Последний танцор - Моран Дэниел. Страница 76

Роберт проснулся около десяти вечера. Дэнис сидела в кровати и в упор разглядывала его со странным выражением на лице.

— Где Дван?

Японец несколько раз моргнул, отгоняя сон, и выпрямился в кресле.

— Скорее всего, сидит под дверью твоей палаты. Я его там уже не раз замечал.

— Приведи его.

Роберт кивнул, но не сдвинулся с места.

— Сначала скажи, как ты себя чувствуешь?

— Нормально. Местами побаливает, и есть очень хочется, но в целом порядок. — Она на мгновение замолчала, как будто прислушиваясь к своему организму. — Остались, правда, кое-какие осколки, фрагменты, но большую часть я сумела выбросить из памяти. Думаю, это спасло мне жизнь.

Роберт не решился уточнить, что она имеет в виду.

Он говорил долго, очень долго, а когда наконец иссяк, воцарившаяся тишина показалась слушателям осязаемой, как живое существо.

Роберт сидел в своем кресле, Дэнис в кровати. Лицо ее все еще оттеняла нездоровая бледность, в то время как Дван, излагая свою историю, был бодр, полон энергии и все эти часы оставался на ногах, как часовой на посту.

— "Разведслужба Объединенной Земли", — задумчиво повторил японец.

— Да, так там и было написано, — сухо подтвердил Дван.

— Я помню, — тихо сказала Дэнис. — Не все, конечно, но это помню точно: надпись на нагрудной нашивке.

Роберту только и оставалось, что переводить взгляд с одного на другую. Дван сжалился над стариком и пояснил:

— То были слова из языка, очень похожего на английский, Ночной Лик, но написанные арабским шрифтом.

— Охотно верю, но такого учреждения не существует, иначе я бы о нем непременно слышал, — заметил шивата.

— Послушай, Ночной Лик, когда я был молодым — еще моложе, чем присутствующая здесь госпожа Кастанаверас, — и циничным, как это свойственно молодости, я считал Межвременные Войны досужим вымыслом, религиозной притчей, на которую не имелось ссылок даже в священной для каждого Защитника книге «Времена легенд». Но ты прав, старик, такой конторы действительно не существует.

— Пока, — тихо добавила Дэнис.

3

В геометрическом центре святилища на небольшом возвышении, высеченном из серого камня, лежала книга в тисненом переплете под названием «Времена легенд».

Дван не только не читал ее — даже в руках не держал. Защитникам дозволялось знакомиться только с сильно сокращенными и адаптированными версиями. Иногда, правда, Танцоры перед началом представления приводили на память выдержки из полного издания, но за всю свою не столь уж долгую жизнь он познакомился в лучшем случае едва ли с сотой долей всех содержащихся в ней притч, апокрифов, преданий и легенд.

Дван стоял на коленях спиной к возвышению и покоящейся на нем книге и молился Богу Игроков.

Вряд ли кто-нибудь из верующих современников Дэнис Кастанаверас связал бы произносимые им слова с молитвой в ее христианском понимании. Двану в свою очередь сама концепция обращения к богу с персональной просьбой показалась бы дикой и граничащей с ересью. Если бы кто-то вдруг выступил в его присутствии с подобной идеей, он, скорее всего, ответил бы, что у Великих хватает своих забот и без того, чтобы вмешиваться в дела смертных. Его с детства учили, что молитва предназначается для очищения и совершенствования возносящего ее; она дает толчок к самоанализу, пробуждает мысль, позволяет молящемуся услышать голос божества — в том случае, разумеется, если божество соизволит его подать.

Стоя на коленях, Дван возносил молитву Богу Игроков. В своей жизни он лишь однажды услышал ответ. Это случилось в раннем детстве. Тогда он тоже преклонил колена перед Безымянным Богом и попросил наставить его на пути к осуществлению заветной мечты стать Танцором. Всего на мгновение ожило изображение бога, обратившись к нему таким чистым и звучным голосом, что Дван ни тогда, ни после не усомнился в реальности происходившего. Слова Безымянного навсегда запечатлелись у него в памяти:

— Нет. Эта стезя не для тебя.

