Смена командования - Мун Элизабет Зухер. Страница 27

Дальше шла очередь Бронзы и Стали, фигур три и шесть. На этот раз это были мужчины и не близнецы, они отличались и по росту и телосложению. Сталь, фигура номер шесть, был на четыре сантиметpa выше Бронзы, фигуры номер три, выпады у него тоже были мощнее, но номер три, родом из семьи потомственных акробатов, старался ни в чем не уступать номеру шесть. Под кожей у обоих перекатывались натренированные мышцы, клинки ударялись друг о друга в такт музыке.

Хостайт подал знак следующим парам. Фигуры один и пять будут танцевать вдвоем в самом конце, а сейчас они вошли в круг вместе с фигурами четыре и семь. Золото и Латунь, Свинец и Серебро… имитация боя в танце. Для настоящих ценителей это было самым интересным, они всегда внимательно следили за символикой танца. Для маэстро эта часть являлась самой сложной. В финале фигуры один и пять представят самые сложные движения, а это значит, что сейчас им надо беречь силы и ни в коем случае не получить никаких травм, но в то же время они должны продемонстрировать истинное боевое искусство и его превосходство над ложным. Хостайт снова волновался за фигуру четыре. Ей нужно показать, что она слабее фигуры пять, но при этом не поранить противника и не получить травмы самой.

Девушка танцевала ровно и уверенно, и он успокоился. У нее талант настоящего драматического актера. Когда противник, олицетворяющий истинное боевое искусство, наступал на нее, у фигуры четыре искажалось лицо, она делала шаг назад и, казалось, теряла равновесие, но не падала.

Танец продолжался, на смену первой четверке пришла вторая: фигуры два и восемь против фигур шесть и три. За этих танцоров Хостайт был спокоен, но фигура шесть оступилась, делая поворот. Возможно, пол стал скользким из-за пота или сам танцор потерял равновесие. Левая нога у него скользнула в сторону, и центр тяжести переместился, а фигура номер два — они выполняли второе движение — вспорола ему ногу от бедра до голени, обнажив кость. Хлынула кровь, зрители застонали. Хостайт не обратил на них никакого внимания, но дал знак танцорам. Фигуры три и восемь, не сбиваясь с ритма, отошли в сторону, фигура два отступила назад и, встав на одно колено, вытянул перед собой оружие.

Хостайт посмотрел на ложу Председателя. Что решит тот?

Председатель сделал знак. Музыка оборвалась. Танцоры замерли в своих позах. В полной тишине было слышно лишь прерывистое дыхание фигуры шесть. Мужчина лежал не двигаясь, и вокруг него разливалась лужа крови. Он изо всех сил старался сдерживать стон. Но Хостайт уже понял, что рана серьезная, шестой танцор останется инвалидом. Возможно, он выживет и даже будет ходить, но танцевать больше не сможет никогда.

— Сталь, — произнес Председатель. — Благодарим вас. Все кончено.

Никто не успел даже пошевелиться, а Хостайт уже стоял рядом с распростертым шестым. Он занес свой обсидиановый клинок над горлом лежащего на полу танцора, а через секунду поклонился Председателю.

— Продолжайте, — скомандовал тот.

Хостайт вернулся на свое место. Музыка заиграла с того такта, на котором оборвалась. Фигура два осталась без партнера и продолжала стоять на одном колене. Фигуры три и восемь танцевали в такт музыке, стараясь не смотреть на фигуру два и на страшное кровавое пятно. Так они отдавали последнюю дань и честь тому, кто достойно ушел из этой жизни.

В конце этой части Председатель снова поднял руку, и танец опять был прерван. Хостайт закрыл глаза мертвому шестому и произнес необходимые слова, чтобы душа его освободилась от тела и отправилась в свой путь. В зал вошли слуги, они завернули тело в полотно и под тихий барабанный бой унесли его, другие слуги вымыли пол.

Последние движения танца были необычайно красивы. Финальный танец Серебра и Золота, олицетворяющих Солнце и Луну, выходит за пределы материальной жизни, открывая дверь в мир духовного. Выше жизни и смерти был вечный огонь, который представляли танцоры.

По окончании танца они преклонили колени перед распростертым телом, кончиком клинка каждый сделал надрез на руке, и капли их крови смешались с кровью шестого. Дебютантка Пелинн побледнела.

