Красная смерть - Мосли Уолтер. Страница 13

– Доброе утро, мистер Роулинз.

– Привет, мэм. Как самочувствие?

– О, очень хорошо. В прошлое воскресенье состоялась конфирмация моей внучки.

– Подумать только!

– А вы хорошо выглядите. На днях вы и бедный мистер Мофасс очень обеспокоили меня. Вы были грустный. А мистер Мофасс... Эта ужасная женщина... – Миссис Трухильо прижала пальцы к груди, а ее рот принял форму буквы "О". – Какими проклятиями она его осыпала. Счастье, что дети еще не вернулись из школы.

– Поинсеттиа была не в себе. Вы ведь знаете, она больна и все такое прочее...

– Бог дает людям то, чего они заслуживают, мистер Роулинз.

Эти слова, произнесенные доброй женщиной, прозвучали как жуткое проклятие.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил я.

– Как она вела себя с мужчинами. Ни одна моя дочь не позволила бы себе такого. Я не скажу вам ничего, мистер Роулинз, но Бог знает все.

Это мало меня беспокоило. Я знал, пожилые женщины частенько забывают то время, когда их любили. А может быть, они все помнят, и от того-то их ненависть стократ сильнее.

Я поднялся на второй этаж и простоял там час или дольше, закрыв глаза и нежась в солнечных лучах. Однако через какое-то время до меня донесся скверный запах.

26:5

Солнце заливало и третий этаж. Дверь квартиры, в которой жила Поинсеттиа, была распахнута. Зловоние исходило оттуда.

Тоньше всего я различаю запахи. Это был сладкий аромат трех или четырех курений, которые она возжигала во время молитвы на своем алтаре. И тяжелый дух болезни, накопившийся в ее комнатушках почти за шесть месяцев. И жуткое зловоние тления.

Я сообразил, что ее здесь уже нет. Наверное, ушла после того, как Мофасс пригрозил ей выселением. Похоже, она предоставила мне честь большой уборки.

Шесть месяцев тому назад Поинсеттиа уехала на уик-энд. Две недели спустя служители частной больницы сообщили миссис Трухильо, что Поинсеттиа попала в автомобильную катастрофу и ее приятель заплатил, чтобы ее перевезли домой. Кости ее срослись и ссадины зажили, но что-то произошло с нервами. Она не могла работать и едва ходила. Прежде это была красивая женщина, ей не исполнилось еще и тридцати. Жалко было смотреть, как она опустилась. Но что я мог поделать? Мофасс жесток, но он был прав, отговорив меня платить за ее квартиру.

Квартира являла собой жуткое зрелище. Ставни задвинуты, занавески приспущены, в комнатах царили сумрак и затхлость. На столе – жуткие белые картонки с остатками китайской пищи, покрытой плесенью, повсюду мусор. Я повернул выключатель, но лампочка, похоже, перегорела. В дальнем конце квартиры, в алькове, был устроен алтарь. Внутри – приклеена картинка, на которой Иисус Христос простирал три сложенных пальца над головами трех святых, склонившихся перед ним для благословения. Картинку обрамляли засохшие цветы, прикрепленные к стене проволокой. Правда, о том, что этот веник был когда-то букетом, можно было только догадываться. Наверняка они были позаимствованы в церкви или на кладбище.

У нижнего края картинки стояло бронзовое блюдо, которое Поинсеттиа использовала для возжигания курений. Здесь приторный запах чувствовался особенно остро. Вокруг блюда громоздились столбики пепла, похожие на белых червячков.

Ванная комната выглядела просто омерзительно. Пузырьки с косметикой всякого рода стояли открытыми, содержимое их давно высохло и растрескалось. На полу валялись полотенца, покрытые плесенью. Сетку душа паук оплел паутиной.

Самый скверный запах исходил из спальни. И я поколебался, прежде чем туда войти. Принюхиваться – это чисто животный инстинкт. Первым делом собака должна понюхать. И если запах не тот, лучше отойти в сторону.

Наверное, я должен был родиться собакой.

Поинсеттиа висела посреди комнаты на веревке, укрепленной на крючке для люстры. Она была абсолютно голая, кожа ее обмякла, и казалось, вот-вот соскользнет с костей.

Не помню, как я добрался до квартиры миссис Трухильо. Сначала я пытался позвонить по телефону Поинсеттии, но он был отключен.

