Тогда и теперь - Моэм Уильям Сомерсет. Страница 13

Макиавелли искренне восхищался этим человеком, в столь критической ситуации гордо смотрящим в лицо врага. Его положение было почти безнадежным. Бентивольо, правители Болоньи, стояли на северных границах, Вителлоццо и Орсини, окрыленные победой, шли с юга. Атакованному с двух сторон превосходящими силами герцогу не избежать уничтожения. И хотя во Флоренции не любили Эль Валентино и его смерть только облегчила бы положение Республики, Макиавелли хотелось надеяться, что герцог сумеет выскользнуть из сужающегося кольца.

— Я получил письмо из Франции, — продолжал Борджа. — Король рекомендовал вашему правительству оказывать мне полную поддержку.

— Я ничего об этом не слышал, — ответил Макиавелли.

— Тем не менее это так. Напишите Синьории, пусть пришлют мне десять эскадронов кавалерии. Можете добавить, что я готов заключить с Флоренцией нерушимый союз.

— Я незамедлительно выполню ваше поручение, — поклонился Макиавелли.

Кроме герцога в зале находились Агапито да Амала, епископ Эльнский, его двоюродный брат, и еще один секретарь. Воцарилось зловещее молчащие. Борджа задумчиво смотрел на флорентийского посла. Этот немигающий взгляд поверг бы в смятение любого. Даже Макиавелли с трудом сохранял хладнокровие.

— Я слышал, — произнес наконец герцог, — Синьория уговаривает правителей Болоньи объявить мне войну. Из этого следует, что Флоренция хочет либо погубить меня, либо заставить заключить договор на более выгодных для себя условиях.

Макиавелли попытался как можно сердечнее улыбнуться.

— Я в это не верю, ваша светлость! — горячо возразил он. — В письмах, полученных мною, Синьория постоянно выражает желание сохранять вашу дружбу.

— Слова звучат более убедительно, если они подкрепляются конкретными делами.

— Я уверен, мое государство сделает все возможное, чтобы доказать искренность своих намерений.

— Смотрите, как бы они не опоздали с доказательствами.

По спине Макиавелли пробежал холодок — с такой ледяной ненавистью прозвучали слова герцога.

Несколько дней Макиавелли только и делал, что собирал сведения от своих агентов, от Бартоломео, от Фаринелли, от людей Борджа. Полностью он не доверял никому, тем более приближенным герцога. Они говорили ему далеко не все, а иногда и намеренно лгали. Чего он никак не мог понять, так это бездействия восставших капитанов. Собственные войска герцога еще не прибыли. И хотя Эль Валентино по-прежнему удерживал несколько крепостей на территории мятежников, с трудом верилось, что он выдержит решающее сражение. Нападать надо было сейчас. Немедленно. Однако капитаны ничего не предпринимали. Причина столь загадочного промедления вызывала у Макиавелли недоумение. А тут произошло событие, запутавшее его еще больше. Во дворец прибыл посол Орсини. Приехал вечером, а уехал утром. Макиавелли оставалось только гадать о цели его визита.

К этому времени он уже получил ответ Синьории на требование герцога оказать ему военную помощь и в надежде узнать хоть что-то о происходящем попросил аудиенции у Эль Валентино. С тяжелым сердцем шел он во дворец. Синьория отказалась послать войска, предлагая взамен лишь свое благожелательное отношение. Макиавелли представил себе ярость герцога — страшное зрелище! — и приготовился стойко встретить бурю. Полное безразличие Эль Валентино поразило его.

— Я уже не раз говорил вам и могу повторить: мне есть на кого опереться. Скоро сюда прибудут французские кавалеристы и швейцарская пехота. Вы сами видите: мои силы растут с каждым днем. У папы нет недостатка в деньгах, а у короля Франции — в людях. Очень скоро мятежники пожалеют о своем предательстве. — На губах герцога заиграла жестокая улыбка.

— Вы, наверное, удивитесь. Они уже обратились ко мне с мирными предложениями. Приезжал Антонио да Венафро.

Вероятно, речь шла о том самом таинственном курьере. Венафро был любимцем и ближайшим советником Пандолфо Петруччи, правителя Сиены, считавшегося мозгом заговора.

