Охота на овец - Мураками Харуки. Страница 19
Ведь, по крайней мере, я выжил... Конечно, лучший индеец – это мертвый индеец.
Но мне во что бы то ни стало понадобилось жить дальше.
Зачем?
Рассказывать байки каменным стенам?
Чушь собачья.
– Какого черта ты остановился в отеле? – удивился Джей, когда я вручил ему спичечный коробок из отеля с телефоном на этикетке. – У тебя же здесь дом!
– Это уже не мой дом, – ответил я.
Джей не стал ни о чем расспрашивать.
Я выстроил перед собой три тарелки с закуской, выпил с полкружки пива и только потом протянул ему через стойку письма Крысы. Вытерев ладони полотенцем, Джей наскоро пробежал глазами оба послания – и затем, уже медленнее и вдумываясь в слова, перечитал все сначала.
– Хм-м-м!... – протянул он с интересом. – Значит, живой еще, сукин сын?
– Жив-здоров, как видишь!... – сказал я и отхлебнул еще пива. – Слушай, я побриться хочу. Дашь станок и крем для бритья?
– Что за вопрос! – Джей извлек из-под стойки походный бритвенный набор. – Бриться удобнее в туалете – правда, там нет горячей воды...
– Ничего, сгодится и холодная, – сказал я. – Лишь бы пьяные бабы на полу не валялись. Вот тогда бриться действительно трудновато... Бар Джея полностью переменился.
Прежний «Джей'з бар» являл собой промозглое заведение в подвале развалюхи-многоэтажки у обочины городской магистрали. В летнее время даже из кондиционеров там вытекал не воздух, а какой-то сырой туман. Посидишь чуть подольше – и можно рубаху выжимать.
Настоящее имя Джея было китайское – длинное и труднопроизносимое. Прозвище «Джей» он получил от американских солдат, когда работал на авиабазе США. С тех пор настоящее имя забылось само собой.
По словам самого Джея, в 54-м году он бросил работу на авиабазе – и там же неподалеку открыл свое маленькое заведение. Это и был самый первый «Джей'з бар». Дела шли довольно успешно. Посетителями, в основном, были военные летчики-офицеры, и атмосфера поддерживалась весьма достойная. Когда бизнес немного окреп, Джей женился – но пять лет спустя жена умерла. О причине смерти Джей никогда ничего не рассказывал.
В 63-м, когда стало слишком горячо во Вьетнаме, Джей продал свой бар, решив перебраться «куда подальше» – получилось, в мой город. И открыл свой второй по счету «Джей'з бар».
Это – все, что я знал про Джея. Он держал кошку, выкуривал пачку сигарет в день и не брал в рот ни капли спиртного.
До знакомства с Крысой я частенько появлялся у Джея, всегда один. Потягивал пиво, курил сигарету за сигаретой да слушал пластинки, подбрасывая мелочь в музыкальный автомат. Бар уже частенько пустовал в те времена, и мы с Джеем то и дело вели через стойку какие-то долгие разговоры. О чем – хоть убей, не помню. Какой разговор может быть между семнадцатилетним старшеклассником-молчуном и овдовевшим китайцем?
После того, как мне стукнуло восемнадцать и я уехал из Города, тянуть пиво к Джею ходил один Крыса. Когда же в 73-м уехал и Крыса – приходить стало больше некому. А вскоре начали расширять городскую магистраль, и заведение Джея решили куда-нибудь перенести. Так закончилась для нас история второго «Джей'з бара». Третий «Джей'з бар» расположился метрах в пятистах от предыдущего, недалеко от реки. Места и здесь было немного, но теперь сверкающий лифт доставлял вас на третий этаж новенького четырехэтажного здания. Странное чувство – ехать в «Джей'з бар» на лифте. Еще страннее – с табурета у стойки «Джей'з бара» созерцать городские огни.
Из гигантских окон, западного и южного, открывался вид на волнистую линию гор и низину, в которой раньше плескалось море. Несколько лет назад море в низине засыпали, и на его месте плотными рядами, будто надгробные плиты, выстроились небоскребы... Я постоял перед окнами, посозерцал пейзаж и вернулся обратно за стойку.
– Раньше, небось, было море видно? – спросил я.
– Да уж, – ответил Джей.
– Я там в детстве купался, – сказал я.
