Семь дней чудес - Мошковский Анатолий Иванович. Страница 20
– Это что еще такое? – спросил Боря, больше привыкший к его художествам.
– Да вот Гена нам предлагает…
Боря прямо вздрогнул, услышав это имя.
– Ты… Ты был у него?
– Был… А что?
Его встречи с Геной пугали Борю. Нет того, чтоб Костику дружить с этим собаководом, птицеводом и черепаховодом, так ему понадобился сам Гена…
– Ну и что он тебе предлагает?
– Провести в нашу квартиру телефон, и он будет не обычный, а с каким-то усовершенствованием…
Не хватало еще! Гена подкатывается к нему, чтоб забрать назад свои вещи… У Бори так и заныло все, только он вспомнил, что подводная лодка на дне грязного пруда; у нее, может, уже вышли из строя сложнейшие механизмы, открывающие люк и пускающие ракеты, регулирующие работу двигателя. И еще было неприятно, что Глеб завел разговор о пропавшем из дому лайнере. Не миновать драки…
– Не надо, – сказал Боря.
– Почему?
– Занимайся рисованием, это у тебя больше выходит…
– Нет, не больше!
Это вывело Борю из себя, и он повернулся к Костику, к его глазам с точечками зрачков – хитрющим и веселым.
И сразу исчезла из глаз брата хитрость, растаяла живость, и они стали холодные, почти ледяные. Точно крепкий мороз застудил журчащую воду ручейка. Личико все задергалось, зрачки еще больше сузились. А нос… Его нос, маленький курносый нос, начал быстро краснеть.
Боре стало не по себе от его голоса, от его красного носа.
– Я буду делать, что хочу! – Личико Костика злобно скривилось, и он, встав с табуретки, надвинулся на Борю.
Боря слегка отступил.
– Но-но, – сказал он, – потише.
– А чего потише? Вот как стукну сейчас., тогда будешь знать, как потише…
– Что-то ты сегодня разошелся?
И вдруг Костик схватил Борю за куртку и так потряс, что голова его мотнулась из стороны в сторону и он едва не прикусил язык. Ого сколько, оказывается, силы в этом малыше!
Боря стал поспешно отрывать от себя его руки.
– Но-но, ты… Хочешь заработать?..
– Хочу. – Костик еще крепче ухватил его за куртку, ухватил так, что она туго натянулась, сжав все тело, и Боре даже стало трудно дышать. И тут он рассердился:
– Уходи, ну? Я не хочу с тобой шутить!
– И я!
Боря ткнул его, правда не очень сильно, кулаком в грудь и получил затрещину. Боря обомлел. Лицо его пылало.
Костика так и распирало всего от злобы к нему, и нос его, как гребень у индюка, еще больше покраснел.
– Слушай, я не хочу с тобой ссориться, – сказал Боря. – Чего ты на меня вдруг взъелся?
– И не один я! И не вдруг!
– Замолкни! – сказал Боря, а сам подумал: «Неужели это Гена подговорил его?» – Ты ничего не понимаешь!
– Зато ты все понимаешь! – Костик кинулся на него, но Боря выставил колено и не подпустил его к себе. Тогда Костик схватил с Бориной полки маленький жестяной истребитель и швырнул в него – Боря едва успел прикрыть ладонью глаза.
Больше он не мог. Он выскочил из комнаты и побежал на кухню.
И все это из-за кнопки, которую он нажал пять минут назад? Не может быть!
В дверь позвонили. Боря открыл и увидел тетю Лену, Наташкину мать.
– Мама дома? – спросила она.
– Нет.
– А газета с таблицей лотереи у вас сохранилась?
– Пожалуйста. – Боря принес ей газету и спросил:
– А Наташа дома?
– Дома… Простыла вчера… Может, навестишь ее?
Через минуту он увидел Наташку – в синем халатике и, видно, в наскоро надетых тапочках.
– Входи, Боря, входи…
Боря вошел, и тут, судя по всему, карман его глянул на Наташку. Она примолкла, отошла в глубину комнаты, села на тахту и посмотрела на пего исподлобья. И.., и нос ее тоже стал слегка краснеть.
– Ну, что скажешь? – спросила она.
Боря пожал плечами и вымученно улыбнулся:
– А.., а.., а что тебе сказать?
– А то, как ты Вову обманул! Как колотишь Костика! Как насмехаешься над Александрой Александровной! А сам боишься всех! Тебе верят, а ты… Бессовестный!