— Они вновь предложили мне свергнуть правителей Флоренции. Но я ответил, что ваше государство никогда не предавало меня и я вот-вот должен подписать с вами договор о дружбе. «Ни в коем случае не подписывайте его, — упрашивал меня Венафро. — Я съезжу в Сиену и тут же вернусь. Возможно, мы предложим вам что-нибудь еще». На что я ответил: «Мы зашли слишком далеко, назад пути нет». Я готов слушать этих людей, пускать им пыль в глаза, но, заверяю вас, не пойду против Флоренции, если только она сама не вынудит меня к этому.

Когда Макиавелли уже откланялся и направился к двери, герцог бросил ему вслед:

— В скором времени я жду Паголо Орсини. Пьеро, сопровождавший Макиавелли во дворец, сразу понял, что его господин очень расстроен и ему не до разговоров. Они шли молча. Придя домой, Макиавелли попросил юношу принести чернила, перья и бумагу и сел писать письмо Синьории.

— Я пойду спать, — сказал Пьеро.

— Нет, подожди. — Макиавелли откинулся в кресле. — Я хочу поговорить с тобой.

Он не знал, можно ли верить словам герцога, и решил сначала высказать свои соображения Пьеро, чтобы потом более четко изложить их на бумаге.

— Я в замешательстве. Все, с кем, мне приходится иметь дело, лгут, обманывают, хитрят.

И Макиавелли пересказал Пьеро свой разговор с Борджа.

— Возможно ли, чтобы Эль Валентино, с его гордостью и чрезмерным честолюбием, смирился с действиями тех, кто не только помешал ему захватить Болонью, но и отнял уже завоеванный Урбино? Капитаны хотели уничтожить герцога прежде, чем он уничтожил бы их самих. Так почему они не напали на него? Ведь он не смог бы оказать им никакого сопротивления.

Макиавелли хмуро смотрел на Пьеро. Юноша молчал. Он понимал: вопрос чисто риторический.

— А теперь он укрепил крепости и разместил гарнизоны в стратегически важных пунктах. С каждым днем прибывает все больше войск. Он получает деньги от папы и людей из Франции. К тому же ему не надо ни с кем советоваться. Капитанов же объединяют лишь ненависть к герцогу и страх перед ним. Союзы такого рода слишком непрочны: договаривающиеся стороны больше заботятся о собственных выгодах, нежели об общих интересах. Они не способны на слаженные и быстрые действия: каждый шаг требует длительных переговоров. Глупость или некомпетентность одного приводит к общей неудаче. Они завидуют друг другу. Ни один не хочет уступать власть. Капитаны знают: к герцогу каждый день прибывают курьеры — он сам наверняка позаботился об этом. И каждого подсознательно мучает подозрение, не его ли принесут в жертву.

Макиавелли нервно грыз ногти.

— Чем больше я думаю об этом, тем больше убеждаюсь: мятежники уже не в силах сбросить герцога. Они упустили свой шанс и теперь будут стремиться к примирению.

Макиавелли бросил на юношу сердитый взгляд, которого тот явно не заслуживал.

— Ты понимаешь, что это значит?

— Нет.

— Если отряды мятежников соединятся с войсками герцога, под его началом будет огромная армия. И ему придется пустить ее в дело. Никто не станет платить наемникам за праздное сидение в лагере. Но куда он двинет эту армию? Против кого? Я подозреваю, все решит встреча Эль Валентино с Паголо Орсини.

Поскольку доверять своему противнику мог только глупец — а таких в Италии не нашлось бы — и гарантии безопасности ценились не больше той бумажки, на которой они были написаны, кардинала Борджа, племянника папы, отправили к мятежникам в качестве заложника. Два дня спустя Паголо Орсини, изнеженный, тщеславный, словоохотливый толстячок, с круглым лицом и суетливыми манерами, появился во дворце, переодетый курьером. Эль Валентино устроил в его честь грандиозный прием. Они вели долгие переговоры. Но, несмотря на все усилия, даже за золото Макиавелли не удалось выяснить, что там обсуждалось. Секретари герцога избегали его. Лишь Агапито да Амала с улыбкой заметил, что комедия затеяна с единственной целью — удержать мятежников от дальнейшего наступления. Действительно, армии не покидали лагерей, а войска Болоньи, вступившие ранее во владения герцога, отошли за их границу. Ожидание становилось невыносимым, и наконец, используя как предлог письмо, полученное из Флоренции, Макиавелли попросил герцога принять его. Эль Валентино с добродушной улыбкой выслушал торжественные заверения Синьории в преданности и дружбе, а затем перешел к вопросу, интересующему Макиавелли.