Наука Управлять Людьми. Изложение Для Каждого - Мухин Юрий Игнатьевич. Страница 2
Подтолкнула эти исследования обида за державу, точнее за людей ее экономики. Было непонятно, что происходит. С одной стороны, имеем огромное количество и ученых, и инженеров с великолепной, лучшей в мире подготовкой. Имеем возможность, опираясь на ресурсы всего государства, сосредоточить усилия на любой нужной народу проблеме и решить ее. И ведь решали!
Но с другой стороны, отставание от Запада во многих технических деталях экономики, вечное запаздывание в новшествах, копирование зарубежных новинок и трудности с внедрением собственных. Какая-то чудовищная неповоротливость. От возникновения идеи до появления хотя бы головного образца машины или технологии проходит чуть ли не десять лет, да и то в лучшем случае, при удачном стечении обстоятельств.
В чем причина? Почему в начале 50-х и 60-х прирост национального дохода достигал 15—20 %, что, кстати, и спровоцировало Хрущева начать строить материально-техническую базу коммунизма, а в 70-х и 80-х мы радовались уже этому? И ведь работали, как черти, упаси Господь было хоть на час остановиться — начальство убило бы. По крайней мере, мы, заводские, так работали.
А дикое и непрерывное отвлечение сил и средств на показуху: знаки качества, комплексные системы управления качеством, госприемка и прочий бред, выдуманный академиками, не имеющими понятия об экономике, и безумно вталкиваемый в нее (экономику) ЦК КПСС. Даже при первом рассмотрении была видна дичайшая анархия в управлении страной. На это слово обижались и этому не верили. Какая анархия в СССР, где все регламентировано и подчиняется инструкциям? Но в том-то и дело, что регламентация вводила беспредельную анархию. Подробнее о механизме этой анархии будет сказано в книге далее, а сейчас — пара маленьких примеров из той жизни.
Проектируется железобетонный склад, в нем хранится и перерабатывается фактически камень и нет ничего горючего. Но проектировщики требуют сделать посредине склада пожарный проезд. Из-за этого проезда рушится вся технологическая схема переработки сырья, стоимость склада непомерно увеличивается, в нем будет трудно и неудобно работать. Проектировщики только разводят руками — проект без пожарного проезда у них не примут. Где-то там, в глубине системы управления сидит, возможно, малообразованная тетка, которая ничего не проектирует, ни над чем не работает, ни за какие траты не отвечает, но своей подписью на проекте может нанести кому угодно любые убытки. И ее не в чем упрекнуть: ее дело — следить за наличием пожарных проездов, и она это дело делает четко. Но если чиновник, находящийся на самой нижней ступени бюрократической лестницы, может безнаказанно нанести ущерб любому важному делу, разве это не анархия?
Еще пример. Мы поставляли потребителю металл в кусках. Очень мелкие кусочки металла при длительном хранении на воздухе могут изменить свои свойства, и ГОСТом предусмотрена их упаковка в стальные бочки. Этот способ дорог, бочки трудно паковать и грузить и не менее трудно разгружать и распаковывать, причем он имеет смысл только в случае, если металл будет годами лежать без использования. Наш потребитель предложил нам поставлять металл в вагонах навалом, так как он немедленно направлял его в плавку. Просьба потребителя — закон для поставщика. Мы начали поставлять металл навалом, при этом и мы, и покупатель экономили существенные деньги государству. Но лаборатория государственного надзора, не отвечающая ни за работу предприятий, ни за доходы государства, остановила эту торговлю и изъяла у нас всю выручку за металл на том основании, что мы нарушили ГОСТ — не упаковали металл в бочки.
Как это понять? Правительство страны непрерывно говорит о необходимости увеличения доходов государства, а мелкий чиновник спокойно наносит государству любые убытки с наглым видом человека, исполняющего свой долг. Разве это не анархия?
Профессия автора — исследователь, и когда на заводе возникала проблема и не было готовых рецептов ее решения, то поиск решения поручался автору. А здесь я сам видел проблему — почему же не попытаться ее решить? И я занялся этим делом.
