Край обетованный - Мураками Харуки. Страница 13

Я снова пошел к директору и сказал, что все-таки решил расстаться со школой. Учитель уходит посреди учебного года. Представляете, что это такое? Тем не менее директор отнесся ко мне с пониманием и предложил взять отпуск по болезни до конца летних каникул. Однако это ничего не меняло – все равно, уйдя в «Аум», я уже не смог бы работать. Поэтому я резко оборвал эту связь, даже ни с кем не попрощался. И, конечно, подставил школу. Все наверняка ругали меня «безответственным типом», но мне было все равно.

Я стал послушником седьмого июля. Перед этим связался с родителями, и они тут же приехали. Я числился в отпуске по болезни до конца июня. Знали бы вы, как они на меня ополчились! Я пустил в ход все свое красноречие, но убедить их так и не сумел. Слова на них не действовали. Они знали, что я интересуюсь буддизмом, и ничего не имели против моего увлечения. Но «Аум Синрикё», по их мнению, не буддизм. Я им доказывал, что так только кажется, а на самом деле «Аум» и есть самый настоящий буддизм. Впрочем, если со стороны посмотреть, то ничего другого от родителей ожидать было нельзя.

Они требовали, чтобы я немедленно возвращался домой, на Хоккайдо. «Или едешь с нами, или отправляйся к "ним". Решай немедленно. Прямо сейчас». Хорошо быть молодым: сделал что-то не так – еще можно исправить. А когда тебе за тридцать, даже если захочешь переделать, отступать уже некуда. Это меня страшно угнетало. Вернуться на Хоккайдо значило вернуться к прежней жизни. Только и всего. Это ничего бы не решило. Я считал, что единственный выход в моем положении (опасном для психики) – идти до конца своей дорогой. Так я сделался послушником, хотя это решение далось мне с большими муками.

В школе у меня был один хороший приятель-коллега. Почти каждый день он приходил ко мне, приносил пиво и начинал: «Ну не можешь ты взять и уйти к ним!» Уговаривал чуть не со слезами. Но ведь я собирался сделать именно то, о чем думал с самого детства. «Извини, я уже все решил». Вот и все, что я мог ему сказать.

Вступив в братство, я тут же уехал в Асо 47, в местечко Наминомура. На стройку. Там как раз заканчивали крышу на объекте «Аум». Работа была тяжелая, но интересная, совсем другая, если сравнить с тем, чем я до этого занимался. Совершенно новое ощущение, как будто включился другой участок мозга. Потом была какая-то работа у Фудзи 48, после чего меня перевели в Камикуисики в бригаду бетонщиков на строительстве Сатиама № 2 49.

Первое время после прихода в братство называлось «накоплением добродетели». Новообращенные занимались главным образом обслугой, подсобными работами. Духовная практика тоже была, но совсем немного. В основном – работа. Зато никаких обязательств, никакой ответственности. Не то что когда я работал в школе. Я чувствовал себя как пришедший в какую-то фирму новичок, которому остается только выполнять то, что ему говорят вышестоящие. В психологическом смысле это очень удобно.

И все же меня не отпускала тревога – ведь, как говорили родители, я отрекаюсь от реальных ценностей окружающего мира. Мне уже четвертый десяток. А вдруг ничего не получится, что тогда? И у меня созрело убеждение, что нужно всего себя вложить в духовную практику. Иного выхода нет. Назад уже не вернешься. Надеяться не на кого. Сам выбрал этот путь, и если я не уясню для себя чего-то важного, уход из мира ничего не даст. Все равно ни с чем останусь.

На следующий год 50, в сентябре, я снова поехал в Асо, на этот раз в составе так называемой «детской группы». Мне поручили учить детей послушников. Всего набралось семьдесят-восемьдесят ребятишек. Я преподавал им естествознание. Были еще учителя – по японскому и английскому языку, другим предметам. Они, как правило, раньше работали в школе или имели учительский диплом. Мы составили свою учебную программу, и вообще все было почти как в настоящей школе. А Наоко Кикути давала нам уроки музыки. Она окончила педагогический университет.

Наверное, все с религиозным уклоном?

На уроках японского в качестве учебных пособий использовали буддийские сутры. Но естествознания это не касалось. В самом начале, правда, возник вопрос, как увязать науку с учением «Аум». Я обратился с ним к Основателю, и он ответил: «Наука – это мирская жизнь, так что можешь делать что хочешь». Я еще переспросил, правильно ли я его понял (смеется). Так что у меня проблем не было. Я записывал на видео телепрограммы и переносил их на бумагу. Получалось что-то вроде учебника. Прошлый опыт помог составить собственную учебную программу. Мне было интересно. По ходу дела я переехал из Асо в Камикуисики. Детям тоже приходилось кочевать с места на место. Среди моих учеников были и дети Основателя, и иногда я слышал от него, что им нравятся мои уроки. Я прозанимался с детьми около года, а потом перешел к духовной практике.

Если говорить о Вере, то Учитель обладал потрясающей силой. В этом я нисколько не сомневаюсь. Увидев человека, он сразу находил для него слова, которые проникали в его душу. В нем ощущалась колоссальная энергия. Позже меня перевели в Министерство обороны и поручили установку и обслуживание космо-очистителей. По этим делам я дважды в неделю ходил к Учителю домой и еще следил за воздухоочистной системой на его машине. Мне доводилось с ним разговаривать. В его словах был большой смысл, они заставляли задумываться. Я чувствовал, что он действительно делает все возможное для моего блага и развития. Если сравнить это с тем, каким его рисуют в суде, получится огромная разница.

В суде свидетели заявляют: «Приказания Учителя выполнялись беспрекословно». Но по своему опыту могу сказать: сколько раз бывало, что, получив от него какое-то распоряжение, я не соглашался и предлагал: «А может, сделаем так?» И он говорил: «Ты прав, пожалуй. Давай, действуй». Так что, по крайней мере в моем представлении, Учитель не навязывал другим людям свою волю.

Может быть, с разными людьми он вел себя по-разному, и это зависело от приказаний и того, кому они отдавались?

Не могу сказать. Для меня это темный лес. У каждого человека сложился свой образ Учителя.

Что значил Учитель – Асахара – лично для вас? Можно называть его гуру или ментором, но, как мне кажется, каждый верующий несет свое, отличное от других, представление об этом человеке.

Для меня Учитель был духовным наставником. Не пророком, а человеком, который окончательно разрешил мои сомнения в том, что касается учения буддизма. Их мне растолковал. Можно читать буддийские сутры, но это не более чем слова на бумаге. Можно погружаться в них сколько угодно – это, конечно, не «дзэн полевой лисицы», но все равно получится убогое извращенное толкование. А требуется совсем другое: через правильную духовную практику шаг за шагом двигаться к истинному пониманию. Сделал шаг – остановись, оглянись, чтобы понять, чего достиг. И все сначала. Чтобы идти таким путем, нужен учитель, который поведет тебя в верном направлении. Это как с математикой. Достигнуть определенного уровня можно лишь с верой в человека, который тебя учит. Выучил одну формулу, потом другую. Вот так надо.

Однако бывает, что на каком-то этапе у человека возникают сомнения: а прав ли учитель? Вот, к примеру, Армагеддон или франкмасоны. Вы в это верите?

Про масонов – отчасти верю. Хотя, конечно, не всему, что о них говорят. Однако слово «масоны», думаю, характеризует то, что происходит вокруг, в широком смысле. Я имею в виду материализм, разрушающий дух.