Черный вечер (сборник) - Моррелл Дэвид. Страница 13

Хозяин ничуть не изменился: желтые ногти, в руках неизменная сигарета, морщинистое лицо, паутина седых волос.

— Читать умеете? — буркнул старьевщик. — «Товар обмену и возврату не подлежит».

Поставив тяжелую ношу на прилавок, Эрик перевел дыхание.

— Неужели вы меня помните?

— Не вас, а хлам, который вы принесли. Я ведь предупреждал: обратно товар не принимается!

— Да, но я пришел не за этим!

— Тогда зачем? Зачем вы принесли эту рухлядь?

— Она сломалась...

— Я уже понял.

— А чинить негде. В мастерской даже пробовать не хотят: боятся, что совсем развалится.

— Тогда выбросите ее, а лучше в металлолом сдайте. Весит-то машинка будь здоров, долларов пять точно дадут!

— Но она мне нравится...

— У вас плохой вкус.

— В мастерской сказали: у производителя могут найтись запчасти...

— Может быть, все может быть...

— Так скажите, кто вам ее продал!

— А что я за это получу?

— Сотню баксов!

— Чеки не принимаю, — подозрительно прищурившись, заявил старьевщик.

— Заплачу наличными, только, ради бога, скорее!

— Деньги вперед!

Старик прокопался несколько часов, а бедный Эрик обливался потом, вздыхал и мерил шагами лавку. Наконец чуть ли не из подвала был извлечен покрытый каракулями листок.

— Распродавалось имущество с одной виллы... — расшифровывал собственные записи старик. — Откуда-то с Лонг-Айленда. Владелец погиб, утонул, кажется. Звали его Уинстон Дэвис.

Чтобы не упасть, Эрик схватился за грязный прилавок. Горло судорожно сжалось. По спине поползли мурашки.

— Не может быть...

— Вы что, его знали?

Откуда во рту мерзкий привкус паутины?

— Просто слышал. Он был довольно известным писателем.

— Надеюсь, свои творения он не на этом убожестве печатал! Помню, как всеми правдами и неправдами пытался от нее отделаться, да продавцы заартачились: все или ничего.

— Говорите, вилла была на Лонг-Айленде?

— Вот адрес, держите!

Эрик чуть ли не вырвал у старика листочек, схватил машинку и, спотыкаясь, пошел к двери.

— Слушайте, а это не вы вчера участвовали в шоу Карсона?

Солнце почти село, когда Эрик добрался до виллы. Всю дорогу до Лонг-Айленда он как тростинка на ветру трепетал. Понятно, почему его постоянно сравнивают с Уинстоном Дэвисом! Дэвис когда-то владел этой машинкой и писал на ней свои романы. Вернее, их создавала сама машинка. Вот в чем причина сходства их произведений — они фактически принадлежат одному автору. Так же, как Эрик, Дэвис не рассказывал про машинку ни друзьям, ни родственникам. Если бы члены семьи знали секрет, ни за что не продали бы такое сокровище старьевщику!

Хотя сейчас это больше не сокровище и не курочка, несущая золотые яйца, а бесполезная рухлядь, пять килограммов гаек и болтов.

— Вот эта вилла, сэр, — объявил сбитый с толку шофер.

Ничего не понимающий Эрик смотрел на гостеприимно открытые ворота, аккуратную лужайку и широкую подъездную аллею, ведущую к дому. Собственно, это не дом, а самый настоящий замок.

— Подъезжайте к крыльцу, — неуверенно сказал он водителю. А что, если там никого нет? Или семья Дэвиса давно здесь не живет?

Ладно, была не была! Оставив машинку в лимузине, молодой писатель подошел к тяжелой дубовой двери и позвонил. Серебристая трель разнеслась по зданию, и примерно через полминуты ему открыли.

Миловидная, со вкусом одетая женщина лет шестидесяти.

Приветливо улыбаясь, она спросила, чем может быть полезна.

Запинаясь, Эрик начал объяснять, но от хозяйки исходило такое удивительное обаяние, что робость тут же прошла. Он поклонник таланта Уинстона Дэвиса, все его книги читал...

— Как мило, что вы его помните...

— Я случайно оказался здесь неподалеку и решил заехать. Надеюсь, вы не возражаете?

— Возражаю? Что вы, да я просто в восторге! С каждым годом в этом доме бывает все меньше и меньше людей... Пожалуйста, входите!

Теперь «замок» казался больше похожим на колумбарий, огромный и холодный.

— Хотите увидеть кабинет мужа? — предложила миссис Дэвис.

