Живой - Можаев Борис Андреевич. Страница 21

– И-эх-ма! – Фомич ударил по струнам еще звонче, смешно задергался, затряс головой, торопливо приговаривая:

Фомич еще более зачастил и перешел на «барыню».

– Упы-уп, упы-уп! – покрикивал Иван Павлович, подпрыгивая и шлепая ладонями по голяшкам сапог, потом присел и легко, поскоком, пошел по избе, пронзительно посвистывая.

– Ах, тюх тях-тю, да самовар в дягтю, – припевая, ерзал на скамье Фомич, сам готовый сорваться в пляс.

– У-у-ф ты! – выпрямившись, сказал Иван Павлович, судорожно глотая воздух, и тяжело плюхнулся на скамью.

– От так! Знай наших!..

– Ай да Павлыч, ай да верток! – говорила Авдотья. – Вы с моим-то два сапога пара.

А потом хором тихонько с подголоском пели:

Отец Сергей выводил тоненьким дрожащим тенорком, запрокидывая голову, и в его светлых, как бусинки, глазках стояли слезы…

14

На другой день Пашка Воронин доложил председателю:

– Кузькин самовольно посадил картошку на огороде.

– А кто пахал ему?

– Чужих нанимал. Говорят, обманом подпоил.

– Ну, теперь он у меня будет землю кушать. Я научу его, как советские законы уважать, – сказал Гузенков.

Он тут же позвонил Мотякову, расписал, как Федор Кузькин захватил самовольно землю под огород и посадил картошку. «И гулянку по такому случаю устроил». Мотяков приказал составить акт, вызвать агента из управления сельского хозяйства и заготовок, подписать и направить акт в прокуратуру.

– Судить будем! Показательным судом. Отобьем охоту бегать из колхоза. Враз и навсегда!

А еще через день из прокуратуры пришла повестка – рассыльный из сельсовета принес и выдал Живому под расписку. В ней тот приглашался в вежливой форме прибыть в тихановскую прокуратуру, а в случае неявки, сообщалось, «вышепоименованный гражданин будет доставлен органами милиции».

«Вышепоименованный гражданин», разумеется, явился сам. Сначала он зашел в рик, к председателю. Но Мотяков отказался принять его, послал к Тимошкину.

– А-а, товарищ Кузькин! Привет, привет. Чем могу помочь? – Тимошкин сидел за столом добродушный, приветливый, и его круглые желтые глаза сияли, как надраенные медные пуговицы.

– Не за помощью к вам пришел, – хмуро сказал Фомич. – Очень интересно знать: законы соблюдаются в нашей стране ай нет?

– В нашей стране, товарищ Кузькин, законы написаны для трудового народа, а не для тунеядцев. А тех, кто нарушает законы, призывает к порядку советская прокуратура.

– Это мне очень даже понятно. Только поясните мне – по какому такому закону у рабочего отбирают огород?

– У какого это рабочего?

– У меня, к примеру.

– Вот это ловко повернул! Видали, какой элемент нашелся? – Тимошкин как бы обращался к кому-то третьему за поддержкой, хотя в кабинете, кроме их двоих, никого не было. – Вам огород как рабочему никто, товарищ Кузькин, не давал. Поэтому отбирать его у вас никак невозможно. Все обстоит по-другому: это вы самовольно захватили колхозную землю под огород. За что и привлекаетесь к уголовной ответственности.

– Да мне ж положено как рабочему иметь пятнадцать соток. А в моем огороде всего четырнадцать. Чего ж вам еще?

– А то, товарищ Кузькин, что в Прудках у нас государственной земли нет. Там вся земля колхозная. И дать вам земли под огород в Прудках мы никак не можем.

– Это как вас можно понимать? – Фомич обалдело смотрел на Тимошкина.

– У нас такая земля есть, только под Гордеевом. Там можем дать вам огород. Хотите – берите.

– Вы что, издеваетесь? – Фомич даже встал от негодования. – Гордеево от Прудков за двадцать пять километров! Я что ж, летать на огород должен?

– Не хотите, не берите. – Тимошкин был невозмутим. – А в Прудках огород сдайте.

