Мисо-суп - Мураками Рю. Страница 40

— На второй этаж попадают вот с этого холодильника. Наверху много кроватей, так что получается не хуже гостиницы. — Фрэнк улыбнулся.

Ну конечно, я залезу на второй этаж, а он стащит холодильник на пол и свободен — можно за мной и не присматривать. Все равно я оттуда никуда не денусь. Мне вряд ли хватит смелости спрыгнуть вниз через эту дыру, потому что прямо под ней валяются железные полки и дикое количество битого стекла. Кроме того, если я все-таки спрыгну, то Фрэнк все равно проснется от шума. Я же не Бэтман.

— Здесь, наверное, больница была, — сказал Фрэнк, пока я осматривал комнату, в которой мы сидели. — Я ее нашел как-то, когда гулял. По-моему, классное убежище! Вода, правда, не течет, зато электричество подключено. Так что вместо душа можно просто минеральную воду из бутылки вскипятить в электрокофейнике и обтереться влажной тряпкой. По-моему, очень даже удобно.

Вообще-то по всем правилам в доме на снос должно быть отключено все сразу — и вода, и газ, и электричество. «Откуда, интересно, он ворует электричество?» — подумал я, но решил об этом не спрашивать. Какая мне разница? Я уверен, что Фрэнку совершить подобную кражу — раз плюнуть.

— Короче, этот репортер-ливанец очень подробно объяснил ей, почему колокол бьет именно сто восемь раз. Но она, разумеется, забыла больше половины из того, что он ей говорил. И все равно, послушав этот колокол, она была в таком восхищении, что начала изучать японскую историю. Самостоятельно, правда, зато с большим усердием. Я за всю свою жизнь первый раз видел человека, который столько всего знает о той стране, в которой поневоле оказался. Например, те девушки из клуба, они ведь ничего не знали о своей собственной стране. Им просто неинтересно это было, понимаешь? Их привлекают совсем другие вещи — пассажиры первого класса, ночевка в «Хилтоне», дорогущий бурбон, сумки, тряпки и так далее. А история Японии их не интересует. Почему, скажи мне? Я этого не понимаю.

«Что теперь об этом говорить, — подумал я. — Эти девушки вряд ли смогут узнать о японской истории что-нибудь новое, даже если очень-очень захотят». Стоило мне вспомнить бойню в клубе, как вслед за обычной памятью на всю катушку заработала зрительная, и я понял, что сейчас у меня перед глазами снова появится распахнутое горло девушки номер пять. Вместе с этим пониманием ко мне вернулся страх. Тот же самый страх, который захлестнул меня на улице, когда, обернувшись, я увидел в нескольких сантиметрах от себя безмолвно подкравшегося Фрэнка. Страх, который невозможно осознать до конца.

У меня заныла спина, ноги подкосились. Острый запах плесени вдруг забил мои ноздри и потихоньку начал просачиваться внутрь, оседая на изнанке моей кожи и заполняя собой все мое тело. Но странное дело, я так и не увидел растерзанную шею девушки номер пять. Предчувствие этого тошнотворного образа появилось, а сам образ так и не возник. Экран остался пустым, хотя проектор работал на полную мощность. Мне трудно было до конца в это поверить, но я забыл сцены тех ужасных убийств, которые видел своими глазами.

Я попытался вспомнить тот момент, когда Фрэнк отрезал уши дядечке «Mr. Children», но у меня ничего не вышло. Я помнил только факты, но не образы. Так бывает, когда вспоминаешь какого-нибудь бывшего приятеля — ты можешь вспомнить его имя, можешь вспомнить, что это был за человек, но воссоздать в памяти его лицо оказывается непосильной задачей. Или, например, ночные кошмары — ты точно помнишь, что видел страшный сон, но при этом напрочь забываешь, что именно там происходило. Как и почему срабатывает этот механизм — ума не приложу.

— В общем, за прошедший год моя знакомая из Перу узнала кучу интереснейших фактов японской истории. Например, уже тысячи лет назад, японцы выращивали рис, и, несмотря на многочисленные заимствования — из Африки был позаимствован барабан Тайко, из Персии пришло искусство обрабатывать металл, — традиция выращивания риса долгое время практически не менялась. Но потом появились португальцы со своими ружьями, и Япония погрязла в войнах. До этого, конечно, войны тоже случались, но японцы сражались преимущественно на мечах — я видел такие битвы несколько раз в кино, это больше похоже на танец, чем на сражение. Ну вот, после того как в Японию завезли огнестрельное оружие, японцы стали воевать все чаще и чаще и постепенно начали вторгаться в соседние страны. Но так как раньше у японцев никогда не было опыта общения с иностранцами, то они не знали, как нужно вести себя с завоеванными территориями и населяющими эти земли народами. Это привело к тому, что вели они себя ужасно, и вскоре все соседние народы их возненавидели.