Хостайт обнял ее за плечи и не отпускал, пока девушка не перестала дрожать.

— Ты молодец, — прошептал он. — Просто молодчина.

Каскадар, родовое имение семейства Теракян

Гунар Теракян и Бейзил Теракян-младший были выдающимися журналистами, они умели с должной осмотрительностью разнюхать практически любые подробности. Доходы им, однако, приносил не столько талант находить необходимую информацию, сколько умение скрывать ее от других. Они достаточно быстро установили, что пьяный парень, с которым они столкнулись в баре на станции Зенебра, был членом Богопослушной Милиции Нового Техаса и что ново-техасцы начали террористические действия против Правящих Династий. Жители Нового Техаса коренным образом отличались от техасцев Конфедерации Одинокой Звезды — вполне респектабельных, хотя .и не очень честных, когда дело доходило до «бизнеса».

Гунар и Бейзил рассказали обо всем своим отцам, как только добрались до кораблей, и семейство Теракян узнало новости одновременно с руководством Флота. Стараясь не привлекать особого внимания, они следили за операцией по спасению Брюн Ми-гер… и, конечно, заметили, насколько эмоционально нестабилен был в этот период ее отец.

Теперь Гунар снова встретился с Бейзилом, на этот раз в родовом поместье на Каскадаре. Их дальний родственник Каим, единственный из Теракянов, кто служил во Флоте, взял краткосрочный отпуск и лежал сейчас на кушетке на широкой веранде, созерцая льющий как из ведра дождь.

— Первый отпуск за четыре года, и вот пожалуйста, дождь! — Каим никогда не отличался терпением.

— Сейчас осень, — ответил Гунар. — Обычная осенняя погода…

— Терпеть не могу эти планеты, — сказал Каим. Гунар посмотрел на Бейзила, тот пожал плечами.

Вид у него был ничуть не радостнее, чем у Кайма.

— Ты сам выбрал время для отпуска, — достаточно резко заметил Гунар. — Ты же знал, какой здесь климат…

— Я много чего знаю. — вздохнул Каим и поманил их к, себе, — Вы слышали о том, что замечены неблагоприятные последствия омоложения?

— Ну… давно уже говорят, что препараты, которые производились на Пэтчкоке, были не совсем доброкачественными. Говорили, что это все заговор Доброты, что прямо на заводе был задержан их шпион. Так ведь?

— Ну, это просто недоброкачественные препараты, — Каим махнул рукой, словно двадцать семь процентов акций, а также позор и финансовый крах династии, имевшей дюжину представителей в Большом Совете, ровным счетом ничего не значили. — У меня есть доказательства, что ошибка, возможно, кроется в самом первичном процессе. Пока, правда, нельзя сказать наверняка. Официально сообщают, что все дело в недоброкачественных препаратах. Но, по моим данным, отмечены случаи нарушений умственной деятельности у первых омоложенных, прошедших повторный процесс. Например, у лорда Торнбакла.

— Не понимаю, — ответил Бейзил. — Ведь Брюн его дочь, он вел себя как нормальный отец.

Гунар заметил, что на груди у Бейзила след от джема. Его оставила трехлетняя дочка Бейзила. Бедный тот парень, который будет за ней ухаживать.

— Я знаю, у меня нет своих детей, — сказал Каим. — И все же… подвергать риску Династии из-за дочери…

Гунар что-то проворчал и похлопал Бейзила по плечу. Каим чуть ли не хвастает тем, что у негр нет детей, словно специально хочет, чтобы его об этом расспрашивали. У Бейзила свои взгляды на этот счет, а мирить их приходится ему, Гунару. Как всегда.

— Значит, — начал Гунар, — если дело только в недоброкачественных препаратах, то все более-менее просто. Гораздо хуже, если ошибка в самом процессе. Каим, а разве никто, из старших офицеров Флота не прошел процесс омоложения?

— Прошли, но без повтора. Повторных процессов не проходил никто, разве что частным образом, а не через медицинское управление Флота. Первичное омоложение проходили добровольно, примерно лет сорок назад, когда уже был накоплен достаточный опыт в этой области. Только двадцать лет спустя омоложение стало обязательным для определенных чинов в определенном возрасте. А потом, лет десять назад, начали омоложение старшинско-сержантского состава.