Пленники вечности - Морозов Дмитрий Витальевич. Страница 52

В явную и открытую измену «казанского покорителя» Басманов в душе не верил. Знал, как падок до всего западного Курбский, как жаждет земель для своего рода на юге, за чертами засечными. Ведал, что обильна и странна переписка между воеводой русским и польско-литовским двором… И все же не верил.

Давно не случалось такого на Руси, чтобы именитый человек, вознесенный к самым чертогам властным, обласканный царем и любимый в народе, вдруг переметнулся к врагам. Пожалуй, со времен монголо-татарского господства не случалось подобного конфуза.

Положа руку на сердце, опричник скорее доверил бы войска степенному и хитрому Курбскому, чем излишне горячему Серебряному. Но много, слишком много странного окружало нынче фигуру героя казанских походов.

В уме перебирал Басманов имена других воевод, имевшихся в распоряжении России.

Плещеев…

Неопытен, хоть умом востер. Ровно Никита Романович, излишне горячится, рати не жалеет в погоне за быстрой победой. Похож на ливонских полководцев. Конечно, клин клином вышибают, но менять на него Серебряного глупо. Да и в войсках любят нынешнего командующего. Особенно — после Тирзенской удачи.

Мстиславский…

Поднаторел ногайца гонять, а в войне европейской мало что смыслит. Не верит в пушечную пальбу, предпочитает бить врага в поле, одним ударом, но при этом слишком долго ищет позицию, маневрирует, утомляет полки. С кочевниками такая тактика себя оправдывает, но ей-богу — забьет он рвы ревельские да феллинские костьми русских ратников. Не годится!

Котырев-Ростовский…

Этот степенен, вдумчив, про современные виды оружия знает все досконально, но не любит гоняться за врагом. Есть в нем что-то не от родовитого дворянина, а от крестьянина крепкого. Любить стоять в обороне, стоек, упорен. Его-то уж точно нужно срочно отправлять в Ливонию, хватит в Посольском указе папиром шуршать. Не ровен час, вновь начнут немцы огрызаться, подобным ему цены не будет. Никогда больше не должна повторится Рингенская катастрофа! Но дать ему главные полки и велеть завоевать страну — верный путь к тому, что продлится кампания до следующего царства. Нет в нем задора, порыва и страсти.

Воевода Барбашин…

Тут разговор особый. Это самый настоящий рыцарь, природный кавалерист, мастер маневра. Пушки и осадные обозы ему только помехой станут, впрочем, как и пешая рать. Вот кому ертаулом командовать, изнурять ливонцев постоянными наскоками, мешать им сосредотачиваться, рассеивать обозы и резервные сотни. Его также необходимо выкурить из Пскова и срочно направить к основным силам…

Басманов устало вздохнул, выпил кислого кваса, с неудовольствием прислушался к недовольному урчанию желудка. Морская болезнь не отпускала.

— Столько всего не доделано, — ужаснулся опричник, — а я сейчас болтаюсь в этом корыте между водой и небом, за тридевять земель от армии. И весточку не пошлешь…

Однако в какой-то мере он был доволен.

Именно за это любил Басманов крепкие лодьи. В деревянных недрах морских коней ему как-то по особому легко думалось, самые запутанные ситуации представали вдруг простыми и ясными. Оставалось только головой мотать, не понимая, как же ему все раньше не виделось в этом свете.

— Вот победим, — пообещал себе Басманов, — поставлю где-нибудь в Дерпте терем, похожий на когг. Ни у кого такого не будет, весь свет удивится.

В это время он услышал тревожный клич вахтенного рога.

— Что случилось? — спросил опричник, подходя к носовому возвышению.

Вместо ответа ратник указал вперед, на приближающиеся паруса.

— Кто такие?

— По виду — даны, хотя паруса какие-то странные. Может — аглицкой земли суда?

— Если бы англицкой! — проревел белугой Карстен Роде, крючьями закрепляя на боках кирасу. — Это свены. Да не какие-нибудь витальеры, а королевские когги.

— Мы же с ними не воюем, — удивился Басманов нервной реакции датчанина.

— Мы, то есть Русь? Она, конечно, не воюет. Но разрази меня гром и проглоти дельфин Морской Девки, если шведы, да еще и на трех сильных судах пройдут мимо каперов. Мы же для них вне закона, словно звери дикие. Знатный трофей.

