Пятая профессия - Моррелл Дэвид. Страница 72

— Если можно.

Следующие двадцать минут Сэвэдж бродил по дому, пораженный открывшейся ему красотой. Странное ощущение перемещения во времени все возрастало, когда Акира переводил их с Рэйчел из комнаты в комнату, открывая изумительные произведения искусства. Шелковые ширмы, скульптура, керамика, картины, нарисованные тушью. Элегантная простота изображений — природы, бьющихся насмерть воинов — заставляла Сэвэджа время от времени задерживать дыхание, словно оно могло развеять хрупкость изящества.

— Все, что я вам показал, имеет одну общую черту, — наконец подвел итог Акира. — Эти произведения были созданы самураями.

Рэйчел удивленно взглянула на него.

— Военные люди посвящали себя мирным искусствам, — сказал Акира.

Сэвэдж вспомнил, что Акира говорил по этому поводу раньше. В двенадцатом веке самураи заняли особое место в культуре нации. Местечковые военачальники, или даймио, нуждались в абсолютно преданных и свирепых воинах-защитниках для контроля над регионами владения. В следующем веке из Кореи в Японию проник дзен-буддизм. Эта религия, настаивающая на тотальной дисциплине души и тела, очень подошла самураям, которые поняли практическую ценность регламента, делающего руку, держащую меч, продолжением души. Действовать бездумно — отвечать лишь на пульсацию инстинкта — значило ускорить победу над врагом, планирующим каждый ответный удар. Дополнительным подспорьем дзен-буддизма было то, что религия поощряла медитацию, дабы очистить мысли и постичь суть вещей.

Самураи воспитывали в себе пренебрежение к смерти и безразличие к победе, входя в каждую битву с нейтральной внимательностью, индифферентные — но подготовленные — к жестоким требованиям каждой секунды боя.

— Какое-то время правящий класс презирал грубых воинов за то, что приходилось прибегать к их профессионализму, — объяснял Акира. — Самураи отвечали тем, что изучали судебные законы и искусство юриспруденции и время от времени смещали снобистскую элиту, которая над ними насмехалась. Эти рисунки, скульптуры и керамика — изумительные примеры самурайской преданности культуре дзен. Они успокаивают душу, приносят мир и сосредоточенность, источая их во вселенную. Но основное искусство самураев — это их мечи.

Акира распахнул еще одну перегородку и подвел Сэвэджа с Рэйчел к стене, увешанной вложенными в ножны мечами.

— Прежде чем создать орудие своей профессии, самурай долго медитировал. После самоочищения убирал место будущей работы, надевал белый халат и начинал медленный, спокойный, очень длительный процесс наслоения стали на сталь, постоянно нагревая, фальцуя и отбивая слои, пока не достигал идеальной ударной вязкости, чтобы меч не ломался и не тупился — это походило на закалку самурайского духа. Длинный меч использовался в битвах. А вот такой, короткий, — Акира снял со стены и вынул из ножен, держа его таким образом, чтобы свет отражался от лезвия, — для совершения ритуального самоубийства. Сеппуку. Если самурай проигрывал битву или оскорблял неосторожным замечанием господина, он должен был вспороть себе живот. Таков обычай, проверка преданности кодексу чести. — Акира вздохнул, вложил клинок в ножны и снова повесил его на стену. — Веду себя, как человек с Запада. Простите за болтовню.

— Не за что. Меня все это восхищает, — сказала Рэйчел.

— Ты очень добра, — Акира, похоже, хотел еще кое-что добавить, но тут вошла Эко, поклонилась и произнесла несколько слов, — Отлично. Ванна готова.

5

Они по очереди ополоснулись в душевой кабинке, находящейся в задней части дома, обвернулись полотенцами и встретились на заднем крыльце, залитом мягким светом ламп.

— Обмывка тела — лишь предисловие к принятию ванны, — сказал Акира. — Чтобы было понятнее, в ней следует мокнуть.

— Горячая ванна? — Рэйчел была поражена.

— Еще один компромисс с двадцатым веком, — сказал Акира. — Электричество полезно для поддержания постоянной температуры воды.

Снаружи ванная была отделана кедровым деревом, хотя внутри оказалась пластиковой. Стояла она на крыльце слева, и нависающая над ней крыша придавала картине уют и уединение. От воды поднимался пар.

