Полигон безумной смерти - Мурич Виктор Борисович. Страница 66

– Черт! – невольно вырывается из меня восхищение стрелками. Ни один из крестьян так и не добрался до желаемой цели.

Каратели без какой-либо видимой команды одновременно забросили арбалеты за спины и отстегнули от поясов топоры. Единым взмахом смертоносное оружие устроилось на правых плечах своих хозяев. Слуги Единого не спеша двигаются вперед, одновременно перестраиваясь в одну линию.

Удивительно, но у них нет никакого видимого лидера и при этом железная дисциплина и отменная слаженность действий. Такое впечатление, что белые воины наделены коллективным разумом.

Подчиняясь гортанному голосу, с дружным гомоном из кустов посыпались крестьяне. Ого! Оказывается, я недооценил вместимость лагеря. Даже на первый взгляд крестьян раз в пять больше чем карателей. Похоже мы со своего места видели лишь незначительную часть лагеря.

– Вот сейчас они им перцу зададут! – проснулся во мне азарт болельщика. – С землей смешают этих слуг! Устроят им экспресс-свидание с Единым по методу тяжелой дубинки.

– И не надейся, – остудила меня Вика. – Крестьяне уже проиграли этот бой.

– Но почему? – искренне удивляюсь, сравнивая реденькую шеренгу карателей и плотную толпу крестьян напротив.

– Увидишь, – мрачно буркнула Вика и отвернулась.

Каратели, не сбавляя шага, сбросили топоры с плеч и врубились в мужицкую толпу. Они как расческой проредили ряды крестьян, пройдя толпу насквозь. Разворот на сто восемьдесят градусов и новый заход. Поляна наполнилась воплями и стонами раненых. Кричат только крестьяне. Одни подбадривая себя, другие от страха или боли.

В рядах крестьян появились первые дезертиры. Полный мужичок в кожаной рубахе и с ржавым мечом в пухлой руке, увидев как футбольным мячом покатилась в кусты голова стоящего рядом крестьянина, попятился назад. Уже через несколько секунд его широкая спина мелькает в гуще леса, а ржавый меч так и остался на месте где его хозяина победил страх.

Вика оказалась абсолютно права. Слуги Единого не только хорошие стрелки, но еще и замечательные фехтовальщики. Глядя на поющие над головами топоры на длинных изогнутых рукоятках, и отлетающие в разные стороны части тел противников я уверовал, что крестьяне этот бой уже проиграли. Еще два три таких прохода и от них останется в лучшем случае пятая часть. Каратели на текущий момент потеряли всего двоих. Их подмяла под себя толпа и таки нашлась лазейка в доспехах для узкого лезвия ножа.

– Хватит пялиться! – толкнула меня Вика. – У нас есть шанс сбежать! Крестьянам сейчас не до нас. Наше оружие лежит во втором шалаше. Втором от нас.

– Окей! – срываюсь с места и, ожидая в любой момент получить стрелу из арбалета, петляя бегу к шалашу.

Вот и он. Отклоняю полог из грубой ткани и захожу внутрь. Ну и где, спрашивается мне искать? Внутри царит неимоверный бардак. Похоже, здесь не принято за собой убирать. Объедки валяются вперемешку с одеждой и большими кусками войлока, скорее всего заменяющего и матрас и одеяло.

Порывшись в куче тряпья, нахожу один из пистолетов. Выщелкиваю обойму и посчитываю количество имеющихся патронов. Шестнадцать. Ну что ж не так уж и плохо.

На выходе прихватываю нож с прямым широким лезвием, воткнутый в опору шалаша.

За время моих поисков сражение переместилось почти вплотную к шалашу. Выскочив наружу, я оказываюсь в зоне боевых действий. В последний миг замечаю несущийся на мою голову топор карателя и плашмя падаю на землю. На этот раз мне повезло. А вот безусому парню с коротким мечом в руке повезло меньше. Топор, целивший в меня, в конце своего пути изменил направление и отделил его голову от туловища. Голова подпрыгивая на неровностях земли подкатилась вплотную ко мне. Все еще судорожно дергается перекошенный болью рот в беззвучном крике, моргают не поверившие в смерть глаза. Ему было лет семнадцать не больше. Ненавижу фанатиков!

Совсем забыв о том, что у меня в руке пистолет на четвереньках выскакиваю из карусели смерти. Над моей головой звенит сталь, обрывая ниточки человеческих жизней. Переползаю через растерзанный труп Слуги Единого. Смуглое худощавое лицо с острым носом виднеется через открытое забрало. Белые пластинки панциря покрыты пятнами крови.

