Кто рискнет согрешить - Морган Роксана. Страница 34
– Круто, – произнес хриплый голос.
Тяжесть в мочевом пузыре превратилась в совершенно определенный позыв. «Что-то подмешали в воду», – подумал он с испугом. Отчасти его даже восхищала их ловкость. «Золотой душ и туалет, – вспомнил он текст той листовки, – дисциплинированный, хорошо обученный персонал».
– Да уберите же эту чертову камеру отсюда! – прошипел он. – Послушайте, вы ловко провели эту операцию, и я хорошо заплачу, только выключите эту штуковину!
Высокая женщина в маске прошлась по комнате. Бен обратил внимание, что она старалась держаться подальше него.
– Послушайте, дайте мне выйти. Вы ведь не дали мне даже переодеться. Бога ради, это же костюм от Армани! Это нечестно. Я бы хорошо заплатил за настоящее дело. Я знаю, вы что-то подмешали в воду. Пустите меня, я быстренько переоденусь.
Он вдруг заметил, что давно уже переминается с ноги на ногу. Он заставил себя стоять неподвижно. Давление в мочевом пузыре стало болезненным, весь низ его живота напрягся.
– Заложите руки за спину, – произнес голос у него за спиной. Бен стоял в нерешительности. – Хотите освободиться или нет? Тогда слушайтесь!
– Я не понимаю зачем… – Он неохотно отвел руки назад. – Что вы делаете? Что… Нет!
Отчетливо прозвучали два металлических щелчка. Бен яростно дернул руками. Голый металл врезался в его кожу. Он выругался и попытался вывернуть руки через голову, но безуспешно. Тогда он попробовал опустить их вниз, чтобы переступить через них, однако в результате беспомощно запутался в цепи на лодыжке. Тяжело дыша, с растрепанными волосами, он с трудом поднялся на ноги. Его руки оставались тесно скованными наручниками.
Высокая женщина вновь прошлась по комнате и уселась на деревянный стул. Волчья маска повернулась в сторону женщины с камерой в руке.
– Я соврала, – сказала она. – Я не думаю, что нам следует его отпустить.
Голос второй женщины прозвучал в этот раз мягче:
– А я бы отпустила его.
– Ты бы отпустила?
– Я бы отпустила его, если бы он рассказал нам, зачем он сюда пришел и что собирался делать. Подробно, в деталях. Ты не против?
– Пожалуй, если он все расскажет. – Обе волчьи маски повернулись к нему. Из-под масок сверкали глаза, поблескивали нарисованные белые клыки. – Пожалуй…
Бен застыл, подумав: «Если я не буду двигаться, может, со мной все будет в порядке. И если потом они меня отпустят…»
Он прочистил горло и чуть придушенным голосом пробормотал:
– Водные процедуры. Я пришел сюда заняться водными процедурами.
Высокая женщина поднялась со стула и направилась к дальней стене, к шторам. В ужасе он подумал: «Неужели она откроет окно?» Прежде чем он успел сказать хоть слово, она отдернула штору.
Это не было окно. За шторой скрывалось зеркало в рост человека.
Бен Брайт уставился в него. В зеркале отразилась все та же мансарда, освещенная ярким светом электрической лампочки. Единственная разница была в том, что теперь он мог видеть фигуру в светлом костюме в центре комнаты. Он перевел взгляд с закованной щиколотки на руки, которые не мог вытащить из-за спины. Заглянул в свои собственные, широко раскрытые, испуганные глаза. Мужчина лет тридцати, элегантный, в хорошо сшитом костюме, все при нем. И, как собака, прикован к деревянной балке.
– Водными процедурами? Вам придется объяснить нам поточнее, – сказала «волчица» с видеокамерой.
Бен не мог оторвать глаз от человека в зеркале, стоявшего недвижимо с напрягшимися мускулами. Сейчас он медленно заливался яркой малиновой краской.
– Отпустите меня!
– Так зачем все же вы сюда пришли?
– Если я скажу, вы отпустите меня? – взмолился он.
– Да, конечно. – Весь облик сидящей «волчицы» выдавал в ней деловую женщину. – Ну, скажем, это наше первое интервью. И вы здесь для того, чтобы рассказать мне, что бы вам хотелось. Так скажите же.
Он склонил голову.
– Мне… нравится, когда на меня писают.
– И?..
