Катынский детектив - Мухин Юрий Игнатьевич. Страница 15

Начало лета. По катынскому лесу взад и вперёд прогуливается отдыхающая публика — пляжники, грибники, крестьяне, собирающие хворост. В пионерском лагере утренний сбор отряда. По дороге к дому отдыха НКВД идут жёны и дети чекистов. По дороге Смоленск — Витебск не спеша едут телеги и подводы. В это время на территорию пионерского лагеря «тайно» заезжает автобус с польскими офицерами, энкэвэдэшники загоняют их на кухню, тайно копают между пионерскими палатками могилы и по одному ведут поляков с кухни расстреливать. На шоссе отчётливо слышится из леса лёгкая канонада, по всей округе разносится смрад разлагающихся на жаре трупов и, главное, что всё это делается «тайно». Интересно, какой же это идиот осмелится обрисовать такую картину пусть и трижды продажному суду?

Место расположения могил польских офицеров — это Доказательство № 2 версии Сталина — НКВД поляков не расстреливало. В этом месте оно их расстрелять не могло. Если бы была поставлена такая задача, то НКВД вагоны с поляками из Козельска слало бы не на запад — в Смоленск, а на восток, а там, через три дня пути начинаются такие места, где могилы поляков не нашли бы и в двадцать первом веке, и где свидетелями были бы только медведи.

Но мы рассматриваем почерк убийц и правомерен вопрос — а немцы могли расстрелять в таком людном месте? Безусловно, они только в таких местах и расстреливали, глухие места из-за боязни партизан они избегали. Да и комфорт играл не последнюю роль. А в Катыни айнзацкоманда расположилась с удобствами в Доме отдыха — после расстрела баня, ужин в столовой, отдых в отдельных комнатах на кроватях, а не где-нибудь в землянках в глухом лесу. Смотрите, в Киеве немцы расстреляли 100 тысяч евреев и пленных чуть ли не в самом городе, сейчас на месте Бабьего Яра один из районов Киева.

В Днепропетровске немцы расстреляли и захоронили тысячи советских офицеров в месте, которое сегодня считается центральным районом города.

Гитлеровцам в СССР стесняться было нечего и некого, они были уверены, что пришли навсегда. Расстрел в катынском лесу по способу исполнения (не прячась) и по месту исполнения (над могилами) — это исключительно почерк немцев и это Доказательство № 3 правильности версии Сталина.

Поведение подозреваемых. Бригада Сталина

Ещё раз вернёмся к версии Сталина. По ней Особое совещание при НКВД в марте 1940 года осудило военнопленных к ссылке в исправительно-трудовые лагеря. Это было дерзкое нарушение международных конвенций о военнопленных, сообщить об этом публично было нельзя. Мало того, что на Западе СССР во всём равняли с гитлеровской Германией, мало того, что только что окончилась финская война, но ведь неумолимо приближалась и война с немцами.

А в том, что война с немцами будет неминуема, в правительстве СССР никто не сомневался, все братания с немцами были для публики. Во время финской войны будущего начальника ГАУ Н. Д. Яковлева командировали на финский фронт. По пути он заехал представиться наркому обороны маршалу Ворошилову, и тот в доверительной беседе посетовал на неудачи Красной Армии в Финляндии. «Но всё же, — ещё раз подчеркнул К. Е. Ворошилов, — главные испытания ждут нас на западе, со стороны фашистской Германии» — пишет Н. Д. Яковлев в своих мемуарах. Заметим, что это было в январе 1940 года.

А войны ведутся не только оружием физического уничтожения солдат противника, но и оружием уничтожения воли этих солдат — пропагандой. И в этих пропагандистских боях внушение солдатам противника мысли о том, как хорошо им будет в плену — это оружие мощнейшей силы. С этой точки зрения признать, что пленные офицеры направлены в трудовые лагеря (понимая, что пропаганда противника немедленно превратит эти лагеря в каторгу), для советского правительства было невозможно и в мирное время и тем более во время войны.

К чему это автоматически должно было привести?

Во-первых. Само собой к лишению их права переписки — они не должны были никому сообщать о своём осуждении. Более того, в лагерях наверняка был установлен контроль за тем, чтобы пленные вообще ничего не писали, ни заметок, ни дневников, поскольку, работая на строительстве дорог, у них всегда была возможность передать письмо или записку через гражданских лиц. Просто бросить на обочине дороги запечатанный конверт с адресом родственника в Западной Украине, а какой-нибудь прохожий подберёт и, думая, что конверт случайно обронили, бросит его в почтовый ящик.

