Замок над рекой - Мортинсен Кей. Страница 7

– На вашем месте я бы не переживал так сильно, – с ироничной улыбкой заметил Клод. – У вас же ничего не отняли – скорее наоборот. Хотя, боюсь, вы еще нахлебаетесь с этим подарочком бед!

– Но я ничего не понимаю! Она ничего об этом не говорила! Что мне с ними делать? И... постойте: где же она будет сама жить?

– Мир так велик, – развел руками Клод. – Но здесь она уже вряд ли объявится...

Роми вспомнила вдруг про свой собственный, слава Богу, небогатый опыт общения с кредиторами. Незадолго, перед тем как лишиться работы, отец купил в рассрочку мебель, и уже через короткое время проценты по платежам выросли до умопомрачительной суммы. Сборщик недоимок приходил в сопровождении дюжих молодцов, подозрительно осматривал дом, раздуваясь от сознания собственной значимости и важности, и разговаривал с нею и отцом в угрожающем тоне.

Однажды, когда у них не нашлось денег заплатить очередные проценты, он пришел и забрал ее новый магнитофон...

Роми вздрогнула, почувствовав, как кто-то взял ее под руку.

– С вами, надеюсь, все в порядке? – поинтересовался Клод.

– Разумеется, нет! – огрызнулась Роми. – С чего бы мне быть в порядке, если в день моего приезда выясняется, что мать, которую я не видела с раннего детства, вынудили бежать из ее собственного дома, какие-то негодяи! Наверняка они угрожали ей...

Оттолкнув его руку, Роми торопливо дочитала записку до конца: «Приходится уезжать, пока еще цела. Любящая тебя...» Слово София было зачеркнуто и вместо него приписано: «мама».

Ларош был прав – мать сбежала из поселка, а стало быть, долгожданная встреча матери и дочери не состоялась, не получилось душевного разговора двух любящих сердец, и Роми по-прежнему некому излить свои печали и поделиться надеждами...

– Она ведь знала, знала, что я приезжаю, – надтреснутым голосом сказала Роми.– Знала, что значит наша встреча для меня и папы.

Не находя опоры под ногами, она рухнула в старинное потертое кресло с деревянными подлокотниками и... с грохотом упала на пол. Очнувшись, она увидела, что лежит в груде обломков, а Клод стоит, наклонившись над нею, и с еле заметной ироничной улыбкой протягивает ей руку.

Роми в бешенстве отмахнулась от него, решив, что встанет сама и в его снисходительности абсолютно не нуждается. Клод пожал плечами и вышел из комнаты.

В течение нескольких минут Роми безуспешно пыталась выбраться из-под груды обломков, но это оказалось совершенно безнадежным делом, и она затихла.

Ей стало стыдно, что несколько минут назад она злилась на мать. Та, разумеется, стала жертвой преследований кредиторов, и у нее наверняка не оставалось никакого иного выхода, кроме бегства.

Обстановка дома вполне соответствовала царящему в нем духу разрушения. Истертый, весь в пятнах ковер с оборванной бахромой и залежами пыли в складках. Две голые лампочки, болтающиеся, словно два висельника, на черных электрических проводах. Допотопная, обшарпанная и разваливающаяся на глазах мебель была, вероятно, куплена у старьевщика, во всяком случае, ее первоначальные владельцы отошли в мир иной еще в прошлом веке. В шкафах недоставало дверей, а хрустальные бокалы и фарфор на облезлой горке были покрыты густым слоем пыли.

И здесь жила ее красивая и веселая мать!

– Боже, мама! – пробормотала Роми, почувствовав острый приступ жалости к женщине, подарившей ей жизнь.

– Чай готов, прошу за стол!

Роми с трудом повернула голову. В дверях стоял Клод – улыбающийся и доброжелательный.

Хотелось пить, хотелось, есть, и она невольно уступила слабостям тела, покорно кивнув. Господи, когда он успел вскипятить чай!

– Ее вынудили бежать! – убежденно заговорила она. – Я прямо-таки вижу, как эти кредиторы устраивают в доме погром, переворачивают и расшвыривают по комнате вещи, орут на нее... Они запугали ее. Если я только узнаю, кто учинил это, я подам на них в суд! Я заставлю этих негодяев, возместить причиненный ими ущерб, клянусь в этом!

