Кафка на пляже - Мураками Харуки. Страница 60

Порывшись в холодильнике, я приготовил ужин из того, что было под рукой, поел и снова поставил «Кафку на пляже». Сел на стул, закрыл глаза и представил, как девятнадцатилетняя Саэки-сан сидит в студии за роялем и поет. Я думал о тепле ее мыслей и желаний. Думал о том, как бессмысленное насилие раз и навсегда оборвет все это.

Пластинка кончилась, игла оторвалась от диска и отъехала на свое место.

А может, Саэки-сан написала слова к этой песне здесь, в этой комнате? Снова и снова слушая пластинку, я убеждался в этом все больше. Значит, Кафка на пляже – это мальчик с картины, что висит на стене. Я устроился на стуле и, подперев ладонями подбородок – точно так же, как девушка, посетившая меня прошлой ночью, – с той же точки стал смотреть на картину. Да, скорее всего. Саэки-сан глядела на нее, думала о своем парне и сочиняла «Кафку на пляже». И было это, наверное, темной-темной ночью…

Я встал и, подойдя к стене поближе, еще раз взглянул на картину. В смотревших вдаль глазах мальчика была загадочная глубина. Он смотрел туда, где по небу плыли четко нарисованные облака. Самое большое чем-то напоминало присевшего на задние лапы сфинкса. Сфинкс… Я порылся в памяти: точно! Сфинкс, которого одолел молодой Эдип. Чудовище загадало Эдипу загадку, а он ее разгадал. Тогда оно поняло, что ему конец, и бросилось со скалы, разбилось насмерть. После этого подвига Эдип стал царем Фив и супругом собственной матери-царицы.

А Кафка?.. Можно предположить, что Саэки-сан уловила связь между таинственным одиночеством мальчика на картине и миром, который создал в своих романах Кафка. Потому и назвала мальчика «Кафка на пляже». Одинокая душа, мечущаяся у линии прибоя. Вот в чем, видимо, смысл такого названия.

И дело не только в Кафке и сфинксе. В некоторых строчках ее стихов прослеживалась связь с той ситуацией, в которую я попал. «С неба хлынет дождь шелковых рыбок» – вот то, что случилось в Накано, где на торговой улице с неба сыпались селедки и ставрида. «Лишь тень сфинкса с места не движется – на ее острие сны твои нанижутся», – это, похоже, о том, что зарезали моего отца. Я строка за строкой переписал в блокнот стихи, перечитал несколько раз. Подчеркнул карандашом места, которые задели меня за живое.

Но все это были какие-то намеки, и я окончательно запутался.

Что бы это значило? Может, просто мистическое совпадение обстоятельств? Подойдя к окну, я выглянул в сад, который уже начал погружаться в темноту. Сел на диван в читальном зале и открыл «Повесть о Гэндзи» в переложении Танидзаки. В десять лег в постель, погасил светильник у изголовья, закрыл глаза и стал ждать, когда в комнате снова появится пятнадцатилетняя Саэки-сан.

Глава 24

Когда автобус, следовавший из Кобэ, остановился у вокзала в Токусиме, на часах было уже начало девятого вечера.

– Ну что, Наката-сан, вот мы и на Сикоку.

– Да, какой прекрасный был мост. Большой. Наката в первый раз такое видел.

Они вышли из автобуса и, сев на скамейку у вокзала, некоторое время просто озирались.

– А дальше что? Есть идеи?

– Нет. Наката, как и раньше, ничего не знает.

– Ну, дела…

Наката долго поглаживал ладонью голову, точно раздумывая о чем-то.

– Хосино-сан? – сказал он.

– Чего?

– Извините, но Наката очень хочет спать. Кажется, взял бы и заснул прямо на этом месте.

– Постой, – поспешно сказал парень. – Ты заснешь, а мне что прикажешь делать? Сейчас найдем, где нам переночевать. Потерпи немного.

– Хорошо. Наката немного потерпит и постарается не спать.

– Слушай, а как насчет подкрепиться?

– Нет, Наката есть не хочет, только спать.

