Тотем - Моррелл Дэвид. Страница 36

Но выбора у него не оставалось. Правда, если он действительно случайно заразился, то болезнь убьет его, несмотря ни на какие прививки. Всего два человека в мире выжили после заражения вирусом бешенства, да и то оставались сомнения, действительно ли они были инфицированы, потому что симптомы сильно смахивали на энцефалит. Болезнь была настолько опасной, что даже прививки могли не спасти. И все-таки Аккум считал, что выбора у него нет. Даже такие довольно редкие реакции на введение вакцины типа лихорадки или паралича казались полной ерундой по сравнению с неминуемой смертью. Словом, начало лечения не избавило Аккума от страхов. Собаке были сделаны все необходимые прививки, но это ее не спасло.

И скорбь также осталась. Аккум думал о мальчике, чье тело распластано на столе в морге, о том, что ему следовало предвидеть подобный результат применения снотворного. Еще и родители… Как перед ними оправдаться? Он до сих пор слышал хриплые вопли матери. Есть только один путь: ему придется сделать все возможное, чтобы выяснить природу и механизм действия нового вируса, чтобы спасти от него как можно больше людей. Когда-то он был знаменитым патологоанатомом. Это было давно, еще на Востоке, перед нервным срывом. Теперь он должен доказать, что не зря числился среди самых лучших специалистов. Именно так и не иначе. Ты считаешь себя очень крутым? Так докажи. Настало время.

Он натянул брюки, застегнул ремень и, размышляя о предстоящей работе, вышел из кабинета. Скоро должен подъехать Оуэнз с мозгом собаки: его следовало сравнить с результатами вскрытия, которое предстояло произвести Аккуму. Через некоторое время он сделает анализ на нахождение тел Негри в своем организме. Необходимо было провести более серьезное исследование, в котором тонкий мозговой срез обрабатывался светящейся флуоресцентной сывороткой против бешенства и изучался в ультрафиолетовом микроскопе. Во что бы то ни стало, Аккум должен был взглянуть на эту заразу. Чтобы наблюдать за вирусом, он собирался заразить полдюжины новорожденных мышей частицами мозга мальчика. Аккуму даже хотелось с помощью электронного микроскопа нарисовать картинку вируса. Вскрыв тело мальчика, он поймет, почему паралич наступает с такой скоростью и почему снотворное лишь ускоряет смертельный процесс.

Идя по коридору, он ловил на себе пристальные взгляды медсестер. Что ж, значит о нем все уже известно. “Как же быстро распространяются сплетни в нашем деле”, — подумал Аккум. Люди смотрели на него как на врача, совершившего губительную для пациента ошибку. Тогда Аккум заставил взять себя в руки. Ведь могло же быть так, что все просто напуганы неизвестной болезнью?.. Или их удивило мрачное выражение его лица?.. В любом случае он не собирался их об этом спрашивать, а если они сами знали, что такое хорошо, а что такое плохо и держались от него подальше — что ж, тем лучше. Для него и для работы.

Добравшись до дверей, ведущих в подвал, Аккум подумал о том, что следует приготовить инъекции для Слотера, матери мальчика, искусанного мужчины, и владельца собаки. Он стал в последнее время слишком многое выпускать из вида. И самое главное — ему страшно хотелось спать. И есть — в последний раз Аккум ел этим утром. Что ж, придется обо всем позаботиться и все сделать — такова жизнь — самому. С помощью Оуэнза он выкроит время на то, чтобы обзвонить всех нужных людей, вызвать их сюда и сделать им уколы. Но в первую очередь — и это было понятно — ему хотелось выяснить, что именно убило мальчика.

Добравшись до подвала, Аккум прошел в “прихожую”. Вымыл руки, надел маску, резиновые перчатки и лабораторный халат. Чтобы избежать любой неожиданности, он даже надел на ноги бахиллы, и когда понял, что сделал все, что положено, вошел в морг.