– М-м, – промычал Джей с сигаретой в зубах, прикуривая от массивной зажигалки. – Прекрасно тебя понимаю. Разрушить горы, построить дома; останками гор засыпать море – и опять понастроить дома... Некоторые идиоты до сих пор считают это прекрасной идеей.
Я молча пил пиво. Динамики под потолком выдавали новый хит Бозза Скэггза. Музыкальный аппарат куда-то исчез. Посетители за столиками – опрятные студенческие парочки – благовоспитанно, глоток за глотком потягивали виски с водичкой напополам и коктейли. Ни тебе пьяных баб в сортире, ни субботнего гвалта до боли в ушах. Потом, ясное дело, все разойдутся по домам, наденут пижамы, почистят зубы и лягут спать... Ну, и что ж? – ну, и слава Богу. Чистая, опрятная жизнь – что в этом плохого? В конце концов, каким должен быть этот мир, каким должен быть этот бар – общих стандартов для этого просто не существует. Все это время Джей следил за моим блуждающим взглядом.
– Ну, что скажешь? Все так изменилось, что никак не освоишься?
– Да ничего подобного, – сказал я. – Старый беспорядок на новый лад, вот и все.
«Медведь у жирафа выменял шляпу, а зебра надела медвежий сюртук»...
– А суть все та же? – рассмеялся Джей.
– Времена изменились, – сказал я. – Меняются времена – меняется многое. Но, в конечном счете – и ладно, и пускай себе меняется дальше. Все мы живем, меняясь. И жаловаться тут не на что...
Джей промолчал.
Я принялся за новое пиво, Джей закурил новую сигарету.
– Как жизнь? – спросил Джей.
– Неплохо, – ответил я.
– А с женой как?
– А-а, непонятно. Как оно бывает между двумя разными людьми? Иногда кажется – все в порядке. Иногда так не кажется. В супружеской жизни – дело обычное, сам знаешь.
– Не знаю, – мрачно проворчал Джей и почесал мизинцем переносицу. – Забыл я уже, что такое супружеская жизнь. Давно это было...
– Кошка твоя здорова?
– Померла четыре года назад. Как раз после вашей свадьбы. Кишки себе попортила.
Ей, правда, и так уже возраст вышел – двенадцать лет все-таки. Дольше, чем мы с женой были вместе... Двенадцать лет жизни – вроде, такая мелочь, а?
– И не говори, – сказал я.
– Там, на горе – слыхал, небось – есть кладбище для животных. Вот там и схоронил. Пусть теперь хоть на небоскребы эти сверху вниз посматривает. А то уже куда ни плюнь – все в небоскреб попадешь. Кошке это, конечно, до лампочки... Но все-таки.
– Тоскуешь?
– Тоскую, понятное дело. Уж не знаю, кому из людей нужно помереть, чтоб я так тосковал... Что, странно говорю? Я покачал головой.
Покуда Джей сооружал для очередного посетителя замысловатый коктейль и салат «Юлий Цезарь», я забавлялся головоломкой из Северной Европы, которую обнаружил на стойке. В стеклянной коробке нужно было восстановить из фрагментов рисунок – три бабочки, порхающие над лужайкой с клевером. Терпения моего хватило минут на десять, затем я плюнул и положил игрушку на место.
– Детей не заводишь? – спросил Джей. – По возрасту уж пора бы...
– А не хочу, – ответил я.
– Серьезно?
– А ты представь: родится кто-нибудь, вроде меня – что я с ним буду делать?
Джей озадаченно рассмеялся и подлил мне пива.
– По-моему, ты слишком много думаешь наперед.
– Да нет, дело не в этом. Просто я никак не могу понять, стоит ли вообще это делать – производить на свет еще одну жизнь... Ну, вырастут дети, сменится поколение. И что? Больше гор снесено, больше моря засыпано. Больше скорость у автомобилей – и больше кошек задавлено... Только и всего, разве нет?
– Но это – только темная сторона жизни. Случаются ведь и хорошие события. Есть ведь и хорошие люди...
– Да? Ну-ка, приведи мне по три примера и того, и другого – тогда поверю...
Джей ненадолго задумался, потом рассмеялся:
– Все равно: что хорошо, что плохо – о том судить уже не вам, а вашим детям.
Ваше-то поколение уже, хм...
– Отпело свое?
– В каком-то смысле, – изрек Джей.
– Песенка спета, а призрак мелодии в сердце еще звучит...
– Эк у тебя все складно сказать получается...