Мой любимый sputnik - Мураками Харуки. Страница 20

Закончив свои нехитрые сборы, я вернулся в постель. Выключил свет и уткнулся лицом в подушку. На часах было только три с небольшим, так что до утра я еще мог урвать несколько часов сна. Но заснуть не удавалось. Этот страшный телефонный треск, казалось, засел в моих кровеносных сосудах. Где-то в глубине уха мужской голос называл мое имя. Я включил свет, снова вылез из постели, зашел на кухню, сделал себе холодного чая со льдом, выпил. Попытался воспроизвести в голове наш разговор с Мюу — слово за словом, от начала до конца. Она говорила очень туманно, неконкретно, сплошь двусмысленные намеки. Из всего сказанного я смог выудить лишь две конкретные мысли. Я взял листок и написал следующее:

1. С Сумирэ что-то случилось. Но что именно, не знает даже Мюу.

2. Я должен приехать гуда, как можно скорее. Сумирэ тоже этого хочет (так думает Мюу).

И посмотрел на то, что написал. Затем подчеркнул слова “не знает” и “думает”.

1. С Сумирэ что-то случилось. Но что именно, не знает даже Мюу.

2. Я должен приехать туда, как можно скорее. Сумирэ тоже этого хочет (так думает Мюу).

Я не имел ни малейшего представления, что же могло случиться с Сумирэ на этом маленьком греческом острове. Но стряслось что-то нехорошее. Наверняка. До какой степени “нехорошее” — вопрос. Что я мог сделать? Пока не наступит утро — абсолютно ничего. Я сел на стул, положил ноги на стол и за книгой стал дожидаться рассвета. Казалось, ночь не кончится никогда.

А на рассвете я уже доехал по линии Тюо до станции Синдзюку, сел там в “Нарита Экспресс” <“Нарита Экспресс” (NEX) — поезд, следующий до международного аэропорта “Нарита”, расположенного в городе с тем же названием (в соседней со столичной префектурой Тиба) > и двигался к аэропорту. С девяти утра начал обходить стойки авиакомпаний, но в итоге понял: прямого рейса до Афин из “Нариты” не существует в принципе. После некоторых мытарств я наконец взял билет бизнес-класса авиакомпании “Кей-Эл-Эм” через Амстердам. Оттуда я уже мог лететь в Афины, а там пересесть на внутренний рейс компании “Олимпик” и на нем добраться до Родоса. Все стыковки обеспечивала “Кей-Эл-Эм”. Если не возникнет каких-нибудь проблем, обе мои пересадки должны пройти совершенно гладко. В любом случае по времени в пути это был самый оптимальный вариант. На обратный рейс я взял билет с открытой датой и мог вернуться, когда захочу — в течение трех месяцев со дня вылета из Японии. За билет я расплатился кредитной карточкой.

— Вы сдаете веши в багаж?

— Нет, — ответил я.

До вылета оставалось еще какое-то время, и я позавтракал в ресторане аэропорта. Снял деньги с карточки и купил дорожные чеки в долларах. В книжном магазинчике аэропорта приобрел небольшой путеводитель по Греции. Об острове, где находилась Мюу, там не упоминалось вообще, но было много полезной для меня общей информации — о национальной валюте, нынешней ситуации, климате. В общем, за исключением древней истории и сюжетов нескольких драм, о Греции мне было известно не очень много. Примерно столько же, сколько о геологической структуре Юпитера или системе охлаждения двигателя “феррари”. До последнего времени у меня и в мыслях не было, что когда-нибудь я отправлюсь в Грецию. По крайней мере — до двух часов прошедшей ночи.

Еще до полудня я позвонил своей коллеге, с которой у нас были дружеские отношения.

— У меня тут несчастье с одним родственником, и я должен уехать из Токио где-то на неделю. Ты не могла бы меня выручить: в школе остались кое-какие дела до начала занятий? — спросил я.

— Ну конечно, — сказала она. Договориться с ней было несложно — мы и прежде тысячу раз выручали друг друга. — А ты куда едешь? — спросила она.

— На Сикоку, — ответил я. Как-то язык не повернулся сказать, что я лечу в Грецию.

— Ужасно… Но ты все-таки постарайся вернуться к началу занятий, хорошо? И с тебя сувенир, если получится, — сказала она.

— Конечно, — ответил я. Придется потом что-нибудь для нее придумать.

