Крайние меры - Макеев Алексей Викторович. Страница 28

Она поглядела на Гурова исподлобья, слабо улыбнулась.

– У вас на первом этаже, – продолжил Лев, – симпатичная кафешка расположена, под загадочным названием "У Бенито". Надеюсь, не Муссолини в виду имеется… Давайте спустимся туда, выпьем по чашечке «эспрессо» с коньяком и пирожными. Я угощаю. Там и поговорим.

Но нет, не получалось разговора, не помог «эспрессо». Дубравцева на все расспросы Льва о деталях последнего года Рашевского отвечала уклончиво. Да, пожалуй, Леонид был чем-то серьезно обеспокоен. Да, он говорил ей как-то раз о том, что готовит сенсационный материал, который выведет кое-кого на чистую воду, а его самого вознесет на верхние этажи журналистской иерархии. Нет, о чем конкретно хотел Рашевский поведать миру, она не знает. Тем более – против кого лично был нацелен упоминаемый Леонидом материал. А расспрашивать Рашевского она не хотела. Это противоречит профессиональной этике.

– Хорошо, – устало сказал Гуров, когда ему надоело слушать смесь уверток и недомолвок. – Тогда я сам расскажу вам, чем реально занимался Рашевский и за что его убили. Кстати, расскажу, и каким образом это сделали, хоть поначалу не хотел вам аппетит портить. Может быть, тогда вы призадумаетесь.

– Мы теряем время, – произнесла побледневшая женщина, выслушав короткий рассказ Гурова. – Я не понимаю, зачем…

– Все вы прекрасно понимаете, – насмешливо бросил Гуров. – Но, раз уж вам доставляет удовольствие валять дурака… Так и быть, не буду портить вам настроения, объясню таким образом, что и до полного дебила дойдет. Нет, вы не обижайтесь, выслушайте! Вы всерьез полагаете, что со смертью Леонида Рашевского все, чем он занимался, закончено и забыто? Что никого более не интересует, в чем он копался и что отрыл? Вы так наивны?

– Нет, – тихо ответила женщина, – не полагаю.

– Вот и замечательно. Это доказывает, что вы неглупый человек. Если кратко резюмировать то, что нам удалось выяснить, выходит, что антирекламная тематика отошла у Рашевского на второй план. Хоть вы упорно утверждаете обратное. Ваш убитый любовник занялся мафиозными структурами в стройиндустрии. Наткнулся на что-то, представляющее серьезную опасность для тех, кто, испугавшись разоблачения, его убил. Поймите: пока еще ваши собратья из СМИ молчат, это заслуга моего ведомства. Но это только пока! Убийство Леонида Рашевского столь сенсационно и обставлено такими «вкусными» подробностями, что долгое время сдерживать журналистскую братию не удастся даже нам. Свобода печати, будь она неладна! «МК», "МН", не говоря уже об откровенно бульварных изданиях, желтой прессе, мимо такого ароматного куска не пройдут. То же самое относится к "Эху Москвы", REN-TV и прочим. Как только организаторы убийства узнают, что нам о нем известно, они всполошатся. У меня есть основания думать, что убийца или убийцы не ожидали, что сам факт насильственной смерти Рашевского обнаружится столь скоро! Но стоит преступникам сообразить, что на них начата охота… Сделайте следующий логический шаг, поставьте себя на их место! Церемониться не станут, а то, что вы были тесно связаны с Рашевским, хорошо и широко известно. Если я уверен, что вы были в курсе направления его журналистского расследования, то сходный вывод может сделать и… противоположная сторона. В этом случае как бы вам не оказаться в опасной ситуации. Это для Рашевского все кончилось, и подумайте – как страшно кончилось. Для кого-то другого все может только начинаться. Доходит до вас эта простенькая истина, Татьяна Тарасовна?

– Пожалуй, – помедлив, ответила Дубравцева. Видно было, что женщине стало не по себе. – Хорошо, я готова подтвердить, что Леонид действительно занялся той темой, о которой вы говорили. Строительством. Махинациями на рынке стройматериалов. Загадочными авариями и несчастными случаями. Да, он говорил мне об этом, даже советовался со мной. Теперь вы довольны? Но… Я не хотела бы оказаться впутанной в это дело. Я говорю с вами в сугубо неофициальном порядке. Вы понимаете меня?

– Вполне, – слегка поморщился Гуров. – Я сыщик, а не репортер, в отличие от вас. Я занимаюсь сбором и анализом информации, а не ее распространением. Доволен? Чем, о господи? Двумя фразами, которые из вас клещами тянуть приходится? Тем более, ничего нового вы мне не сообщили. Меня интересует конкретика! О чем именно Леонид советовался с вами? Что вы ему отвечали? Вот, например: упоминал ли Рашевский о ком-то с инициалами "С.Х."? Вам эти буквы о чем-то говорят?

В глазах Татьяны трепыхнулся страх. Она отрицательно покачала головой. Слишком торопливо… Чувствовался наигрыш!

– "С.Х."? Н-нет… Никогда и ничего подобного от него не слышала. Понятия не имею, кто бы это мог быть. А советы… – Она изобразила на лице выражение глубокой задумчивости, напряженной работы памяти. – Да так, по мелочи… Сейчас уже и не припомню. Но я точно говорила, что он сует нос не в свое дело.

Затем их беседа, словно описав круг, вернулась к начальной тональности. Вновь многословные, излишне подробные и малоинформативные разглагольствования Дубравцевой о неуравновешенности Рашевского, о сложном положении, в которое он попал на радиостанции после подачи своих антирекламных материалов… Она явно пыталась уйти от опасных тем, затронутых Гуровым. Лев изредка вставлял в ее монолог ироничные реплики, свидетельствующие о том, что она-то, может быть, и уйдет от тех самых опасных тем, а вот его увести – не удастся.

Врать тоже надо уметь. Особенно если врешь такому асу психологической борьбы, как полковник Лев Иванович Гуров. Слабая, безграмотная ложь может сказать умному и опытному человеку не меньше, чем правда. Грамотная, впрочем, тоже.

Нет, Татьяна прекрасно держала себя в руках, но обмануть профессионала ей не удалось. Долгие годы сыскной работы, опрос бесчисленных свидетелей, психологические дуэли с преступниками – все это выработало у Льва Гурова способность безошибочно распознавать фальшь и неискренность в чужих словах. Да и глаза Дубравцевой стали какими-то затравленными, хотя лицо оставалось спокойным. Женщина словно бы смотрела сквозь Гурова, мимо него, на что-то, видимое только ей. И это что-то было страшным.

Гуров постучал ложечкой о кофейную чашку, прерывая излияния Дубравцевой, а затем долго глядел в глаза Татьяны, дождался, пока она опустила их, и печально произнес:

– Лгать грешно. А вы, даже если впрямую не лжете, то и всей правды сказать не хотите. Совершая тем самым серьезную ошибку. Я не вижу смысла в продолжении нашего разговора. Вот вам моя визитка, если надумаете сообщить мне что-то важное, звоните на мобильник в любое время суток. Я даю вам время подумать, поскольку дело серьезное, требует некоторых… размышлений. Только не размышляйте слишком долго! Постарайтесь освежить свою память, помочь нам – это ваш человеческий долг перед любившим вас человеком, которого зверски убили. Если это не аргумент, то подумайте о собственной безопасности.

– Да я поклясться вам готова…

– Вы не на исповеди, не надо клятв. Просто, когда надумаете, говорите правду, – закончил Лев, поднимаясь из-за столика. – Приятно было познакомиться. И помните: сейчас меня больше всего интересует загадка двух букв – "С.Х.".