— А договориться никак нельзя? Сейчас нам драка совсем ни к чему. Может, просигналить о переговорах? Я сам на лодку сяду…

— Они все равно нападут. А потом на все расспросы станут пожимать плечами — какой-такой князь Басманов? Где? Может — сам за борт вывалился?

— Тебе виднее. — Князь с любопытством смотрел на приготовления к бою. — Они что же, втроем на весь твой флот кинутся?

— И я бы кинулся! — прокричал, соревнуясь с ветром, Роде. — Буря идет, она им на руку. Корабли у свенов с глубокой осадкой, тяжелые. А мои скорлупки станут на волнах плясать, не прицелиться толком, на абордаж не сблизиться.

— Чудное все же дело морское… — Басманов схватился за мачту, чтобы не упасть при особенно сильном крене. — Этому веками учиться надо.

— Вот сейчас и поглядим, кто ученее! — Роде стоял на носу когга, впившись ногами в палубные доски, словно дерево корнями. — Передать сигнал: всем уходить от бури! Кормовые пушки зарядить цепями, бить свенам в паруса!

— Бежим?

— Отступаем временно. Не наше время сейчас.

Грозная каперская эскадра из пяти кораблей кинулась наутек. Пока разворачивались, шведы сократили дистанцию.

Над главной посудиной неприятеля появилось дымное облачко, позже послышался приглушенный ветром грохот. Куда попало ядро, Басманов не понял, только Карстен Роде зло рассмеялся, ругаясь на своем родном наречии.

Каперы наконец закончили маневр. Теперь налетающая буря помогала не только свенам. Уставившись в клубящиеся серым и черным небеса, датчанин крикнул князю:

— Злая буря идет! Не дело в такую погоду баталии устраивать. Но раз не мы начали…

Вновь взревели рога, передавая неведомую опричнику команду. На коггах стали снимать паруса.

— Так они догонят нас, — заметил Басманов, обняв мачту.

— Ну и что? Мне того и надо. Гляди, княже, как мы воюем за царя!

Свены, обрадованные тем, что неприятель сам идет в руки, стремительно приближались. Гордые контуры тяжелых кораблей росли на глазах.

— Сосунок у них за адмирала, — прокомментировал Роде. — Думает на такой волне ядрами нас побить. Тут пора уже мачты да паруса от шторма спасать, а не в войну играться…

Он сам поднес рог ко рту.

По сигналу, кормовые орудия каперов одновременно с залпом свенов выплюнули в пасмурную хмарь цепи, в изобилии закупленные у нарвских кузнецов. Выстрелы произвели чудовищное опустошение среди снастей шведского флота.

Впрочем, неприятель показал, что тоже не лыком шит. Одно из каменных ядер задело таки корабль Булавы, судя по тому, что чухонец стал выводить когг из боя.

— Как бы не затонул в этой свистопляске, — проскрежетал зубами Роде. — Отличный моряк из него выйдет, если переживет пару-тройку таких вот боев и штормов.

Каперы успели снять паруса, на флагмане даже убрали мачту, опасаясь силы крепчающего ветра. А све-ны все нагоняли…

— И что они думают делать? — задался вопросом Роде. — На таран идти? Это чистое безумие накануне шторма. Берсерки проклятые, по обычаю предков, мухоморовым отваром опоили кормчих, не иначе…

Даже Соболевский не решился бы идти по такой волне на абордаж, но неприятель сделал пару попыток, не переставая палить из пушек.

Кормовое башенное возвышение флагмана оказалось развороченным, но опасных пробоин когг не получил. Погиб кормчий, и к рулю встал сам датчанин.

— Они и впрямь напрашиваются! — крикнул он со злой веселостью, обычно охватывающей его во время смертельной схватки. — Заряжай цепи!

Когда свенская громадина взмыла на гигантской волне, пушки вновь ударили, целясь в мачты и не снятые снасти. Два других скандинавских корабля уже выходили из боя, сворачивая паруса. Буря действительно налетала не шуточная.

— Нас же разбросает по морю, — ужаснулся Басманов. — В этой круговерти ничего не видно!

— Верно, разбросает. Но свенов разбросает тоже. Княже, послушай старого морского волка, вели привязать себя к борту, иначе лишимся мы воеводы и покровителя, а царь — верного слуги.