Досье Ленина без ретуши. Документы. Факты. Свидетельства. - Арутюнов Аким. Страница 48

Напрашивается вывод: резолюция ЦК от 10 октября была принята без учета реальной политической обстановки и не отвечала настроению масс. Об этом красноречиво говорят выступления представителей с мест, членов Петроградского комитета и «Военки». Даже Крыленко отмечал, что «определенно назначить его (выступление. – А.А.)…тоже нецелесообразно», – и далее добавил: «Наша задача – поддержать восстание вооруженной силой, если бы оно где-нибудь вспыхнуло. Но настроение, которое здесь характеризовали, является результатом наших ошибок» {495} (выделено мной. – А.А.).

Запись выступления воинственно настроенного Рахья можно отнести к разряду фальсифицированных. И в самом деле: все говорят о нежелании масс выступать, а он утверждает, что «массы сознательно готовятся к восстанию». Но тут же неосторожно сообщает, что у пролетариата нет оружия: «Если бы питерский пролетариат был бы вооружен, он был бы на улицах вопреки всяким постановлениям ЦК… Массы ждут лозунга и оружия» {496}.

Опуская декларативные выступления Сталина и Калинина, хочу особо остановиться на размышлениях Зиновьева и Каменева.

Начну с Зиновьева: «По-видимому, резолюция (10 октября. – А.А.) воспринимается не как приказ, иначе по ней нельзя было бы высказываться. На подкрепление из Финляндии и Кронштадта рассчитывать не приходится. А в Питере мы не имеем уже такой силы… Настроение на заводах теперь не таково, как было в июне… Нужно пересмотреть резолюцию ЦК, если это возможно…» {497}

С подкреплением из Финляндии и Кронштадта Зиновьев, думаю, ошибался, но в основном он был прав, поскольку об «общем революционном подъеме в России» и речи не могло быть. В словах Каменева звучала такая аргументация: «Аппарата восстания у нас нет; у наших врагов этот аппарат гораздо сильнее и, наверное, за эту неделю еще возрос». Каменев доказывал, что «со времени принятия резолюции прошла неделя, и эта резолюция потому и показала, как нельзя делать восстание… недельные результаты говорят за то, что данных за восстание теперь нет… у нас за эту неделю ничего не сделано ни в военно-техническом смысле, ни в продовольственном… Вся масса, которая теперь с нами, находится на их стороне. Мы их усилили за наш счет… Здесь борются две тактики: тактика заговора и тактика веры в движение силы русской революции» {498}. Таким образом, Каменев публично разоблачил Ленина как заговорщика, хотя на нем и так уже давно стояло клеймо нечаевщины.

Выступающий затем Фенигштейн подчеркнул, что «с немедленным переходом в штыки не согласен… технически вооруженное восстание нами не подготовлено. Мы не имеем еще даже центра. Мы идем полусознательно к поражению» {499}. Взяв слово, Володарский сказал: «Если вопрос о выступлении ставится как вопрос завтрашнего дня, то мы должны прямо сказать, что у нас для этого ничего нет. Я выступал среди… (пропуск слова в оригинале [71]. – А.А.), но утверждаю, что массы с недоумением приняли наш призыв…» {500} Возражая Володарскому, Дзержинский высказал довольно странную мысль: «Когда будет восстание, тогда и будут технические силы…» {501}

Довольно принципиальным было выступление Скалова. Он сказал, что «до созыва (съезда) Советов нельзя устраивать восстание, но на съезде нужно взять власть…» {502}

Иоффе, как и Зиновьев, доказывал, что «резолюцию нельзя понимать как приказ выступать…», однако сказал, что «это есть отказ от тактики удержания от выступления и признание возможности и обязательности восстаний при первом подходящем случае» {503}.