Я пошел в зал для пассажиров бизнес-класса, погрузился в диван и задремал. Спал я тревожно. Мир на клеточном уровне утратил свою привычную реальность. Цвета стали неестественными, отдельные детали предметов — несуразными. Весь задний план сделан из папье-маше, звезды — из серебряной бумаги. Перед глазами везде — потеки клея, шляпки гвоздей. И без конца объявления. “Пассажиры, вылетающие в Париж рейсом 275 авиакомпании «Эр Франс»…” И еще, внутри этого бессвязного сна — или уже на грани пробуждения? — я думал о Сумирэ. Словно кадры старой хроники, в моей голове бессвязно всплывали разные места и ситуации, где и когда мы были вместе. Но в шуме аэропорта с его толпой снующих туда-сюда туристов наш общий мир, который мы делили с Сумирэ на двоих, казался жалким, беспомощным, расплывчатым. Нам обоим не хватало ни ума, в смысле — мудрости, ни особых способностей, которые заменили бы его отсутствие. Не было за нашей спиной и надежного, крепкого столба, на который следовало бы опереться. Мы беспредельно близко подошли к нулю. Карликовые существа, которых несет от одного отсутствия к другому — меняются только его степени.

Я проснулся в мерзком поту, влажная рубашка прилипла к груди. Тело ватное, ноги онемели. Такое чувство, будто наглотался пасмурного неба. Цвет лица у меня, наверное, был чудовищным. Служащая зала ожидания для пассажиров бизнес-класса, проходя мимо, с тревогой в голосе спросила:

— У вас все в порядке?

— Да, все нормально, это от жары, — ответил я.

— Может, принести вам что-нибудь холодного?

Чуть подумав, я попросил пива. Она принесла холодную влажную салфетку, “Хайнекен” и пакетик соленого арахиса. Я вытер пот с лица, выпил половину “Хайнекена” и кое-как пришел в себя. После чего опять заснул — совсем ненадолго.

Самолет вылетел из “Нариты” почти по расписанию, пролетел над Северным полюсом и приземлился в Амстердаме.

Чтобы поспать во время полета, я сразу накатил пару виски, а проснувшись, немного поужинал. Аппетита почти не было, от завтрака я отказался. Перегружать голову лишними мыслями не хотелось, так что я старался все время, пока не спал, сосредоточиться на Конраде.

Пересев в Амстердаме на другой самолет, я долетел до Афин, там перешел в соседний терминал и почти сразу — мне почти не пришлось ждать — всех пригласили на посадку: “Боинг-727” на остров Родос. Самолет был битком набит веселой молодежью буквально со всего света. Все очень загорелые, в футболках или коротких топах и неровно обрезанных джинсах. Многие юноши отращивали бороды (а может, просто забыли побриться), их патлы были собраны на затылке в хвост. На этом фоне я в своих бежевых плотных хлопчатобумажных брюках, белой рубашке “поло” с короткими рукавами и темно-синем пиджаке тоже из хлопка смотрелся как-то официально и нелепо. Даже очки от солнца забыл взять… Но кто, интересно, смог бы меня за это упрекнуть? Еще несколько часов назад я сидел у себя в Кунитати и ломал голову над тем, что делать со всякими объедками-очистками и прочими пищевыми отходами<В Японии это действительно немаленькая проблема, тем более летом. Последние двадцать-тридцать лет бытовой мусор следует выносить строю в определенные дни недели и в специально отведенные для этого места. Некоторые японцы, пропустив время “мусоросборки”, выходят из положения, замораживая его в холодильнике. >.

В справочном бюро аэропорта Родоса я спросил, как мне добраться до острова. Оказалось, порт совсем недалеко: если в темпе, я еще успевал на вечерний паром.

— А места есть или все битком? — спросил я на всякий случай.

— Ну, одного уж как-нибудь посадят, даже если и полно народу. — Остроносая дама неопределенного возраста недовольно махнула рукой, словно спроваживая меня. — Не лифт же.

Я поймал такси и поехал в порт.

— Как можно скорее, — попросил я водителя, но он, похоже, пропустил мои слова мимо ушей. Машина была без кондиционера, и раскаленный воздух, смешиваясь с белой пылью, врывался внутрь через открытое окно. Водитель всю дорогу нудно бубнил на смердящем английском насчет перехода стран ЕС на единую валюту. Я поддакивал из вежливости, однако на самом деле его не слушал, а изучал картину за окном: улицы Родоса, залитые ослепительным солнцем. На небе — ни облачка, ни малейшего намека на дождь. Накаляя каменные стены домов, печет солнце. Пыльные деревья с шишковатыми стволами, люди сидят в их тени или под растянутыми тентами, почти безмолвно глазеют на мир. Картинки проносились перед глазами, вызывая все больше сомнений: а сюда ли я вообще приехал? Однако яркая реклама сигарет и узо, написанная по-гречески и самым немифилогическим образом покрывшая собой все пространство вдоль дороги от аэропорта до города, не оставляла никаких сомнений: да, я в Греции.