К югу от границы, на запад от солнца - Мураками Харуки. Страница 6
Само собой, недостатки у нее тоже были. Иногда в ней вдруг просыпалось упрямство, да и воображения не хватало. Идзуми шагу не могла ступить за пределы мирка, где выросла. Есть вещи, которые затягивают так, что про еду и сон забываешь. С ней такого никогда не случалось. И еще она очень залипала на своих родителях. Пробовала судить о чем-то — выходило плоско и банально, хотя сейчас я думаю: а что еще можно было ждать от шестнадцати-семнадцатилетней девчонки? От этого делалось скучно и тоскливо. Зато она ни о ком не говорила гадостей, не доставала меня хвастовством. Идзуми явно была ко мне неравнодушна — что бы я ни говорил, всегда слушала внимательно, старалась поддержать. Я много вещал о себе, о будущем, о том, чем хочу заниматься, кем стать. В общем, мечтал и фантазировал, как большинство мальчишек. Но она слушала не отрываясь и подбадривала меня:
— Ты станешь замечательным человеком. Обязательно. Я знаю. Ты отличный парень.
И она говорила искренне. За всю жизнь я ни от кого больше не слышал таких слов.
А как я балдел, прижимая ее к себе! Даже одетую. Хотя никак не мог понять, где же в Идзуми скрывается то, что предназначено специально для меня?Искал и не находил. У нее имелась масса достоинств, и они, конечно, намного перевешивали недостатки. Но чего-то в ней не хватало — чего-то самого главного. Разбери я тогда, в чем дело, чего ей недостает — точно затащил бы ее в койку. Сколько ж можно резину тянуть! Правда, не сразу, но все равно запудрил бы девчонке мозги, уговорил бы лечь со мной. Но я этого не сделал — уверенности не чувствовал. Мне тогда было лет семнадцать-восемнадцать — парень без тормозов, да еще любопытство и мысли о сексе одолевали. И надо же: хоть голова и была забита ерундой, но все-таки что-то соображала. Я понимал — раз не хочет, не надо ее принуждать. Наберись терпения и жди.
Но один раз мне все же удалось добиться своего. Как-то я взял и заявил:
— Не могу больше в одежде тискаться. Не хочешь трахаться — не надо. Но я хочу посмотреть какая ты... без этих тряпок, хочу обнимать тебя голой. Пойми! Мне это нужно. Сил нет терпеть!
— Ладно. Если ты так хочешь... — проговорила Идзуми, немного подумав. — Но обещай... — Она сделала серьезное лицо. — Только это. Чего я не хочу, делать не будешь, да?
Это случилось в воскресенье, в самом начале ноября. День выдался замечательный — ясный, хоть немного и прохладный. Родители уехали на поминки по кому-то из родственников отца. Мне тоже бы следовало, но я остался дома, сказав, что буду готовиться к экзаменам. Отец с матерью должны были вернуться поздно вечером. Идзуми пришла после обеда. Мы обнимались на кровати в моей комнате, и я стал раздевать ее. Она лежала с закрытыми глазами и молчала. Копался я долго. Пальцы у меня от рождения корявые, да еще женские наряды так по-хитрому устроены. Пока суд да дело Идзуми открыла глаза и принялась раздеваться сама. На ней были узкие бледно-голубые трусики и такого же цвета лифчик. Не иначе специально купила для такого случая. Раньше она всегда носила белье, которое матери обычно покупают дочерям-школьницам. Вслед за ней разделся и я.
Обхватив нагое тело Идзуми, я целовал шею, грудь, гладил кожу, вдыхал ее аромат. Настоящее чудо — скинуть все с себя и лежать так, крепко прижавшись друг к другу. Я совершенно обезумел и уже изготовился войти в нее, однако Идзуми решительно отодвинулась:
— Извини, — сказала она и, взяв мой пенис в рот, задвигала языком. Ничего подобного Идзуми раньше не вытворяла. Ее язык скользил по головке, я окончательно перестал что-либо соображать и тут же изверг копившуюся во мне энергию.
После этого я долго не отпускал Идзуми, я ласкал каждый сантиметр ее тела, которое купалось в заливавших комнату лучах осеннего солнца. То был фантастический день. Мы не могли оторваться друг от друга, и я кончил еще несколько раз. А она все время бегала в ванную — полоскать рот и смеялась:
— Как все странно.