– Предлагаю продолжить разговор на кухне, – спокойно предложил Клод. – Там не так мрачно, как здесь, и настроение ваше заметно улучшится.

– Но я не могу подняться, – захныкала Роми. – Я зажата обломками этого несчастного кресла.

Сдерживая улыбку, Клод с торжественным видом протянул девушке руку. Она приподнялась, но, услышав треск рвущейся материи, торопливо отпустила руку и с тупым звуком шлепнулась обратно на пол. При ближайшем рассмотрении оказалось, что она зацепилась за ржавый гвоздь и ее кожаные брюки порваны возле бедра.

– Ну конечно! – чуть не плача запричитала она. – Все вокруг сегодня против меня! Я смертельно устала, проголодалась, я выбита из колеи и до смерти расстроена. Так нет, всего этого мало – надо, чтобы порвались мои любимые, мои единственные кожаные брюки!

– Но неужели их невозможно зашить?

– Только не надо утешать меня сказочками о волшебной игле! Я не желаю ходить в заплатах, словно какая-нибудь оборванка! – вспылила она. – Но, самое, страшное, я не могу себе позволить купить новые!

– Не можете? – недоверчиво хмыкнул Клод. – Приехав на таком роскошном мотоцикле? «Харлей Дэвидсон» – это класс!

– Никогда не надо полагаться на первое впечатление от собеседника, – буркнула Роми. – Возможно, человеку со стороны трудно поверить в то, что специально ради этой поездки я продала часть домашних вещей, и выгребла подчистую все свои сбережения за несколько лет работы.

– Да, в это нелегко поверить, – сдержанно заметил Клод.

– Вот-вот! А между тем я копила деньги целых три года, экономя на всем, на чем только можно. – На платьях, которые скрывали бы ее чересчур уж аппетитные формы, на книгах, скрашивающих одиночество длинных вечеров, могла бы она сообщить ему...

– Неужели даже на таких шикарных прическах? – иронически спросил Клод.

Роми коснулась ладонью своего стриженого затылка и сверкнула довольной улыбкой. Однако тут же помрачнела и доверительно сказала:

– Прическа – это отдельная история. Всю жизнь у меня на голове, было черт знает что, а поскольку я ужасно хотела понравиться матери, мне пришлось постричься и покраситься.

– Даже покраситься? – хмыкнул Клод. – Ну, уж это-то зачем?

– Если бы вы видели меня полгода тому назад, то не задавали бы таких вопросов. А мама... мама такая красивая на папиных фотографиях... Я боялась разочаровать ее...

– Если она настоящая мать, то приняла бы и полюбила своего ребенка, каким бы он ни был, – резонно заметил Клод.

– Ясное дело. Думаю, она бы и приняла. Но мне хотелось, чтобы она имела возможность гордиться мной!

А как можно гордиться лохматой, близорукой и толстой дурнушкой? – мысленно закончила она. Клод, кажется, удовлетворился ее ответами.

– И все-таки пойдемте пить чай! – громогласно объявил он и, подхватив Роми под локти, извлек девушку из деревянной ловушки.

– Не обижайтесь, что накричала на вас, – чуть смущенно сказала Роми, приглаживая разорванные брюки. – Слишком сильное потрясение... Мы с отцом так надеялись на эту встречу. Мать ушла от нас, когда мне не было еще и семи лет. И тогда я впервые увидела отца плачущим. Он прорыдал несколько дней. Представляете, какое это было испытание для маленькой девочки?

– Думаю, что да, – негромко отозвался Клод.

– Мне эти дни показались целой вечностью. Хорошо еще соседи жалели и кормили меня все это время. Если бы не они, я, пожалуй, умерла бы от истощения...

Роми не стала рассказывать, как вернулась из соседской квартиры в дом к отцу. Тот сидел за столом, уставленным бутылками из-под виски, и глотал пьяные слезы. Испуганная его странным поведением, непонятным запахом, исходившим от него, девочка забилась в уголок гостиной и, глядя на отца широко раскрытыми глазами, впихивала в себя сладости, которыми щедро одарили ее соседи. Иногда она пыталась заговорить с отцом, утешить его, но тот грубо отталкивал ее и продолжал рыдать, уткнувшись лицом в заваленный объедками и залитый виски стол...

– Да, многое вам пришлось перенести, – чуть дрогнувшим голосом заметил Клод.