Борьба за Дарданеллы - Мурхед Алан. Страница 12

В 9.51 19 февраля (на этот день пришлась 108-я годовщина подвига Дакворта) атака началась. Неспешный обстрел продолжался все утро, а в 14.00 Карден решил сблизиться до 500 метров. До этого времени на огонь не ответила ни одна из турецких пушек, но в 16.45 «Вендженс „, „Корнуоллис“ и „Сюффрен“ подошли поближе и обрушили свой огонь на два меньших форта. Другие батареи были окутаны пылью и дымом и, казалось, были оставлены их защитниками. Однако солнце уже клонилось к закату, и Карден объявил всеобщий отбой. Вице-адмирал де Робек на «Вендженсе“ запросил было разрешение продолжать атаку, но ему было отказано, поскольку сейчас силуэты кораблей вырисовывались на предзакатном небе.

Результаты этого короткого зимнего дня были не столь утешительными. Было замечено, что стрельба была не очень точной, поскольку корабли находились в движении, а 12-дюймовых снарядов было выпущено только 139. Было очевидно, что для полной эффективности флот должен подойти значительно ближе и расстреливать турецкие пушки одну за другой прямой наводкой.

Но возможности для немедленной проверки этой тактики предоставились не сразу, потому что в эту ночь погода резко ухудшилась, и море бушевало в течение пяти дней. Пронизывающий холодом дождь со снегом сопровождался ветром. Зная о нетерпении Адмиралтейства в Лондоне и будучи несколько этим озабоченным, Карден послал сообщение, составленное для него начальником штаба Роджером Кейсом: «Не хочу начинать в плохую погоду, получая неопределенные результаты из опыта первого дня, убежден с учетом благоприятной погоды, что разгром фортов у входа может быть закончен за один день».

Это было почти правдой. Когда 25 февраля шторм утих, вице-адмирал де Робек на «Вендженсе» возглавил атаку прямо в устье пролива, и турецкие и германские артиллеристы, не выдержав неравной борьбы, отошли к северу. В следующие несколько дней под прерывистыми штормами отряды морской пехоты и матросов были высажены на берег, и они бродили где вздумается по Троянской равнине и оконечности полуострова Галлиполи, взрывая брошенные орудия, разбивая прожектора и разрушая вражеские орудийные платформы.

Произошли одна-две стычки с турецкими тыловыми частями, но большая часть территории вокруг мысов Хеллес и Кум-Кале была пустынна. Тральщики столкнулись с некоторыми трудностями, проделывая фарватер и борясь с течением, но они проникли в пролив на расстояние шести миль, не найдя ни одной мины, и, хотя боевые корабли неоднократно попадали под обстрел мобильных пушек с берега, ни один корабль не был потерян или даже серьезно поврежден. Потери в живой силе были пустяковыми. 2 марта адмирал Карден шлет в Лондон сообщение, где говорится, что при хорошей погоде он надеется пробиться к Константинополю примерно за четырнадцать дней.

В Адмиралтействе и в Военном совете новость была встречена с восторгом. Исчезли все прежние колебания, теперь уже каждый стремился участвовать в этом предприятии, а лорд Фишер даже заговорил о том, что не прочь сам отправиться в Дарданеллы и взять на себя командование на следующей стадии операции: наступлении на главные вражеские форты в Нэрроуз. В Чикаго резко упала цена на зерно, поскольку с приходом союзного флота в Константинополь Россия быстро бы возобновила экспорт своей пшеницы.

Но вот появились трудности. Турецкие солдаты на побережье начали приходить в себя, они вернулись в Кум-Кале и на мыс Хеллес и сильным ружейным огнем отогнали британский десант. В то же самое время турки успешно действовали против флота своими гаубицами и мобильными пушками; они не шевелились до конца обстрела корабельной артиллерией, а потом, выскочив из своей огневой точки, перемещались к другой скрытой позиции в кустах. Часто случалось так, что с батареями, которые британцы считали, что уже подавили утром, приходилось вновь воевать после полудня. На линкоры это едва ли действовало, но для невооруженных тральщиков было опасно, особенно в ночное время в узком фарватере ниже Чанака, где их мгновенно выхватывали прожектора из темноты, и моряки подвергались изматывающему обстрелу.