«Что она говорит? Ведь это все не правда, почти не правда!» – подумал Боря и все-таки обмер от ее слов. Ему стало не по себе: кто-кто, а Наташка никогда но обижала его, говорила ему и о нем в классе только хорошее, и даже гораздо больше, чем он заслуживал.
– Откуда ты взяла? – спросил Боря. – Совсем я не насмехаюсь и не боюсь. А вот ты, ты мне даже немножко… – И тут же Боря осекся: нечего ей это говорить. – Откуда ты взяла?
– Оттуда! И не прикидывайся овечкой, я вижу тебя насквозь!
Из-под ее челочки Борю жгли круглые, огромные, занимавшие половину лица глаза, и, говоря все это, Наташка выбрасывала вперед свою маленькую тонкую руку, и чувства ее были так сильны, что длинный и красный, как перец, нос ее подрагивал, а худые коленки подскакивали над краем тахты – то одно, то другое.
Боря съежился, прижался спиной к стене и, не выдержав, выбежал из квартиры. За ним захлопнулась дверь.
«Что мне теперь делать? – подумал Боря. – Кто меня защитит? У кого попрошу почитать книгу?»
И все из-за кнопки. Ни одна не хочет помочь ему. Не хочет, и все. И сколько же будет лежать па дне пруда лодка?
На улице было тепло и солнечно.
У дома два их жильца прогуливали на поводках собак: одна – белая, мохнатая, как овца, вторая – совершенно гладкая, черная. Собаки дружелюбно обнюхивали друг друга, и морды у них при этом были улыбчивые. «Умницы», – подумал Боря и уставился на них.
И в ту же секунду собаки зарычали, бросились друг на друга, залязгали зубами, и в стороны полетели клочья шерсти – белой и черной. Боря отскочил к подъезду, а хозяева закричали на них, натянули поводки и, упираясь каблуками в тротуар, стали растаскивать разъяренных собак.
«Пойду-ка я лучше домой», – подумал Боря, вспомнив вдруг огромные, полные ненависти Наташкины глаза и крики Костика. Он твердо решил ни на ком больше не пробовать приборчик. Никогда. Ни за что. Хватит того, что было!
Переступив порог квартиры, он переложил приборчик в задний карман. За столом, как и вчера, было шумно. У мамы, отца и Костика было хорошее настроение. И только мама слегка рассердилась на Борю за то, что уже пятый день не может он вымыться в ванной, – неужели и об этом надо просить?
– Мама, ну хоть сейчас! – сказал Боря.
– Очень хорошо… Я прошу тебя.
Боря раньше других допил чай, взял чистое белье и побежал в ванную. За стеной слышались шутки отца, смех мамы и Костика. Боря повесил брюки на крючок, влез в ванну, задернул прозрачную занавеску, чтоб вода не брызгалась по всей ванной, и встал под душ.
Теплый дождик уперся ему в голову. Боря блаженно зажмурился и слушал, как тугие струйки бьют в макушку, в плечи, в спину и, щекоча кожу, сбегают вниз. Внезапно смех на кухне прекратился.
За стеной затопали ноги, кто-то крикнул, и у Бори упало сердце: приборчик! Он потянулся к брюкам, чтобы взглянуть на его положение в кармане.
Не успел. Дверь в ванную, с шумом отворилась.
– Так вот ты где! Опять ты всех задираешь! – отец отдернул занавеску.
И не успел Боря что-то сообразить, решить, сказать, как отец замахнулся. Но тут появилась мама. Она вцепилась в отцовскую руку и стала вытаскивать его из ванной:
– Не смей, Витя, не смей! Я сама его накажу!
Дверь захлопнулась, шум продолжался в коридоре. Борю вдруг прорвало, слезы хлынули двумя потоками по щекам. Он заревел в голос, – так было горько и обидно.
Он выскочил из ванны и повернул брюки так, чтобы Хитрый глаз смотрел в другую сторону. Нет, этого было мало. Дрожащими руками он вытащил из кармана приборчик и, роняя на него слезы, посмотрел на кнопки, уже знакомые ему и совсем новые… Скорей, скорей другую! И Боря, коротко вздохнув, нажал маленькую белую кнопку с черной цифрой «7».
ЗВЕЗДЫ
И с ужасом посмотрел на приборчик: Хитрый глаз казался сейчас особенно черным и ядовитым…
Страшно было и краем глаза глянуть в него, даже на его отражение в зеркале: а вдруг оно обдаст его волной и подействует?