Хосино быстро нашел в туристическом справочнике недорогой рёкан с завтраком и позвонил проверить, есть ли там свободные комнаты. До рёкана было не близко, поэтому взяли такси. Как только они вошли в комнату, горничная тут же принялась стелить постель. Наката разделся и, не умываясь, тут же залез под одеяло. В следующий миг он уже мирно посапывал.

– Наката будет спать долго, так что, пожалуйста, не беспокойтесь. Он только поспит и все, – успел сказать он перед тем, как уснуть.

– Спи, сколько хочешь, мешать не буду, – отозвался парень, однако старик уже спал крепким сном.

Хосино не спеша принял ванну, затем один вышел на улицу. Побродив просто так по округе и составив общее представление о городе, Хосино зашел в первую попавшуюся сусичную, где закусил и выпил пива. В плане выпивки ему много не требовалось, поэтому небольшой бутылки вполне хватило, чтобы улучшилось настроение, а на щеках выступил румянец. После этого он зашел в патинко, где за час просадил три тысячи. Все это время Хосино не снимал с головы кепку «Тюнити Дрэгонз» и, может быть, поэтому несколько раз ловил на себе любопытные взгляды. «Что же получается – во всей Токусиме один я расхаживаю по улицам в такой кепке?» – подумал он.

Вернувшись в рёкан, Хосино увидел, что Наката крепко спит все в той же позе. В комнате горел свет, но, похоже, старику это ничуть не мешало. Вот человек! Сила! Ни забот, ни хлопот, – решил Хосино и, сняв кепку, рубашку-гавайку и джинсы, в одних трусах нырнул в постель. Погасил свет, однако на новом месте не спалось. «Эх, сейчас бы девочку снять», – подумал он. Но рядом, в темноте, мирно и размеренно посапывал Наката, и мечты показались Хосино неуместными. Почему-то ему вдруг стало стыдно от того, что такая мысль вообще пришла в голову.

Хосино не спал и, глядя в темный потолок, понемногу терял уверенность в происходящем – в том, что он ночует в дешевом рёкане в Токусиме вдвоем с чудаковатым стариком, о котором ровным счетам ничего не знает. На самом деле этой ночью он должен был ехать обратным рейсом в Токио. Сейчас бы, наверное, был где-нибудь в районе Нагой. Нельзя сказать, чтобы Хосино не любил свою работу. В Токио у него были знакомые женщины, всегда готовые встретиться – только позвони. Но доставив товар в универмаг, Хосино в каком-то минутном порыве позвонил приятелю, с которым вместе работал, и тот согласился подменить его на сегодняшний рейс в Токио. Еще он позвонил в свою фирму и выбил три дня отгулов, чтобы поехать с Накатой на Сикоку. В его маленькой сумке было самое необходимое – смена белья и туалетные принадлежности.

Поначалу Наката привлек Хосино своим видом и манерой разговаривать – уж больно походил на его покойного деда. Однако мало-помалу ощущение их схожести стало рассеиваться, уступая место любопытству к этому человеку. Говорил Наката в самом деле не так, как все, но еще более странным казалось то, что он говорил. И во всех этих странностях что-то особенное манило, притягивало к себе. Хосино очень хотелось знать, куда еще соберется этот Наката, что будет делать дальше.

Хосино родился в деревне. В их семье были одни парни, пятеро сыновей, Хосино – третий по счету. До средней школы все шло более-менее сносно, и на его поведение никто особенно не жаловался, но, поступив в техническое училище, он связался с плохой компанией, залез в разные нехорошие дела, и полиция взяла его на учет. С грехом пополам окончив училище, приличной работы найти он не сумел, да еще поссорился с девчонкой, на которую имел виды, и решил завербоваться в силы самообороны. Хотел стать танкистом, но экзамен на водителя танка провалил и почти все время, пока служил, водил лишь тяжелые армейские грузовики. Через три года из сил самообороны уволился и устроился в транспортную фирму. С тех пор вот уже шесть лет работал дальнобойщиком.