Корсары Балтики - Морозов Дмитрий Витальевич. Страница 43

— Именно теперь! Разворот, разворот! Тридцать три каракатицы вам в печенку и одно осьминожье щупальце под хвост каждому!

«Темный Спрут», почти обогнав рвущегося в объятия бури купца, стал медленно и неотвратимо поворачиваться.

— Поняли наш замысел? — спросил де Сото, наблюдающий за канонирами.

— Похоже, нет, — заметил помощник. — Люди с весел надели доспехи и переместились к носу.

— Картечь готова? — спросил де Сото.

— Иалла! — пришел стандартный ответ.

— Тогда — с богом и Морской Девкой! Взлетела и опустилась сабля, грохнул выстрел трех чудовищных орудий, почти слившийся в один. Мелкие железные и медные обрезки, перемешанные с галькой, буквально смели с палубы купеческого корабля всех, кого не укрыли борта.

— На сближение! — рявкнул де Сото.

Но команда купца не собиралась сдаваться так просто. Дважды казавшаяся неуклюжей посудина уворачивалась от слишком быстрого «Спрута», пока де Сото, отпихнув рулевого, сам не повел когг в атаку.

Борт атакующего корабля прошел вдоль купеческой лоймы, с треском ломая бесполезно свешенные в воду весла. Взметнулись «кошки», заготовленные абордажной командой «Темного Спрута». Они были железные, и не целились в парус и канаты. Они метили в борта.

— Тяни! — неистово заорал де Сото. Тридцать человек одновременно рванули пять или шесть пеньковых канатов, соединявших суда. Зазор между жертвой и кораблем-агрессором сократился. Испанец, выхаркнув из легких древний клич кастильских рыцарей «Яго!», первым перемахнул на борт лоймы. Следом ринулись остальные.

Не повезло мавру по имени Ахмад — он не рассчитал прыжок и рухнул между сближающимися судами. Его истошный предсмертный крик слился с ревом дерущихся.

Де Сото рубился истово, словно от этой схватки зависело нечто большее, чем какой-то торговый груз, не дошедший до Ревеля.

Алебарда свена, кинувшегося в отчаянную контратаку, расколола череп одного из старейших бойцов команды де Сото, и кастилец буквально осатанел. В два удара перерубил он древко алебарды, плечом отпихнул владельца к борту и снес голову. Не довольствуясь этим, он нанес еще несколько бесполезных ударов по обезглавленному телу.

Его бойцы, сторонясь собственного капитана, уже ходили среди корчащихся тел и мертвецов, наклоняясь время от времени, чтобы срезать с пальцев перстни или добить раненых. Де Сото тупо смотрел на бесформенную окровавленную кучу, оставшуюся от алебардиста.

— Всякое я видел, — рассудительно и как будто спокойно сказал помощник, хотя из рассеченного плеча толчками выходила алая кровь, — но чтобы накануне бури моряки за борт от ужаса прыгали…

Действительно, среди волн мелькали головы троих свенов, отчаянно плывущих куда-то вдаль. В ополоумевшем испанце им привиделся призрак скандинавской легендарной старины — воин-берсеркер, неистовый и безумный, рычащий убийца, человеческая душа которого уступила место Одину.

Де Сото вытер рукой пену с бороды, успев подумать: «Совсем как Барбаросса, вот и эпилепсия случилась…»

Потом он потерял сознание.

— Перегружайте товар, — распорядился помощник, зубами стягивая на ране тряпицу. — Буря надвигается.

Часть товара, равно как и саму почти не поврежденную лойму пришлось бросить, ибо ветер крепчал и волны уже взметались ввысь, норовя столкнуть оба судна и отправить их на дно Балтики.

Де Сото очнулся, когда вокруг бушевал настоящий ад. Его команда, спасая свои жизни, прыгала с трясущейся палубы лоймы на «Спрут», чудом и мастерством рулевого удерживаемый рядом с гибнущим купеческим кораблем.

— А я… меня… — прохрипел испанец, но его вырвало какой-то кровавой пеной.

Последним прыгнул через борт помощник, свято веря, что его благодетель давно на «Темном Спруте». Лойма подлетела на высокой волне, подбросив корму едва ли не к самым небесам, потом зарылась носом в черную воду. Испанец кубарем прокатился по изуродованным телам, ударился о мачту и вновь потерял сознание.

Через борт хлестнула первая волна.

