не принято, а из бреда душевнобольного горбуна что-либо выяснить мог только человек, который знал, что нужно выяснять.
Осень была дождливая.
Несколько раз уже за последнюю неделю приходил Свинцов занимать денег. Он истрепался еще сильнее и находился в подавленном состоянии духа: пропал Китаец. Для Свинцова пропажа из жизни главного врага была равносильна краху всей жизни. Отпадала нужда жить дальше, и он растерялся.
– Что-то он, проклятый, наверное замышляет,-говорил Свинцов, с ненавистью почесывая под рубашкой. – Что-то готовит.
Карина его не любила, боясь заразиться от Свинцова вредными насекомыми и чувствуя себя в доме у Сергея почти хозяйкой, покрикивала на бывшего капитана милиции, а за глаза обзывала "бомжом" и науськивала Сергея не давать ему денег. Но Сергей ее не слушал.
Для жизни у них денег хватало: год назад Сергей получил наследство из Финляндии и теперь тратил его, в случае надобности снимая деньги с книжки. Кроме того, Басурману родители прислали из Гвинеи значительную сумму, и Карина денег не жалела.
В один из своих приходов Свинцов признался, что побаивается, как бы претендующие на власть в городе банды не прикончили Китайца. И хотя он не верит в эту возможность, но все же опасается. Ведь он собрал так много важного материала, что Китаец (дай Бог ему здоровья и долгих лет) ни за что уже от суда не отвертится.
Но в целом настроение у него было паршивое. Начинались заморозки. В голубятне, где он привык жить, становилось холодно.
Сергей, пожалев Свинцова, попросил как-то Илью отвезти ему в голубятню рефлектор. Сам Сергей с утра уехал по делам, горбуна Илья оставил на попечение Карины и, уложив обогреватель в полиэтиленовый пакет, отправился в голубятню к Свинцову.
Но не успел Илья выйти из подворотни, как прямо около него остановились "жигули". Водитель, высунувшись в окошко, приветливо улыбнулся.
– Илья, здравствуй. Хорошо, что я тебя встретил, – сказал незнакомый водитель. – Сергей просил тебя привезти. Садись на заднее сиденье.
Он открыл дверцу.
– Да мне тут… в одно место надо…
– Вы потом с ним съездите. Давай скорее, мне еще на работу нужно успеть.
Илья с неохотой сел на заднее сиденье. У водителя было круглое доброжелательное лицо, коротко подстриженные волосы. И все же сердце неприятно защемило. "Зачем я сел в машину?! Вот дурак! Хотя, ведь он один. Если бы еще кто-нибудь с ним был, – рассуждал Илья, поглядывая на его массивный затылок, – ни за что бы не сел…"
– А меня Сергей попросил за тобой заехать. Меня, кстати, Коля зовут, – между тем говорил водитель. – А у меня в этих краях дела были. Ладно, думаю, заеду…
Они свернули на другую улицу. У поворота, просительно подняв руку, голосовал мужчина в плаще.
"А как он меня узнал? – вдруг подумалось Илье. – Ведь мы с этим Колей впервые видимся… Вот, влип опять".
– Возьмем попутчика, заработаем? – спросил Коля, как будто прочитал мысли Ильи и тут же решил их опровергнуть. Не дожидаясь его ответа, затормозил.
У Ильи отлегло от сердца: раз он собирается кого-то подвозить, значит, не похититель. Будь он похититель, наверняка бы никого брать не стал.
– Возьмем, – облегченно сказал Илья, хотя Коля уже остановил машину.
Мужчина в плаще улыбаясь открыл дверцу и махнул кому-то рукой, тут же от стены дома отделились два человека и заспешили к машине.
– Ну вот, а то голосуешь, голосуешь… Поехали, – проговорил человек, усевшись на переднее сиденье. Двое его друзей сели рядом с Ильей, один с одного, второй с другого бока. Илье сразу стало тесно от их широких плеч и жутко от их угрюмых физиономий.
– Дождь, наверное, опять будет, да? – проговорил мордоворот с переднего сиденья, показав свой профиль с перебитым носом боксера.
– Да, не иначе, – отозвался Коля. – Вся осень такая наверняка будет. Как всегда…
Двое соседей Ильи угрюмо молчали, глядя вперед. Тот, который сидел слева от него, постоянно теребил свой нос (такая, видно, у него была привычка). Илья был полностью нейтрализован, ему было даже трудно пошевелиться, не то что оказывать сопротивление. Какое уж тут сопротивление!..
"Ведь они не сказали, куда им ехать! Значит, заодно… Да, конечно. Это люди Китайца! Неужели опять психушка?! Боже мой!! Только не это! Только не это!! – Илья обливался потом. – Только не обратно в психушку. Все что угодно!.. Но не это!.."
Он, выпучив глаза, смотрел вперед и твердил про себя одну-единственную фразу: "Только не это!.. Только не это!.." – уже не понимая, что творится вокруг него. Илью охватил дикий ужас, при котором либо хочется, бешено завизжав, броситься вон – неизвестно куда, зачем, без надежды на спасение, просто, визжа, рваться, бежать, кусаясь, царапаясь, сокрушая все на своем пути, либо сидеть без движения, окоченев, потеряв счет времени, ощущение окружающей обстановки…
Только не психушка!!!
– Вот всегда синоптики неправду говорят,-сокрушался между тем мордоворот на переднем сиденье. – Мы, вообще-то, работники коммунального хозяйства. Вот это инженер по сантехнике.-Инженер-мордоворот, без конца теребивший нос, кивнул. – Это управдом. – Он указал на второго мордоворота. – Если б мы неправду своим жильцам говорить стали, так нас бы они разорвали.-Он повел боксерскими плечами. – А синоптикам все можно. Управы на них нет…
Состояние оцепенения прошло. Илья водил обезумевшими глазами – то на одного работника коммунального хозяйства посмотрит, то на другого. У работников жилищного хозяйства под плащами явно было спрятано стрелковое оружие. У инженера-сантехника, сидевшего слева, Илья ощущал боком что-то твердое под мышкой, может быть даже автомат.