Зеленые кафельные стены, флуоресцентные лампы под потолком, отраженные и перекореженные сверкающим кафелем, стальные раковины, инструменты и — наконец — столы с отводами. Всего три, поставленные боком один за другим и на третьем остановился его взгляд: там под простыней виднелась небольшая выпуклость. Чье-то маленькое обмякшее тельце. Аккум медленно и сосредоточенно двигался к нему, он с трудом дышал сквозь скопившуюся на внутренней стороне маски влагу. Затем остановился и осторожно приподнял простыню, открыв обнаженное тело. Такое маленькое и такое истерзанное с огромным количеством синяков и ссадин — следы того, через что пришлось пройти этому мальчику. На распухших губах запеклась кровь, рот был слегка приоткрыт, и обнажились передние с какими-то дефектами зубы. Но несмотря на все это, мальчик был очень красив. Бледный блондин с ангельским, невинным личиком. Впервые Аккум имел дело с тем, кого сам пытался лечить. До этого у него никогда не было ни единого пациента. Он потому и стал коронером, что не желал нести ответственность за больных, хотел освободить себя от обязательств перед живыми. Да, это он сам выбрал себе дорогу. И сегодня весь этот груз рухнул ему на плечи, — он должен был держать ответ за происшедшее и, потянувшись за скальпелем, он на мгновение застыл, чтобы приглушить малейшие эмоции. Секунда прошла, и он взял скальпель, которым обычно пользовался, чтобы срезать скальпы. Сделав глубокий вдох, он наклонился ниже, выбирая точку, с которой лучше начинать скальпирование, и тут глаза возле его лица мигнули и уставились на него. Но невинности в этих глаза не было ни капли, они казались такими же старыми и холодными, как и любые другие, в которые Аккуму приходилось смотреть, и они, не мигая, разглядывали его. Пока поднималась маленькая ручка, врачу показалось, что комната повернулась вокруг своей оси, а его собственная ладонь взметнулась ко рту, спрятанному под маской. Он чудом не заорал, и, пошатнувшись, отступил от поднявшейся руки. Мальчик сел на столе и, искоса взглянув на Аккума, вдруг подобрался. Аккум вспомнил старого Дока Маркла. И когда мальчик прыгнул на него, то первым движением врача было отпихнуть его от себя, но забыв, что в его руке зажат скальпель, он со всей силы воткнул его парнишке в обнаженный животик. Брызнула кровь.

60

Мардж оставалась на посту в полицейском участке до тех пор, пока не закончилась охота в поместье. Она ничем не могла помочь там, наверху, но зато здесь подменила полицейского, ответственного за связь, чтобы он мог прибыть на место: Натан настаивал на том, чтобы располагать всеми офицерами. Мардж по крохам собирала информацию, доносящуюся из динамика, и, когда, наконец, поняла, чем закончилась история, то едва сдержала рыдание, готовое вырваться из горла. Не нужно было Натану посылать за людьми, на которых он надеялся, ибо в самый ответственный момент они ничем не смогли ему помочь. И ее не оказалось рядом. Мардж сидела, вытирая слезы, мать и отца мальчика она хорошо знала, училась вместе с ними в школе. Они жили всего в двух кварталах от ее дома, и она частенько захаживала к ним в гости, обязательно принося их сыну гостинцы. А вот теперь мальчик мертв, и Мардж рыдала. Когда вернулся полицейский, которого она подменяла, Мардж все еще плакала, и он не отпустил ее домой до тех пор, пока она не успокоилась.

— Тебе необходимо поспать, — сказал мужчина, но они оба понимали, что это не так просто, — сегодня в городе будет немало людей, которые вряд ли смогут заснуть. Мардж поблагодарила полицейского за заботу и вышла из участка. Напоследок он предложил проводить ее до машины, но Мардж подумала о вызовах, которые останутся без ответа и сказала, что не стоит. После пяти лет, проведенных вместе с Натаном, она прекрасно знала цену порядку и была уверена в том, что с ней все будет нормально.

Она дошла до стоянки автомобилей, находящейся за зданием участка, проверила, нет ли кого-нибудь на заднем сиденьи ее машины, только после этого села в кабину и отъехала. Полночь субботнего вечера. Мардж думала, что на улицах, как обычно, будет полно машин и людей и больше всего возле баров, особенно в пригородах, куда в поисках развлечений съезжаются молодые рабочие с ферм и ранчеро, но нынешнее безлюдье в городе ее почему-то не удивило. Ей навстречу попалось лишь несколько древних автомобилей, грузовичков-пикапов, лишь возле бара она увидела пару мужиков, прихлебывающих пиво из банок. Вечер больше напоминал не начало нормального уик-энда, а тихий вторник, и Мардж решила, что, по всей видимости, по городу вовсю ползут слухи. Если так, то беда пришла не только в город, но и в долину. Весь день ей приходилось выслушивать сообщения о зарезанной скотине на дальних фермах. Она поняла, что ранчеро, чтобы не терять свои деньги, остались на фермах выслеживать хищников, и больше не удивлялась тишине, царящей на улицах. Проезжая по пригороду, Мардж также заметила, что несмотря на столь поздний час, во многих домах зажжен полный свет, и это тоже показалось ей ненормальным. Как ей хотелось поговорить с Натаном, но Мардж понимала, что сейчас он занят и ему не до нее. Но оставаться дома в одиночестве ей было невмоготу. В голову моментально пришла нужная мысль: мать и отец мальчика. И, подъехав к своему дому, она не стала останавливаться. Промчавшись через два квартала, она решила посмотреть: если в доме будет гореть свет, она войдет и попробует их утешить.