Глава 21. «АДМИРАЛ ДОРНА» И «ФЕДОР КРЮГЕР»

— Нужно прижиматься к берегу, — прокричал Карстен Роде рулевому. — Буря идет нешуточная! Мы потеряем лойму! — Моряки они совсем никудышные, эти странные русские, — печально сказал доминиканец, наблюдая за бестолковой суетой на палубе «Федора».

— Ничего, клянусь селедочным хвостом и эскуриалом, которого у меня не будет, — рассмеялся Карстен Роде, — все мы когда-то вышли в море первый раз.

Как всегда перед штормом, он сделался излишне говорливым, что пришлось не по вкусу монаху. Особенно его покоробило упоминание всуе испанского фамильного захоронения. Эскуриал для кастильской знати — дело весьма значимое и требующее вдумчивости, почти как пирамида для древнего египтянина.

Первый русский капер не зря слыл отменным мореходом — он сумел перехитрить бурю и сбежать к берегу из открытых вод. Шквалистый ветер нагнал их, равно как и ливень, но главной опасности избежать удалось.

Интересно, что «Адмирал Дориа» и его младший собрат с дурашливым названием совсем немного разминулись с «Темным Спрутом», также устремившимся под защиту брега.

— Я вижу парус, — крикнул вахтенный из корзины. — Кажется, свенский.

— Может, хотя бы на время шторма мы позабудем пиратские хищнические наклонности? — спросил монах у датчанина.

— Ну уж, нет, — самодовольно сказал Роде. — Лойму мы спасли, а ветер и волны потреплют свенов так, что их можно будет взять голыми руками.

— Эй, на «Федоре»! — закричал он. Прислушался — и точно, странные попутчики гогочут в один голос. Так уже случалось не раз.

— Ничего не понимаю в этом поганом русском юморе, — проворчал Карстен Роде, добавив громче: — Войдите в бухту и ждите нас к утру!

С лоймы пришел ответ — поняли, дескать, выполняем.

— Будем надеяться, — проворчал датчанин, думая уже о мелькнувшем в самом сердце непогоды свенском парусе, — что не пропорют брюхо камнями и не выбросятся сдуру на берег…

Когг рванулся в открытое море в тот самый миг, как солнце, скрытое за тучами, утонуло за горизонтом. Роде надеялся на опыт экипажа и крепость своего корабля, бросая вызов стихии.

Он едва не просчитался — нешуточные волны поначалу принялись играть с «Адмиралом», словно с пустой скорлупкой от греческого ореха. Но вскоре, натешившись, отстали.

— Очень странный ураган, — прокричал доминиканцу каперский капитан. — Взялся ниоткуда и тает, словно призрак.

— Мне он тоже не нравится, — сказал монах. — Молитва никак не идет в голову, подходящая к случаю.

— Это что-то новенькое, — буркнул датчанин, любивший подтрунивать над своим набожным духовником. — Или мой друг стареет, или буря действительно странная. Как сказал бы сам адмирал Дориа — заблудившаяся в океане отрыжка Сатаны.

— Великий флотоводец был и великим греховодником, — кротко заметил доминиканец. — Не стоит подражать ему во всем, сын мой. Следует отделять зерна от плевел.

Когг, танцуя на постепенно успокаивающихся волнах, рыскал в темном море, выискивая свенов. Такую охоту, почти не имеющую шансов на успех, датчанин полюбил за последний год.

— Попробовал бы я отмочить нечто подобное в Ионийском море, — сказал он Берналю, — враз налетел бы на риф. Балтика — раздолье для охотника.

— Азарт — оружие дьявола! — откликнулся эхом монах. Он скрашивал рутину долгих морских походов, разыгрывая туповатого католика-фанатика, чем иногда доводил датчанина до белого каления.

— А занудство — доблесть ангелов, — зыркнув на духовника глазами, выдал Карстен.

— Богохульство может обречь на поражение любое, даже угодное небесам мероприятие… Кстати, что там по левому борту?

Датчанин метнулся в ту сторону, куда уставился тонкий палец доминиканца, мгновение всматривался во тьму, а затем вскричал:

— Может быть, я не Дориа, но тоже войду в историю. Переложить руль. Идем на сближение.

Глава 22. НА БЕЗЫМЯННОЙ ЛОЙМЕ

Де Сото снились весьма странные вещи. Густой лес, в сердце его — болото… Над трясиной — гнилая мельница. Множество хищников с вздыбившейся на загривках шерстью сползались к мельнице, источая первородную, ненасытную злобу… Странная женщина, приплясывая и размахивая травяным веником, вертелась у входа. Из распахнутых дверей мельницы вырвались неясные крылатые тени и устремились к испанцу…