Фактов у меня было множество, поскольку я сам находился внутри этой системы и не просто глазел на нее, а действовал, действовал так, как и другие. В связи с этим я прежде всего задумался над мотивами собственного поведения. Я легко мог представить себя на месте любого чиновника в системе, так как общался с ними, получал их указания, мог предсказать их реакцию на поступающие к ним вопросы. Мой опыт общения с чиновниками еще более обогатился впоследствии, когда я стал заместителем директора по коммерции и практически перестал заниматься вопросами техники и технологии, но ко мне вплотную приблизились вопросы бюрократизма. Автор находился на столь удобной позиции для исследования данной проблемы, что колебаниям на тему о том, заниматься решением этой проблемы или нет, не оставалось места. Если не я, то кто? Неужели журналист-экономист Гайдар, сделавший себе карьеру на славном имени деда, протирая штаны в редакции газеты «Правда»?
Однако сначала я не предполагал, что займусь кардинальной проблемой — разработкой теории управления людьми. Казалось, что проблема — в самих людях: вот этот человек хороший, не бюрократ, а этот — плохой, бюрократ. Я шел стандартным путем критиков бюрократии, но все чаще стал наталкиваться на факты, убеждающие меня в том, что не в людях дело. К примеру, для меня образцом бюрократа служит один человек, настолько трусливый в принятии решений, что, казалось, он и в туалет ходил, только решив этот вопрос в вышестоящих инстанциях. Казалось, трус, органический трус, и ошибка в том, что система поставила этого труса на ответственную должность. Но случилось происшествие, в котором этот «трус», уже будучи раненым, проявил изрядное мужество в спасении своих товарищей. Так трус он или не трус? Виноват ли он лично в своей должностной трусости или есть другие причины, которые и делают его трусом?
Постепенно стали вырисовываться контуры решения — контуры той системы управления, которая сможет победить бюрократизм. Стало ясно, что не в людях дело, люди — они обычные, и все, в принципе, хороши, и все годятся для работы. Все зависит от того, в какую систему управления они попадут: в бюрократическую — будут бюрократами, в ту, которую я предлагаю, — не будут. Не будут все — и плохие, и хорошие. Это уже не будет зависеть от них.
Но была трудность, понятная только специалистам. Любая теория недорого стоит, если она не подтверждена экспериментами, практикой. А я этих экспериментов не видел. Во всем мире властвует бюрократическая система управления. Аналогов моей системы не было. Поэтому я не мог сказать оппонентам и критикам: «Вот, смотрите на эту организацию. Люди здесь управляются так, как я предлагаю, и у них не сравнимый с бюрократизмом результат. Значит, теория правильна, она подтверждена практикой, и ее выводы можно распространять на все другие сферы деятельности человека».
Но, когда непрерывно работаешь над одной и той же проблемой, когда непрестанно думаешь о ней, то в конце концов является господин счастливый случай, или озарение.
Я вспомнил, казалось бы, малозначительное событие, на ту пору, пожалуй, пятнадцатилетней давности.
Это произошло на занятии по тактике на военной кафедре института, которое вел тогда подполковник Николай Иванович Бывшев, ветеран войны, человек, которого можно было без колебаний принять за образец офицера. Тема занятия — работа командира, его приказы —
не особенно нас интересовала, и мы слушали без внимания. Преподаватель между тем сказал, что ответственность за исполнение приказа лежит на командире, давшем приказ. Набор абстрактных тогда для нас понятий «ответственность», «приказ» не вызвал оживления. Но подполковник Бывшев, считая это весьма важным, после некоторой паузы повторил сказанное. Мы подняли головы, а подполковник объяснил, что это значит: «Если вы — командиры — дали приказ, а ваши подчиненные его не выполнили, то виноваты в этом вы».
Это нас поразило! А если подчиненный трус или дурак? При чем тогда здесь мы, если сам по себе приказ безупречный?