– Быстрее! – еще издалека кричит Вика. – Режь веревки!

Острый нож в несколько взмахов избавляет ее от веревочных пут.

– Бежим! – вскакивает она на ноги, но тут же со стоном опускается на землю.

– Что с тобой? – склоняюсь над ней.

– Ноги от веревок затекли! Не держат! – шипит она от боли.

– Ты подожди меня несколько минут. Я сейчас.

– Куда ты? – поднимает она на меня глаза.

– Есть одно дело…

– Витя не вмешивайся! Это не наша война! Мы в стороне от происходящего! – поняла она мой замысел.

– Нельзя всю жизнь быть в стороне от происходящего. Нельзя, – тихонько шепчу ей и провожу рукой по спутанным рыжим локонам. – Я человек. Я не могу быть в стороне. – Вика открыла рот, собираясь что-то возразить, но я легонько прислонил палец к разбитым губам. – Тс-с-с. Молчи. Слова здесь лишние.

Даже не знаю, ради чего это все затеваю. Лично меня происходящее совершенно не касается. Мы можем преспокойно оставить крестьян самостоятельно разбираться со своими проблемами… Наверное я полный дурак, но все таки выполню намеченное.

Поворачиваюсь лицом к полю боя. У крестьян дела совсем плохо. Потери более двух третей ценой жизни еще трех карателей.

Указательный палец нервно подрагивает на курке пистолета. Но как же мне стрелять, чтобы ненароком не зацепить кого-нибудь из крестьян? В голове появляется шальная мысль, и я тут же начинаю ее реализовывать.

В нескольких метрах от меня из земли растет валун высотой почти в мой рост. Главное то, что поверхность, расположенная со стороны сражающихся, плоская. Выуживаю из травы кусок подгнившей древесной коры. Она сразу начинает крошиться, оставляя на пальцах черные следы. Это мне и надо!

Художник из меня никудышный, но нарисовать на камне круг с буквой W внутри я все же сумел. Вышло довольно неплохо. По крайней мере, узнаваемо, а это самое главное.

Ствол пистолета задирается вверх и в лязг битвы врывается грохот выстрела. Замерли в воздухе мечи и топоры, так и не добравшись до своих жертв. Несколько десятков глаз устремились в мою сторону.

Поворачиваюсь лицом к Вике и весело подмигиваю. Она пытается улыбнуться в ответ, но получившаяся мина мало что общего имеет с улыбкой.

– Не надо! – шепчут ее губы.

– Надо! – беззвучно шепчу в ответ.

Одним движением расстегиваю джинсы и начинаю мочится на символику Слуг Единого. Крестьяне оцепенели от такого безрассудства. Их лица переполнены смесью страха и удивления.

Расталкивая топорищами стоящих столбами крестьян, Слуги Единого направляются ко мне. Крестьяне их уже не интересуют. Какие же они каратели, если не покарают осквернителя священной символики. Я для них не просто иноверец как эти крестьяне, я злостный еретик, надругавшийся над святыней.

Считаю приближающихся воинов в белых доспехах забрызганных кровью.

– Пятнадцать, – бормочу сам себе под нос. – Один к одному. Один патрон – один каратель.

На поляне замерло все кроме неторопливо шагающих ко мне карателей. Глаза крестьян и Вики устремлены на меня. Тишина нарушается только шелестом травы под ногами Слуг Единого. Даже раненные притихли…

Вспоминаю, как в детстве ходил с отцом в тир стрелять из пневматического пистолета. Отцу довелось повоевать на официально несуществующих войнах, и именно оттуда он вынес правило – мужчина должен уметь сражаться. Пистолет был очень тяжелым, и мне приходилось держать его двумя руками. Отец беззлобно насмехался над моим потугами, вечным молоком мишени и, в конце концов, устраивал показательные выступления. Он поворачивался правым боком к мишени, держа в вытянутой руке пистолет. Глаза находятся на линии выстрела. Главное перед тем, как спустить курок на мгновение задержать дыхание…

Поворачиваюсь правым боком к приближающимся карателям. Тяжелый пистолет в вытянутой руке. Шершавая рукоять срослась с ладонью, создавая симбиоз человека и оружия. В вырезе прицела дрожит религиозная символика на белых доспехах.