– Огород мой! И никому я его не отдам. – Фомич пошел к дверям.

– Отберем судом. А тебя посадим, – сказал вслед ему, не повышая голоса, Тимошкин.

В прокуратуре встретил Фомича младший юрист Фатеев – в белом кителе, в погонах со звездочкой, черные волосы приглажены, расчесаны на пробор да еще блестят – одеколоном обрызнуты. Он пробежал глазами повестку и сказал весело:

– Вас-то я и жду! Проходите в кабинет!

Младший юрист провел Фомича в кабинет с надписью на белой двери «Следователь», усадил на диван, сам сел напротив за стол и все глядел на него, улыбаясь, будто желаннее гостя, чем Фомич, для этого следователя теперь и не было никого на всем белом свете.

«Прямо как на блины пригласил, – думал Фомич, глядя на свежее, смеющееся лицо следователя. – Чем он только угостит меня? Вот вопрос…»

Младший юрист считал себя человеком воспитанным; он долго служил в политотделе МТС, а теперь учился в областном пединституте на заочном отделении. Несмотря на свои сорок лет, он все еще был худощав, подтянут, играл на аккордеоне и пел частушки собственного сочинения на смотрах художественной самодеятельности. Один раз даже в области сыграл. Он полагал, что главное для юриста – это соблюдать вежливость.

– Смелый вы человек, товарищ Кузькин, – говорил, все ярче улыбаясь, младший юрист. – Я просто восхищаюсь вами.

– А чего мной восхищаться? Одет я вроде бы нормально, а не какой-нибудь ряженый. – Фомич посмотрел на свой рябенький, сильно мятый пиджачок, на черную косоворотку. – Чего тут смешного?

– Да нет, вы меня не так поняли! – воскликнул Фатеев. – Я не смеюсь над вами… Просто я хотел сказать, как же это вы набрались смелости захватить колхозную землю? Против коллектива пошли… Один против всего села! Вот что.

– Да что я, на кулачки против села пошел, что ли? И ничего я не захватывал. Огород мой.

– Огород колхозный… но вы его захватили и теперь считаете своим, – радостно подсказал младший юрист.

– Как так захватил? Еще дед мой пахал его. Мать с отцом сад рассадили. Я уж порубил яблони. Распахал его сразу после войны… под картошку.

– Интересное у вас мнение! Значит, вы считаете, что земля у нас по наследству передается? А революция была в нашей стране?

– Была.

– Вот именно, товарищ Кузькин. Революция уничтожила в нашей стране право собственности на землю. И вы это отлично понимаете, только уклоняетесь от ответственности некоей игрой. Не выйдет, товарищ Кузькин! Я сам люблю играть, только в свободное от работы время.

– Так в чем же вы меня обвиняете?

– Вы обвиняетесь в самовольном захвате колхозной земли. Колхозное собрание лишило вас права пользоваться огородом… Когда исключали из колхоза. Это вам известно?

– Нет. Я не был на колхозном собрании.

– А чем вы можете подтвердить это показание?

– Дак что ж, на собрании колхозном зарубки, что ли, каждый оставляет на стене? Кабы зарубки оставляли, я сказал бы – моей там нет.

– Но есть свидетельские показания, что вы там были. Вам известны такие граждане? – Фатеев вынул из папки бумажку и прочел: – Назаркин Матвей Корнеевич, счетовод колхоза, заместитель председателя Степушкин, бригадир Воронин – все они показывают, что вы присутствовали на собрании.

– Ну, ежели они показывают, пускай они и отвечают.

– Интересно рассуждаете, товарищ Кузькин! Значит, не вы виноваты в самовольном захвате колхозной земли, а колхозное руководство?

– А если они врут, тогда как?

– А бригадир Воронин предупреждал вас? – быстро спросил Фатеев.

– У бригадира нет такого права, чтоб огород у меня отбирать, – ответил, помедлив, Фомич.

– То-то и оно. Кто врет – выяснит народный суд. У нас все по науке. Вы еще вот на какой вопрос ответьте: откуда вы взяли лошадь для посадки картошки?