– Да что тут думать, – сказал поджарый светловолосый полицейский Эндрю Риди. – Накинула на шею петлю и оттолкнула стул. – Он взглянул на опрокинутый стул, лежавший неподалеку, и продолжал: – Ясно одно! Она повесилась. Вы говорили, она была в подавленном настроении, не так ли, мистер Роулинз?

– Да, – ответил я. – Мофасс грозился выселить ее.

– А кто это? – спросил Куинтин Нейлор, напарник Риди и первый полицейский-негр в штатской одежде, которого я видел. Он тоже смотрел на стул.

– Управляющий домом, он собирает ренту и так далее.

– А на кого он работает? – спросил меня Нейлор.

Пока я обдумывал ответ, Риди сказал:

– Какое это имеет значение? Это самоубийство. Мы просто сообщим, что она покончила с собой, и все.

Нейлор был невысок, но широкоплеч и производил впечатление большого и сильного человека. Полная противоположность своему напарнику. Однако, судя по всему, между ними существовало полное согласие.

Нейлор прошелся по комнате, чуть ли не задев висящий труп. Казалось, он чувствует: здесь что-то не так.

– Да брось ты, Куинт, – занудил Риди. – Кому нужно было убивать эту девушку? Да еще так подло, инсценируя самоубийство. Были у нее враги, мистер Роулинз?

– Нет, насколько я знаю.

– Посмотри на ее лицо, Энди. Похоже, это недавние синяки.

– Иногда так бывает при удушении, Куинт, – взмолился Риди.

– Эй, послушайте! – заорал толстый служитель "Скорой помощи".

Я позвонил и в больницу несмотря на то, что Поинсеттиа была мертва.

– Когда мы сможем ее снять и убраться отсюда?

Служитель явно не относился к тем белым, которые мне симпатичны.

– Вам придется подождать, – сказал Нейлор. – Мы проводим расследование. Ничего нельзя трогать. Все должно оставаться как есть. И прежде всего нужно сфотографировать комнату.

– Тьфу, – фыркнул жирный человек. – Ну ладно, а кто распишется за вызов?

– Мы вас не вызывали, – ответил Нейлор.

– А как насчет тебя, сынок? – спросил служитель меня. С виду он был лет на десять меня моложе.

– Знать ничего не знаю. Я вызывал только полицию, – солгал я.

Эта ложь была чем-то вроде разминки. Я готовился лгать по-настоящему, готовился к тому, что ждало меня впереди.

Жирный только зло сверкнул на меня глазами.

Когда машина "Скорой помощи" отбыла, я обернулся и увидел висящую Поинсеттию. Казалось, она слегка покачивается. В какой-то момент мне показалось, что мой желудок стал сокращаться в такт ее покачиваниям, и я поспешил было уйти.

Но Нейлор остановил меня за руку и спросил:

– Так на кого, вы сказали, работает Мофасс?

– Мофасс существует сам по себе, и ни на кого он не работает.

– Ну, тогда поставим вопрос иначе. Кого он представляет? – не унимался Нейлор.

– Понятия не имею. Я просто состою у него уборщиком.

– Может быть, хватит, Куинт? – вмешался Риди.

Он вынул носовой платок и зажал им нос. Неплохая мысль. Я сделал то же самое.

Риди было за пятьдесят, а Нейлор, похоже, ровесник толстяка из "Скорой помощи". Вероятно, он служил унтер-офицером в Корее. Да, мы много чего получили от этой войны. Интеграцию, продвижение по службе некоторых цветных солдат и множество убитых парней.

– Здесь что-то не так, Энди, – сказал Нейлор. – Давай побудем еще немного.

– Ну кому есть дело до этой девушки, Куинт?

– Мне есть дело, – ответил молодой полицейский.

Меня буквально переполнило чувство гордости. Я впервые видел, что черный и белый полицейские держатся на равных при исполнении служебных обязанностей.

– Я вам еще понадоблюсь?

– Нет, мистер Роулинз. – Риди вздохнул. – Дайте мне ваш адрес и телефон. Мы вызовем вас, если понадобится.

Он вынул из кармана блокнот в кожаном переплете, и я продиктовал ему свой адрес и телефон.

Внизу я со всеми подробностями рассказал о случившемся миссис Трухильо. Дело в том, что она не только охраняла дом от воров, но и сообщала новость всей округе.