И еще мне нравится… когда меня воспитывают. – Сейчас он больше не мог видеть выражение ее глаз. – Ну, когда я написаю в штанишки, а меня за это отшлепают.
В комнате царила тишина, нарушаемая лишь жужжанием видеокамеры.
– Ну теперь-то вы мне позволите уйти? – Он напряг мышцы бедер, ягодиц, сделал все, чтобы облегчить давление в мочевом пузыре.
Одна из женщин внезапно разразилась смехом. Бен поднял глаза.
– Что ж, ты пописаешь в штанишки, – сказала высокая. – Но сначала ты попросишь разрешения. Ты ведь не хочешь узнать, что тебе будет, если ты сделаешь это без позволения?
– Но мне нужно выйти! – Он мог видеть в зеркале свою собственную полубезумную физиономию. Одновременно с желанием срочно помочиться подсознательно возникло и другое возбуждение. Где-то в закоулках его сознания появилась предательская мыслишка: «У них это так хорошо получается… Тебе может больше никогда не представиться другого такого шанса».
Он подергал кистями рук. Бесполезно. Тогда, глядя в зеркало, он медленно, почти по слогам произнес вдруг охрипшим голосом:
– Пожалуйста… можно мне пописать?
– Этого мало.
Бен сглотнул, пытаясь преодолеть сухость во рту.
– Выключите камеру!
– Нет.
От отчаяния он совсем осип:
– Ну пожалуйста… можно я пописаю в штанишки?
У него все задрожало внизу. Против его воли тоненькая струйка вырвалась из члена. Человек в зеркале внимательно рассматривал, как вокруг ширинки его брюк расплывается темное пятно.
– О Боже! – вырвалось у высокой женщины. – О Боже…
– Я больше не могу, – застонал Бен и с этими словами прекратил бесполезную борьбу.
Мощная теплая струя вырвалась у него между ног. В зеркале было видно, как у него из-под брюк заструился желтоватый поток. Обширное влажное пятно распространилось вокруг ширинки и по штанинам его светлого костюма. Он зажмурился, чтобы не видеть всего этого. Казалось, в течение долгих нескольких минут горячая едкая жидкость струилась у него по ногам.
Наконец поток иссяк.
Бен осторожно переступил с ноги на ногу. Глаза были по-прежнему плотно закрыты. Ноги захлюпали в туфлях. Мокрые брюки стали быстро остывать, прилипая в промежности при малейшем движении. Его член шевельнулся и начал затвердевать. Краска стыда залила его лицо. «Я больше так не могу, – подумал он. – Это не может происходить со мной!»
Бен открыл глаза и увидел в зеркале, что женщина с камерой, по-видимому, все это время записывала, как он стоит, заложив руки за спину, ширинка и штанины исходят влагой, а на мокром материале быстро вырастает бугор начинающейся эрекции.
– Боже всемогущий! – пробормотал он жалобно. Высокая женщина сказала:
– Он не соврал. Ему действительно это нравится.
– Пожалуйста, – произнес он униженно, – я сделаю все, что вы пожелаете, только отдайте мне эту пленку. Делайте со мной все, что вам вздумается, но только не…
Бен Брайт перестал умолять. С каждым словом его член становился все тверже. Он еще раз переступил в луже с ноги на ногу и огляделся, как будто надеясь, что все вокруг исчезнет и все это произошло не с ним.
Увы, этого не случилось. «Я сейчас в тележке на американских горках», – подумал он. Детские воспоминания ясно всплыли перед глазами. Впервые он написал в штаны в вагончике на американских горках, а мать хладнокровно при всех высмеяла его и приказала няне отвести его обратно в вагончик, сквозь толпу зевак. И все смотрели на его мокрые штанишки. «Это научит его, – произнесла она ледяным тоном, – не делать так в будущем».
Бен открыл глаза. Он уже не обращал внимания на камеру, мысленно пожав плечами. «Дело уже все равно сделано. У них достаточно материала для шантажа. Я могу хотя бы получить удовольствие».
– У меня мокрые штанишки, – захныкал он. И тут же заметил, как обе женщины вновь переглянулись, облегченно вздохнув. Та, что с камерой в руках, обошла вокруг него. – Я намочил их как раз в тот момент, когда вы запретили мне.
– Значит, ты плохой мальчик, – заявила высокая.