Мисо-суп - Мураками Рю. Страница 8

— Давай вместе сфотаемся. Тут до этого девочки были — так они все вместе фотографировались. Очень весело у них это получилось. Ну же, Кенжи. Пусть у нас с тобой останется фотография на память.

Когда фотографируешься в пурикуре вдвоем, то, чтобы хорошо получилось, надо чуть ли не прижиматься друг к другу щеками. Не могу сказать, что я ненавидел Фрэнка, но мысль о том, что придется прижиматься к нему щекой, была мне отвратительна. Вообще прикасаться к лицу другого мужчины — не очень приятно, а у Фрэнка вдобавок была эта странная кожа. По его словам, ему давно исполнилось тридцать, а на лице — ни одной морщинки. Причем кожа его вовсе не выглядела здоровой и чистой. Она была неестественно гладкая, как будто искусственная. И выражение лица у Фрэнка будто у старика. Короче, прижиматься щекой к такому лицу никому не захочется.

Но Фрэнка это не волновало. Он с силой схватил меня за плечо, подтянул к себе и громко сказал:

— Давай, Кенжи, вперед. Нажимай на кнопку. — И уставился в экран.

Его щека, большее всего напоминавшая силиконовую маску для подводного плавания, была абсолютно ледяной.

— Забавный у тебя гайджин. Я уже о нем слышал, — сказал мне Сатоши, на которого мы наткнулись по дороге к «глазку», снова проходя мимо линжери-клуба. Он обрабатывал какого-то пьяного, повторяя ему раз за разом один и тот же текст: «Семь тысяч за вход и ни йеной больше». Я наконец-то начал понимать, что имел в виду Сатоши, когда однажды сказал мне: «Если как следует присмотреться, Кабуки-тё — очень удобное место для работы». Здесь нет правил, нет нормы — ты волен поступать, как хочешь. В худшем случае — тебе либо не заплатят, либо тебя уволят. Но на твоей репутации это никак не скажется…

Фрэнк стоял в стороне и внимательно рассматривал фотонаклейку, которую автомат выдал ему несколько минут назад.

— Слушай, а больше официант ничего тебе не говорил? Например, про деньги, которыми этот гайджин расплатился? — спросил я у Сатоши.

Но было похоже на то, что только я один так сильно переживаю по поводу бурого пятна на десятитысячной купюре. Кровавое оно или нет, надо постараться забыть об этих деньгах, и все. А насчет перегибания палки — это я и без Джун знаю. Просто так получилось, что мы с Фрэнком неожиданно оказались у той самой помойки, где нашли убитую школьницу. К тому же на меня как-то нехорошо подействовала убийственная заброшенность офиса по прокату машин. Вот нервы и не выдержали.

— Теперь парень в «глазок» захотел, — сказал я Сатоши. — Ты знаешь какое-нибудь место получше?

— Да везде одно и то же, — засмеялся Сатоши в ответ и посмотрел в сторону Фрэнка. — А тебе, я вижу, тоже не повезло…

Он имел в виду, что на этот раз мне, как и ему, попался нищий клиент.

Ближайший «глазок» находился в здании напротив, на шестом этаже.

— Кенжи, ну чего ты? Пошли вместе. Ну пожалуйста, — замотал головой Фрэнк, когда я подвел его к дверям «глазка» и объяснил, что буду ждать его снаружи, чтобы ему не пришлось платить за двоих.

Так что Фрэнк заплатил за нас обоих. Пять тысяч йен. Программа только что началась. Чтобы не ждать стоя, мы присели на двухместный диванчик рядом с расчетной стойкой. В «глазке» не принято заходить в комнату во время программы. Правда, шоу длится всего лишь десять минут, поэтому долго ждать не приходится. На стене висело несколько фотографий, сделанных во время какого-то телевизионного эротического шоу. Эти фотографии уже пожелтели от старости. Участники передачи расписались на каждом снимке. Теперь их автографы выцвели и были едва видны.

— Слушай, а твоя подружка согласилась, чтобы ты еще немного поработал сегодня? — спросил Фрэнк, глядя на листок бумаги, висевший под фотографиями. На листке фломастером было написано по-японски и по-английски: «Наше заведение — образцово-показательное пип-шоу, о котором была сделана телепередача».

— Да. Никаких проблем.

— Здорово! Кстати, а какая у них система обслуживания?

Музыка, сопровождавшая шоу, была слышна даже здесь. Я не знал названия песни, но пела Дайана Росс.