Во-вторых. В составе НКВД были разные управления, которые занимались различными задачами — вели разведку, занимались контрразведкой и, в том числе, занимались содержанием преступников в лагерях и организацией их работы. Это известное управление — ГУЛАГ — Главное Управление Лагерей. Было управление, которое занималось содержанием пленных в лагерях для военнопленных и организацией работы рядовых и унтер-офицеров — УПВИ — Управление по делам военнопленных и интернированных. В УПВИ числились и учитывались только военнопленные! Как только их осуждали, то они из учёта УПВИ исчезали, они становились осужденными и им не место было в лагерях для военнопленных.

С другой стороны, на месте правительства СССР стали бы мы направлять осужденных офицеров в ГУЛАГ? Вряд ли. Тысячи людей — это не иголка в стогу сена. С лагерями связаны десятки тысяч человек, не работающих в НКВД и не обязанных хранить тайну. Это прежде всего различные поставщики всего необходимого для жизни и работы лагерей. Как только мы определили бы их в системе ГУЛАГ, через этих людей стало бы сразу ясно, что пленные стали заключенными.

Надо думать, что мы создали бы специальные лагеря вне системы ГУЛАГ, подчинив их местному управлению НКВД и дав этому НКВД план производства для них. Внешне для всех, кто работал с лагерями, всё оставалось бы по-прежнему, в глазах этих людей поляки оставались бы военнопленными, так как никакой связи этих лагерей с ГУЛАГ не было. На эту мысль наводит следующее. В 1944 году комиссия Бурденко могла бы сказать, что пленные находились в исправительно-трудовых лагерях системы ГУЛАГ № 136, 137, 138. Ведь всё равно СССР уже объявил, что пленные работали на строительстве дорог. Система ГУЛАГ известна, номера крупные, внушающие доверие. И в те года никто не смог бы этих утверждений проверить. Но подручные Сталина назвали какие-то детские номера, сразу наводящие на мысль об отсутствии фантазии — 1, 2 и 3. Правда, после номера лагеря стоит «ОН» — особого назначения. Поскольку вряд ли работники НКВД в те годы были глупее нас, то эти наивные номера начинают вызывать доверие — действительно вне системы ГУЛАГ таких лагерей могло раньше и не быть, поэтому малые номера как будто оправданы.

В третьих. Посадили в 1940 году польских офицеров в лагеря или расстреляли, но все сведения о них в любом случае должны были быть в Смоленском Управлении НКВД. Прежде всего их личные следственные дела с приговорами Особого совещания или «специальной тройки» и масса различных оперативных материалов. Скажем, если пленных расстреляли, то НКВД обязано было выяснить, какие слухи об этом ходят, затыкать рот болтунам. Если они были в лагерях, то Смоленское УНКВД обязано было обеспечить, чтобы сведения о них не просочились. Обязаны быть донесения секретных сотрудников, рапорты уполномоченных и т.д. Дело заключённого всегда находится недалеко от него. Во время войны за штрафными батальонами ездили грузовики с томами уголовных дел на каждого бойца с тем, что если он будет убит или ранен, то снять с него судимость. Нет причин считать, что дела на поляков хранились где-то в другом месте.

Теперь давайте рассмотрим поведение подозреваемого № 1 — Советского правительства. Не делало ли оно что-либо, что должно косвенно или прямо навести нас на мысль, что поляки им и убиты.

10. У бригады Геббельса есть воспоминания участников беседы ряда польских офицеров с Берией и Меркуловым в 1940 году. Речь шла об организации польской армии в СССР, и поляки предложили включить в её состав тех офицеров, что исчезли из лагерей военнопленных весной. Кто-то из двоих — Берия или Меркулов — в ответ сказал, что это невозможно, так как «с ними совершили большую ошибку». По другим данным: «совершили большую ошибку, передав большую их часть немцам». Во втором варианте ответа заложена явная ложь руководителей НКВД, а «большая ошибка» приводит к мысли о трагическом исходе. Но мы уже писали, что убило НКВД польских офицеров или посадило в трудовые лагеря — выкручиваться оно всё равно было обязано. А с точки зрения формирования войска Польского, заключение в трудовой лагерь тоже было «большой ошибкой», теперь оттуда нельзя было взять ни одного офицера — он бы рассказал о судьбе всех.