То воскресенье — самый счастливый день, который мы провели вместе за год с небольшим, пока продолжались наши встречи. Два голых человека... Что нам было скрывать друг от друга? Мне кажется, тогда я узнал об Идзуми гораздо больше, чем за все время, что мы до этого провели вместе, — да и у нее, наверное, было такое же чувство. Мы узнали друг о друге кучу необходимых вещей. Нам были важны не только слова и обещания, но и любая мельчайшая деталь. Накапливаясь, незаметно они подталкивали нас вперед. Этого, похоже, Идзуми и добивалась.
Она долго лежала, устроив голову у меня на груди и будто прислушиваясь к ударам моего сердца. А я гладил ее волосы. Мне было семнадцать. Почти взрослый парень. Жизнь была прекрасна.
Часа в четыре, когда Идзуми уже собиралась уходить, в прихожей вдруг раздался звонок. Поначалу я решил не открывать: «Кто это еще ломится? Не буду выходить, позвонит и уйдет». Но звонок не унимался, он рассыпался настойчивыми трелями. «Вот черт!» — подумал я. Идзуми побелела как полотно:
— Родители вернулись?
Соскочив с кровати, она принялась собирать разбросанную одежду.
— Да не бойся ты так. Не могут они быть так рано. И потом — у них ключи есть. Чего тогда звонить?
— Мои туфли! — проговорила она.
— Туфли?
— Я туфли в прихожей оставила.
Я кое-как влез в одежду, запихал в шкаф ее туфли и отворил дверь. На пороге стояла тетка — мамина сестра. Она жила одна, в часе езды на электричке, и время от времени наведывалась к нам развеять скуку.
— Что случилось? Звоню-звоню... — спросила тетка.
— Музыку слушал, в наушниках не слышно ничего, — отвечал я. — Родителей нет. На поминки уехали, вернутся поздно. Ты, наверное, знаешь, тетя?
— Знаю-знаю. Я тут заезжала кое-куда по делам и подумала: надо бы тебе ужин приготовить, пока ты занимаешься. Я уже все купила.
— Ну тетя! Что-что, а ужин я сам могу сварганить. Я же не дите малое, — сказал я.
— Но я уже купила все. А у тебя времени совсем нет. . Занимайся спокойно, я все приготовлю.
Вот влипли, подумал я. Ну е-мое! Как же Идзуми домой вернется? У нас в доме, чтобы попасть в прихожую, надо было пройти через гостиную, а потом топать до ворот мимо кухонного окна. Конечно, можно было сказать тетке, что Идзуми — моя подружка, в гости, мол, пришла, но я ведь должен был изо всех сил готовиться к экзаменам. А какие могут быть занятия, если я девчонку к себе позвал? Просить тетку не рассказывать родителям — бесполезно. Тетушка вообще человек неплохой, но не из тех, кто умеет хранить секреты.
Пока она разбирала на кухне продукты, я поднялся к себе на второй этаж, прихватив туфли Идзуми, и рассказал, что произошло.
Она побледнела:
— Что же мне теперь делать? Так и сидеть здесь? Ведь я до ужина должна быть дома. Знаешь, что будет, если я не приду?
— Не бойся, все будет в порядке. Что-нибудь придумаем, — успокаивал ее я, хоть и не представлял, как вывернуться из этой ситуации. Понятия не имел.
— Застежка от чулка еще куда-то отскочила. Я уж все тут обыскала — нигде нет.
— Застежка?
— Ну да. Маленькая такая, металлическая.
Я обшарил всю комнату — искал на полу, на кровати, но так ничего и не нашел.
— Делать нечего. Иди тогда без чулок.
Я спустился на кухню, где тетка резала овощи. Ей не хватило растительного масла, и она попросила меня сбегать. Отказываться нельзя, и я погнал на велосипеде в ближайшую лавку. На улице уже темнело. Я начал беспокоиться: что ж Идзуми так и будет сидеть у меня в комнате? Надо что-то придумать, пока родичи не вернулись.
— Надо проскользнуть, когда тетка в туалет пойдет, — предложил я.
— Думаешь получится?
— Попробуем. Не век же тут сидеть.
Мы договорились так: я спускаюсь, жду, когда тетка двинет в туалет, и два раза громко хлопаю в ладоши. Идзуми тут же бежит вниз, надевает туфли — и к двери. Если все проходит нормально — звонит из телефонной будки недалеко от нашего дома.