— Шоу длится три-четыре песни. Сначала выходит девушка и начинает раздеваться. Почти сразу же после этого в комнатку, где сидит клиент, заходит другая девушка и спрашивает насчет особых услуг. Обычно она говорит: «Вас интересуют особые услуги?»

— Особые услуги? — переспросил Фрэнк.

— Это в смысле подрочить, — пояснил я. — Но подрочить стоит дополнительные три тысячи йен.

Фрэнк отреагировал только на слово «подрочить».

— Подрочить, подрочить… — с грустью, словно вспоминая о чем-то далеком и прекрасном, пробормотал он себе под нос несколько раз подряд. Честно говоря, я впервые в жизни видел, чтобы человек с таким чувством произносил это слово.

— Но это, конечно, только по желанию. Никто тебя не будет заставлять, — на всякий случай сказал я.

— Моя цель — секс, и если мне сначала подрочат, то это будет очень кстати. Разве не так? По-моему, все просто замечательно, — сказал Фрэнк и посмотрел на меня. — Честно говоря, меня просто распирает от желания! — добавил он. — В дословном переводе это прозвучало бы так: «Я — половой гигант».

— Короче, когда после начала шоу к тебе в кабинку заглянет девушка и спросит тебя что-нибудь по-японски, отвечай «йес». Ладно?

— С огромной радостью. Я ей прямо так и скажу: «йес», — абсолютно безрадостно, со скучающим видом ответил мне Фрэнк и начал листать журнал, взятый наугад с этажерки, стоявшей сбоку от диванчика.

На первой цветной вкладке была напечатана фотография Номо из «Доджерса» [13]. В статье на соседней странице рассказывалось о том, что его двухлетний контракт с командой пока еще не закончился. Постукивая по фотографии Номо указательным пальцем, Фрэнк произнес:

— И все-таки бейсбол очень популярен в Японии. Каждый раз удивляюсь.

Вначале я подумал, что Фрэнк шутит. Среди американцев, приезжающих по работе в Японию, нет ни одного человека, который бы не слышал о Номо. Это стопроцентно! И не столько потому, что упоминание о нем может благотворно повлиять на бизнес, сколько потому, что сейчас он чуть ли не самый популярный бейсболист в Америке. Но Фрэнк не шутил. Он в самом деле думал, что Номо играет в Японии. Но разве может быть, чтобы американец, импортирующий запчасти для «Тойоты», ничего не знал о Номо?

— Этот парень — питчер [14] в «Доджерсе», — сказал я.

Услышав это, Фрэнк с удивленным видом уставился на фотографию.

— Точно! На нем же форма «Лос-Анджелес Доджерс».

— Очень известный питчер. В этом году он здорово играл. За все девять иннингов [15] противники не смогли отбить ни одного мяча как следует. Ни единого очка не получили!

Я подумал, что Фрэнк скорее всего совершенно не разбирается в бейсболе. Этим, в принципе, все объяснялось. Только я успокоился, как Фрэнк вдруг произнес нечто совсем странное:

— Что ты говоришь?! Ни единого очка и ни одного толком отбитого мяча? Вот это здорово! У моих родителей только мальчишки были, я — самый младший. Все мои братья увлекались бейсболом. Жили мы в деревне, а там, куда ни посмотри — бесконечные кукурузные поля, так что, кроме игры в мяч, никаких особых развлечений у нас не было. Мой отец дико любил бейсбол. Я как сейчас помню, в то лето, когда мне исполнилось восемь, один из моих старших братьев тоже сыграл такую суперигру.

Приехали. Только час назад Фрэнк рассказывал мне о двух своих старших сестрах. О тех самых, которые любили устраивать вечеринки и пародировать комиков. Я этот рассказ слово в слово запомнил. А теперь вдруг выясняется, что у него были только братья и что они все вместе играли в бейсбол. Смысл этого вранья был мне совершенно непонятен. Зачем?

Ну хорошо, Фрэнк не разбирается в бейсболе, что для американца, конечно, несколько необычно, — но это совсем не та ситуация, в которой необходимо врать и обманывать. Тут не деловая встреча, а диванчик для ожидания в пип-шоу. И я не важный клиент, которого нужно обработать, а самый обычный «ночной гид». Почему нельзя было просто сказать: «Кто-кто? Номо? Я такого не знаю». Я бы сразу все понял, и тема была бы исчерпана.