Ни одно из этих событий не вело к явному поражению, но 8 марта, когда погода вновь ухудшилась, стало очевидно, что первый атакующий порыв иссяк. Адмиралы оказались в раздражающей ситуации: их сдерживала не мощь противника, а его неуловимость. Тральщики не могли двигаться вперед, пока не будут подавлены береговые батареи, а линкоры не могли подойти достаточно близко, чтобы подавить орудия, пока не будут убраны мины. Проблему для морских артиллеристов могли бы решить гидросамолеты с их новым радиооборудованием, проводя воздушную разведку, но каждый день море было то слишком бурным, то слишком гладким для взлета машин. В этой дилемме Карден начал колебаться и затягивать свои действия.

Роджер Кейс, постоянно находившийся на острие атаки, был убежден, что все дело в плохой работе гражданских экипажей тральщиков, которых набрали в Англии в рыболовецких портах Северного моря. Офицеры тральщиков говорили ему, что эти матросы «осознавали риск траления мин и не боялись взлететь на воздух, но терпеть не могли орудийного огня и отмечали, что траление под огнем не предусматривалось и что они нанимались не для этого».

Ну что ж, предложил Кейс, давайте обратимся с призывом к добровольцам на регулярном военно-морском флоте, а тем временем предложим гражданским экипажам премию, если они пойдут сегодня ночью на задание. Это было 10 марта, и, как только он получил весьма неохотное согласие адмирала, Кейс под покровом темноты сам пошел с флотилией. Едва тральщики вошли в пролив, в них вонзились пять ярких лучей прожекторов, и следовавший за ними линкор «Конопус» открыл огонь.

«В нас стреляли со всех направлений, — вспоминал Кейс. — Были видны лезвия света в холмах и в направлении батареи шестидюймовок, перекрывающей минные поля на обеих сторонах пролива, а за этим следовал вой небольших снарядов, разрывы шрапнели и рев тяжелых снарядов, взметающих фонтаны воды. Зрелище приятнейшее. Огонь был бешеный, в „Конопус“ попаданий не было, но, несмотря на все наши усилия подавить прожектора, это было равносильно стрельбе по луне».

Для тральщиков это было уж слишком. Четыре из шести прошли над минным полем ниже Чанака, не опуская трала, а вот один из оставшейся пары скоро задел мину и взорвался. Ужасное пламя обрушилось на выживших, и удивительно, что при стольких сорвавшихся и плавающих вокруг в темноте минах было ранено лишь два человека, пока флотилия не покинула это место.

На следующую ночь Кейс снова попытался выйти на траление, но уже без прикрытия линкора, надеясь застать турок врасплох. «Чем меньше говорить об этой ночи, тем лучше, — писал он впоследствии. — Короче говоря, тральщики сбежали, и сбежали прямо туда, откуда по ним вели огонь. Я был взбешен и заявил ответственным офицерам, что свои возможности они использовали, но есть много других, кто желал бы попробовать. Не важно, если мы потеряем все семь тральщиков, потому что есть еще двадцать восемь в резерве, но мины должны быть обезврежены. Как могли они утверждать, что им помешал сильный обстрел, если в них не было никаких попаданий? Адмиралтейство к потерям готово, но мы опускаем руки и начинаем визжать еще до того, как эти потери случились».

Такой же ситуация представлялась и Черчиллю в Лондоне. В тот же день, 11 марта, он отправил Кардену следующую телеграмму:

«Ваши первоначальные инструкции делают упор на осторожность и заранее обдуманные методы, и мы высоко ценим искусность и терпение, с которыми вы продвигались до сих пор без потерь. Однако результаты, которых необходимо добиться, достаточно велики, чтобы оправдать потери в кораблях и личном составе, если нельзя достичь успеха по-иному. Прорыв через Чанак может решить исход всей операции... Мы не хотим торопить Вас или требовать от Вас чего-то вопреки Вашему мнению, но мы четко осознаем, что в какой-то момент Вашей операции Вы должны поторопиться с решением, и мы желаем знать, считаете ли Вы, что этот момент сейчас настал».

13 марта на нескольких тральщиках были сформированы новые команды — как и ожидал Кейс, призыв к добровольцам нашел немедленный отклик, — и той же ночью атака возобновилась с большой решительностью. Вражеские артиллеристы дождались, когда траулеры и сторожевые лодки оказались на середине минного поля, и, включив одновременно все прожектора, открыли сосредоточенный огонь. На этот раз траулеры оставались за работой до тех пор, пока все, кроме трех, не вышли из строя, и эффект этого был виден на следующее утро, когда многие мины относило течением вниз, и там их подрывали. С этого момента было решено впредь проводить траление днем, и появились надежды, что будет сделано достаточно, чтобы флот смог начать полномасштабное наступление на Нэрроуз 17 или 18 марта.