Все это продолжалось до тех пор, пока на Японию не сбросили атомную бомбу. После чего японцы стали воспринимать мир совсем по-другому, стали пацифистами, начали производить первоклассные электротовары и превратили свою страну в экономическую супердержаву. То есть получилось именно то, что должно было получиться. Япония пошла правильным путем.

Вы проиграли войну с Америкой, но ведь война велась за политические интересы в Китае и Корее, так что можно сказать, что в конечном итоге вы вышли победителями. Кенжи, объясни мне, почему колокол бьет именно сто восемь раз? Я спросил у этой женщины из Перу, но она сказала, что точно не помнит.

«Наверное, он меня проверяет», — подумал я. Проверяет, чтобы узнать, насколько хорошо я разбираюсь в японской истории и философии. Если неплохо разбираюсь — то я достоин быть его гидом, а если плохо… Интересно, что он со мной сделает?

— В буддизме… — начал я и тут же подумал, что, может, это и не буддизм вовсе, а, скажем, синтоизм. Впрочем, Фрэнк все равно не знает, чем они отличаются друг от друга. — То, что ты называешь «дурными инстинктами», в буддизме обозначается словом «БОННО [32]». Только в отличие от «дурных инстинктов» в твоем понимании, слово «бонно» имеет гораздо более глубокий смысл.

Фрэнку, похоже, жутко понравилось, как звучит слово. С мечтательным видом он несколько раз повторил: бон-но, бон-но… Потом абсолютно без акцента, совсем как японец, пробормотал себе под нос по-японски: «Вот это да!» и глубоко вздохнул.

— Вот это я понимаю! — Фрэнк снова перешел на английский. — Вот это слово так слово! Да его просто два раза повторишь, и уже улетаешь. Невероятно. Откуда берутся такие звуки? Кенжи, ты мне можешь в точности перевести, что это слово значит?

— Сейчас. А пока запомни, что бонно есть у всех у нас без исключения, — сказал я и в который раз за сегодняшний день удивился своим собственным словам. Откуда я все это знал? Меня же никто этому не учил, и книжек про это я вроде бы не читал. А слова «бонно» я вообще не слышал уже сто лет, чуть ли не с начальной школы, потому что в обычном разговоре оно почти никогда не используется. И тем не менее, я абсолютно точно знал его смысл.

Но тут произошло невероятное: в ответ на мое заявление, что бонно есть у нас у всех, Фрэнк вдруг сморщился, на глаза у него навернулись слезы, и дрожащим голосом он сказал:

— Кенжи, я тебя умоляю… Пожалуйста, расскажи мне…

И я начал рассказывать ему про бонно, по ходу дела пытаясь вспомнить, откуда я все это знаю. У меня было такое ощущение, что я наконец-то нашел нужный софт и смог декодировать всю ту информацию, которая долгие годы лежала на моем харддиске, будучи для меня совершенно недоступной.

— В японском языке есть слово «мадоу» — заблудиться, сбиться с дороги, — сказал я.

Фрэнк тут же принялся повторять вполголоса: «Мадоу, мадоу». Когда иностранцы произносят древние слова, эти слова словно приобретают еще большую значимость и одновременно загадочность.

— Глагол «мадоу» — это самый простой способ выразить сущность «бонно». Но все-таки эти два слова немного отличаются друг от друга. «Бонно», или как ты их называешь «дурные инстинкты», — это врожденное зло, за которое человек, тем не менее, должен быть наказан. Принято считать, что существуют шесть категорий бонно, но некоторые утверждают, что этих категорий не шесть, а десять, а иногда бонно делят всего на две большие категории. В христианстве, кстати, есть нечто похожее — так называемые семь смертных грехов, только, в отличие от христианского греха, бонно есть у всех без исключения. Чтобы тебе было проще понять, бонно — как бы еще один внутренний орган, вроде сердца или там почек. А эти категории, извини, я даже не буду тебе называть, потому что перевести их на английский у меня все равно не получится, — я договорил и перевел дух.