Видя, что все высказались, Ленин вновь предлагает подтвердить резолюцию от 10 октября. Зиновьев возражает: «Если восстание ставится как перспектива, то возражать нельзя, но если это – приказ на завтра или послезавтра, то это – авантюра. Пока не съедутся наши товарищи и мы не посоветуемся, мы не должны начинать восстание» {504}. Солидаризуясь с Зиновьевым, Каменев добавил: «Назначение восстания есть авантюризм» {505}. И тем не менее Ленин ставит на голосование резолюцию следующего содержания:

Зиновьев предложил свой вариант резолюции:

В Протоколах указывается, что за резолюцию Ленина проголосовали девятнадцать человек, двое – против и четверо воздержались. За резолюцию Зиновьева голосовали шесть человек, против – пятнадцать и трое воздержались от голосования {508}. Однако следует обратить внимание на примечание, сделанное составителем Протоколов на той же странице. В нем говорится, что первоначально было записано, что за резолюцию Ленина голосовали 16 человек, а затем эту цифру исправили на 20. Изменили и число воздержавшихся: 7 на 3. Как видим, в обоих случаях разница составляет 4. К сожалению, составитель Протоколов не обратил внимание на тот факт, что общее число лиц, принявших участие в голосовании за резолюцию Зиновьева, составило 24, в то время как в голосовании за резолюцию Ленина приняли участие 25 человек, то есть все присутствующие на собрании, кроме секретаря.

Невольно вспоминаю работу Ленина «Шаг вперед, два шага назад». Поражаешься, с какой скрупулезностью он подсчитывает все голоса, поданные делегатами на II съезде РСДРП {509}, чтобы защитить своего единомышленника (С. И. Гусева) от обвинения в «позорном факте подделки списка в интересах фракционной борьбы» {510}. Между тем ни Ленин, ни его единомышленники «не заметили» метаморфозу, связанную с подсчетом голосов по двум резолюциям на собрании в ЦК 16 октября. Не означает ли это, что результаты голосования были подтасованы? Вопрос поставлен не случайно. Изучение архивных материалов позволило сделать вывод о том, что Стасова вела протоколы собрания ЦК явно тенденциозно в угоду Ленину. Есть основание полагать, что краткие записи, которые она производила на собрании, затем вместе с Лениным корректировались. Не сложно заметить и то, что она с особым вниманием записывала выступления Ленина. Из протокола трудно понять, кто как голосовал.

Между тем среди семи воздержавшихся при голосовании по резолюции Ленина были Милютин, Рыков и Ногин. Именно они в конце собрания написали заявление, содержания которого в Протоколах нет (их попытка опубликовать его в большевистской печати не увенчалась успехом).

А им было что сказать.

Судя по выступлениям, некоторые присутствующие, а именно 7 человек, действительно воздержались голосовать за резолюцию Ленина. Казалось, это не должно было его смущать, поскольку 16 голосов он набрал. Но Ленина озадачило то, что трое воздержавшихся (Рыков, Милютин, Ногин) были членами ЦК. То, что эти трое воздержались – бесспорно, иначе они вряд ли стали бы обращаться с заявлением в газету «Рабочий Путь». Таким образом, получается, что из десяти членов ЦК, присутствующих на заседании, пятеро не поддержали Ленина. Такой исход его не устраивал. Поэтому, – говорю об этом с уверенностью, – протокол № 26 расширенного собрания в Центральном Комитете от 16 октября был фальсифицирован. И тут можно понять Каменева, Зиновьева, Рыкова, Милютина и Урицкого, потребовавших «немедленного, телеграфного созыва пленума». В этой связи небезынтересно привести выдержку протокольной записи заседания ЦК от 20 октября: «Урицкий сообщает о настроении в провинции, доказывает, что большинство делегатов в Москве высказались против вооруженного восстания: по вопросу же о Каменеве и Зиновьеве тоже требует передачи вопроса на рассмотрение пленума» {511}. (Но Ленин сделал все возможное и даже, казалось, невозможное, чтобы пленум ЦК не состоялся. Понимая, что там он потерпит поражение.)