Тело, окутанное плащом-невидимкой, не испытывало холода, а вот открытое лицо изрядно мерзло под мощным потоком холодного воздуха из ближайшего вентиляционного люка. Впрочем, на физические неудобства Дван обращал не больше внимания, чем на течение времени. И молиться закончил не раньше, чем всем своим существом почувствовал, что на сегодня достаточно.

Проблема Седона по-прежнему сидела занозой, но это его как раз нисколько не удивляло.

Дван поднялся, коротко поклонился Богу Игроков — ни на волосок ниже, чем тому же Маре или кому-нибудь из Старейшин, — и громко произнес:

— Всегда к вашим услугам, мой господин. — И покинул святилище.

На выходе его встретил Защитник ДжиАльвенМутара'Кладди, явно дожидавшийся, пока Дван закончит молиться, но не осмелившийся потревожить его в Храме. Первые же слова Кладди подтвердили его догадку. Понизив голос до конспиративного шепота, хотя в коридоре, кроме них двоих, никого больше не было, тот сообщил, что Двана срочно желает видеть Хранительница.

Уточнять, какая именно, нужды не было — на борту присутствовала лишь одна Хранительница Пламени.

Если не считать охраны еретиков, важнейшей задачей контингента Защитников было обеспечение безопасности Хранительницы. Обе эти обязанности имели, по сути, немало общего. Предметом особой гордости Двана являлось то обстоятельство, что Избранная для наложения первого и последнего слоя защитных пентаграмм вокруг узилищ восьмерых Танцоров госпожа Сэлия из клана Эа'Тбад была его землячкой и Хранительницей Пламени в Храме города Дешего, расположенного по соседству с его родным Кюльеном. Остальные слои накладывали другие Хранители и Хранительницы, но их на борту не было, тогда как присутствие госпожи Сэлии оставалось единственным, что поддерживало защитный потенциал ограждения. Если вдруг произойдет что-то непредвиденное и она умрет, пентаграммы долго не продержатся. Тогда Защитникам волей-неволей придется убить всех Танцоров, прежде чем те вырвутся на свободу и овладеют кораблем.

Дван полагал, что сможет это сделать, однако в остальных своих коллегах, за исключением Мары, сильно сомневался.

Апартаменты Хранительницы также находились на четвертой палубе, но в противоположном ее конце по отношению к Храму. На гражданских звездолетах их обычно занимал капитан корабля, а на военных — командующий контингентом Защитников Страж. В связи с присутствием на борту законной владелицы пришлось внести в интерьер кое-какие изменения, дабы угодить Ее требованиям. Большую часть переборок убрали вообще, чтобы обеспечить для Нее максимум свободного пространства, а обитателей соседних кают перевели в другие помещения, чтобы никто не нарушал Ее покой и уединение.

Единственный вход охраняли четверо Защитников; еще дюжина рассредоточилась вдоль коридора, ведущего в Ее обитель.

Все они старательно делали вид, что не замечают Двана, тупо пялясь в пространство и избегая встречаться с ним взглядом.

Еще двое Защитников стояли на посту у дверей. Дван коснулся подушечкой указательного пальца застежки на левом плече, сбросил плащ на руки одному из охранников и вошел внутрь.

И сразу окунулся в полумрак, наполненный неуловимым шелестом скользящих теней и странными, дразнящими ароматами. Должно быть, для того чтобы создать видимость уюта, все огромное помещение было разделено на более мелкие закутки посредством переносных ширм, пологов, портьер и прочих занавесок. Большая часть представляла собой обыкновенные куски материи, но некоторые были украшены искусной вышивкой.

Госпожа Сэлия вышла ему навстречу, появившись из-за высокого занавеса с изображением исторической сцены времен Реставрации. На Ней было простое темное платье из очень тонкого просвечивающего материала. Но при ходьбе оно так послушно повторяло и подчеркивало все изгибы Ее великолепного тела, что Дван поймал себя на неподобающей мысли. Четыре браслета красного золота на запястьях и щиколотках выгодно оттеняли необычайную бледность Ее кожи, настолько нежной и тонкой, что сквозь нее можно было проследить все прилегающие кровеносные сосуды. Женщины с такой кожей никогда раньше не привлекали Двана, а мужчины и вовсе вызывали отвращение.