Рэйчел поднялась по лесенке на платформу и, попробовав воду ногой, отдернула ее.

— Кипяток!

— Так кажется поначалу, — согласился Акира. — Входи как можно медленнее. Тело привыкнет к жару. Похоже женщину эта речь не убедила.

— Ванна должна быть очень теплой, — продолжил свои заверения Акира. Дабы доказать свою точку зрения, он без колебаний забрался в воду и погрузился по шею.

Закусив губу, Рэйчел сошла следом.

Сэвэдж присоединился к ним, но, поскользнувшись, плюхнулся очень быстро и тут же пулей вылетел обратно.

— Черт, очень горячо!

Рэйчел разразилась хохотом.

Этот взрыв заставил Сэвэджа рассмеяться. Он плеснул на нее водой. Тогда засмеялся и Акира, но Сэвэдж обрызгал и его.

Он опустился обратно в ванну и после того, как смех затих, вдруг понял, что температура уже не кажется такой высокой. А вода проникает в закрученные узлами мускулы, расслабляет сведенные судорогами мышцы и уносит прочь усталость семнадцатичасового перелета. Он откинулся на деревянный край ванны и, позволив успокаивающей горячей воде убаюкивать его, восхитился Рэйчел.

Ее волосы — мокрые после душа — были зачесаны назад за уши, подчеркивая благородную форму головы и изящные обводы лица. На щеках поблескивал оседающий пар, придавая им яркость и свежесть. Голубые глаза еще сверкали от смеха и больше всего напоминали сапфиры. Сэвэдж почувствовал, как большим пальцем ноги она толкнула его. Улыбнулся и посмотрел на сад, находящийся с другой стороны здания.

Несмотря на то, что сумерки превратились в темноту, лампы, стоящие на окнах, и освещенное крыльцо позволили Сэвэджу узреть неясные формы камней и кустов.

Где-то дальше в глубине сада булькала и журчала вода.

— В темноте невозможно разглядеть пруд, — сказал Акира, словно прочитав мысли Сэвэджа.

— С золотыми рыбками, кувшинками и лилиями?

— Какой же пруд без всего этого?

— Никакой, — Сэвэдж улыбался.

— Здесь настолько… Как ты можешь отсюда уезжать? — спросила Рэйчел.

— Но ведь я нужен.

— В том-то и беда. Каша общая, — вздохнул Сэвэдж.

— Не только наша, — добавил Акира и разрушил чары, возвратив Сэвэджа из прошлого в настоящее. — И не единственная. Я не был в Японии с тех самых пор, как Муто Камичи нанял меня.

— С тех самых пор, как ты думал, что он нанял тебя, — поправил его Сэвэдж. Акира согласился.

— Ложная память.

— И как мы выяснили, его зовут вовсе не Муто Камичи, а Кунио Шираи.

— Воинствующий неонационалист. Политик. Те месяцы перед самым заданием, когда я еще жил в Японии или думал, что жил, я о нем ничего не слышал. У нас есть ультраконсервативные политические группировки, которые проповедуют антиамериканизм, но они слишком малы и не имеют никакого влияния. А тот человек, которого мы видели по телевидению, пользовался поддержкой тысяч студентов. Телекомментатор сказал, что силовая база Шираи так велика, что вполне способна расколоть на несколько частей правящую партию Японии. Для меня это полная бессмыслица. Кто этот человек? Откуда он появился? Каким образом достиг такого влияния?

— И что вам обоим с ним делать? — добавила Рэйчел. — Кто поверит в то, что вы видели, как полгода назад его разрубили на две половины?

— Завтра мы получим некоторые ответы, — сказал Акира.

Сэвэдж метнул на него косой взгляд.

— Каким образом?

— Поговорим с мудрым, святым человеком.

Сэвэдж ничего не понял, но, прежде чем успел спросить Акиру, что именно он имел в виду, на веранду вышла Эко, поклонилась и что-то сказала.

— Она спрашивает, не голодны ли вы, — перевел Акира.

— Нет, нет, — простонала Рэйчел. — Я все еще перевариваю ту тонну пищи, которую в меня запихнули во время перелета.

— Я тоже, — присоединился Сэвэдж. Акира отослал Эко.

— Такая жара, — Рэйчел зевнула. — Вода успокаивает. Я, наверное, прямо здесь засну.