Длинный мраморный холл, украшенная затейливой резьбой дверь и вот наконец святая святых.

Прекрасный кабинет, по-другому и не скажешь. Комната просторная, светлая, на стенах гравюры и бесконечные книжные полки. Мягкий ковер и огромное, почти во всю стену окно с видом на океан. Последние лучи догорающего солнца жидкой медью разливаются по густой синеве волн, над бурунами парят белокрылые чайки.

Главная достопримечательность кабинета — большой стол из тикового дерева — стоит посреди комнаты, а на нем пишущая машинка, старенькая «Смит-Корона».

— Здесь родились все романы Уинстона, — с гордостью рассказывала хозяйка. — Он работал каждый день, с восьми до двенадцати, потом обедал, а потом на пляж, загорать и плавать. Зимой мы совершали долгие пешие прогулки... Странно, но больше всего Уинстону нравился именно зимний океан. Он... Простите, заболталась, вам, наверное, это неинтересно.

— Что вы, что вы, напротив! Скажите, он использовал эту «Смит-Корону»?

— Да, ежедневно.

— Я спрашиваю, потому что недавно приобрел старую печатную машинку. Вид у нее необычный, но мне понравилась, а продавец сказал, будто она когда-то принадлежала вашему мужу.

— Ну, это вряд ли...

В груди не осталось воздуха, казалось, вот-вот и сердце перестанет биться.

— Хотя, подождите-ка... Да, была машинка, такая уродливая...

— Вполне подходящее описание!

— Уинстон держал ее в шкафу. Я все просила выбросить это страшилище, а он говорил: друг не простит.

— Друг? — Короткое, всего в четыре буквы, слово рыбьей костью застряло в горле Эрика.

— Да, Стюарт Донован, они вместе ходили под парусом. Однажды вечером Уинстон принес домой странную пишущую машинку, заявив, что это — антиквариат, а самое главное — подарок Стюарта. На мой взгляд, это был не антиквариат, а рухлядь, но спорить я не стала. А когда муж умер... — Миссис Стюарт запнулась, потом заговорила чуть глуше: — Я решила продать ее вместе с лишней мебелью.

...Эрик вышел из машины. Солнце село, быстро сгущались сумерки. Вдыхая соленый воздух, он смотрел на вывеску над дверью небольшой мастерской: «Печатные машинки Донована, ремонт и продажа». Сначала молодой писатель планировал найти мастерскую, а на следующее утро вернуться и потолковать с Донованом. Сквозь опущенные жалюзи сочился свет, и, несмотря на табличку «Закрыто», было ясно, что в мастерской кто-то есть.

Эрик постучал, жалюзи приподнялись, и в окно выглянул какой-то старик.

— Закрыто! — чуть слышно донеслось через оконное стекло.

— Пожалуйста, это очень важно!

— Закрыто! — повторил старик и опустил жалюзи.

— Уинстон Дэвис...

Удаляющаяся фигура тут же остановилась. Снова подняв жалюзи, старик выглянул в окно.

— Вы сказали «Уинстон Дэвис»?

— Пожалуйста, мне нужно кое-что о нем узнать...

Тихо щелкнул замок, дверь открылась, и старик уставился на Эрика из-под кустистых насупленных бровей.

— Вы Стюарт Донован?

— Да, — кивнул старик, — мы с Уинстоном много лет дружили.

— Именно поэтому я и пришел.

— Заходите, — удивленно сказал Донован. Невысокий, худой, он опирался на деревянную палку. На нем был двубортный костюм с бабочкой из тончайшего шелка. Ворот рубашки слишком широк для тонкой морщинистой шеи. От желтоватой, будто пергаментной кожи пахло мятой.

— Хочу кое-что вам показать, — заявил Эрик и, бросившись к лимузину, принес в мастерскую печатную машинку.

— Ах, вот в чем дело... — Блеклые голубые глаза расширились от удивления.

— Да, ваш подарок Уинстону.

— Откуда вы...

— У старьевщика купил.

Донован застонал, закрыв лицо руками.

— Машинка сломалась, — объявил Эрик. — Сможете починить?

— Значит, вы знаете...

— Ее секрет? Да, конечно! Послушайте, она мне очень нужна. Если не почините...

— Вам конец? Уинстон то же самое говорил, — усмехнулся старик. — Пару раз, когда она ломалась, прибегал ко мне в полной панике: «Договора! Авторские! Если не починишь, я пропал!» Что ж, я всегда был рад помочь старому другу. — В голубых глазах появился блеск.