Дочь похитительницы снов - Муркок Майкл Джон. Страница 39

Мои мышцы, мои жадно хватавшие воздух легкие, мое закалившееся в испытаниях тело и мудрость чародея требовали, чтобы я накормил их. И мне было известно, что для этого существуют два способа. Первый – настой из трав и прочих ингредиентов. Второй – меч. Когда прежний, настоящий Ульрик фон Бек осознал, что же, собственно, делает черный клинок, ему едва не стало плохо. Однако новый Ульрик отдавал себе отчет, что, если хочет выжить, он должен смириться с неизбежным и отпустить меч на волю. Что ж… Моя привязанность к Равенбранду нисколько не ослабела, но теперь к привязанности добавилось уважение. Этот меч очевидным образом выбирал тех, кто достоин его носить.

Все мои тренировки со старым фон Ашем, все приемы, которым я научился, возвратились ко мне в долю секунды. Я жаждал битвы, жаждал пролить кровь.

– Принц Гейнор, – моими губами говорил Эльрик, и в его тоне было столько аристократического высокомерия, что я по сравнению с ним казался деревенским увальнем. – Ты так торопишься умереть?

Мой кузен озадаченно уставился мне в лицо.

– Что за черт? Ульрик, это ты? Эй, чудище, отвечай!

– Принц Гейнор, ты невежа. Сперва научись вежливости, а потом уж берись за оружие. С тобой говорит наследник королевского рода Мелнибонэ, твой властелин. Брось свой лук, или мой меч напьется твоей крови.

Гейнор явно перетрусил. Еще бы – у него на глазах тихий кузен Ульрик превратился в надменного, безжалостного убийцу. Ни к чему подобному он, разумеется, готов не был. Кинжал Клостерхейма незаметно исчез. Капитан СС таращился на нас с таким видом, будто на него снизошло озарение. Клостерхейм видел, как Эльрик пробежал сквозь Гейнора, как он вбежал в меня. Он знал, что теперь во мне два человека, и потому боялся меня.

Меч рвался из руки, желая убивать, убивать, убивать. Мало того, понемногу он заражал этим желанием и меня самого. Я пока сопротивлялся, однако клинок становился все настойчивее.

– Ариох! – выкрикнул я. – Ариох! – на вкус это слово было точно изысканнейшее вино. Наверняка мысль Эльрика: для него все слова имели особый привкус, а музыка обладала цветом.

– Здесь он тебе не поможет, – сообщил Гей-нор, который, похоже, успел прийти в себя. – В Мо-Оурии он бессилен. Здесь правит Порядок.

Когда Гейнор положил лук на землю, я усилием воли подчинил себе меч и вложил его в самодельные ножны.

По-моему, Гейнор, сам того не желая, сказал больше, чем собирался. Если я правильно понимаю, его сверхъестественным союзникам доступ в Мо-Оурию тоже заказан? У города есть некая дополнительная защита?

– Бессилен, пока город не захвачен, – бросил я наугад.

Гейнор вскинул голову. Он быстро сообразил, где именно допустил промашку, и на его губах возникла кривая улыбка. Ну конечно, он пробрался в город в сопровождении нескольких человек, не рассчитывая на помощь союзников. В смелости ему не откажешь – отправиться за Равенбрандом в компании Клостерхейма, не имея иной поддержки!

– Ты догадлив, кузен, – процедил он.

– Недаром учился, – откликнулся я, – да и сны помогли. Я прибыл сюда по зову крови, принц Гейнор. Иначе ты бы меня не встретил.

– По зову крови?

Ну вот, запутался. Эльрик и Ульрик, Ульрик и Эльрик: где чьи воспоминания, где чьи слова? Надо быть осторожнее…

Внезапно мои ноздри уловили знакомый древний пряный запах. Я позволил себе оглядеться.

Заметив, что я отвлекся, Гейнор сделал несколько быстрых шагов назад, чтобы оказаться вне досягаемости моего клинка. Потом крикнул, замахал руками. Клостерхейм выхватил свой меч и кинулся к начальнику. Я усмехнулся. Приятно, когда жертва сопротивляется. Моя левая рука легла на ножны и крепко их сжала – теперь, если понадобится, мне не составит труда извлечь Равенбранд. Кстати сказать, клинок снова тихонько заурчал, как бы отзываясь на смену моего настроения.

Слух мой стал гораздо острее, нежели у прежнего Ульрика фон Бека. Я различил отдаленные шорохи – будто волоклись по земле грузные тела. Что ж, на сверхъестественных союзников Гейнор не рассчитывал, зато труги явно были неподалеку. Я переоценил своего кузена, решив, что он посмел явиться в Мо-Оурию вдвоем с Клостерхеймом. Вон они, подбираются со всех сторон… Гигантских кошек бояться было нечего, так что труги без опаски последовали за Гейнором. Уродливые они все-таки, никакому Босху таких тварей не придумать. Труги жадно принюхивались и фыркали в предвкушении кровавого пиршества. Помнится, кто-то из офф-моо назвал их каннибалами.

Я засмеялся.

– Какая ирония, господа! – провозгласил я. Мимолетное движение – и меч снова у меня в руке. По всей длине лезвия руны словно налились пламенем. Сталь вибрировала и стонала. Крадучись, по-кошачьи, я двинулся к Гейнору с Клостерхеймом, потом перешел на бег. Меч так и норовил выпрыгнуть из руки. С Равенбрандом, воедино с моим двойником, я чувствовал небывалый прилив сил. Мой смех раскатился по подземелью, отдаваясь громовым эхом.

Гейнор отдал приказ нападать. Я приготовился. Дубинки и топоры полетели в меня со всех сторон. Я без труда уклонился от них, проскользнул под смертоносным дождем, наслаждаясь новоприобретенными инстинктами и собственной ловкостью. Вскоре вокруг меня образовалось свободное пространство. Труги отступили, но продолжали принюхиваться; я видел, как раздуваются их ноздри. Глаза им ни к чему. У них есть нюх – и на их стороне численный перевес. Сейчас Гей-нор снова пошлет чудовищ вперед, и тогда… Тогда они просто задавят меня своими тушами.

Черный клинок уже не стонал, а завывал. Этот меч, который я называл Равенбрандом, а мой двойник – Бурезовом, всячески давал мне понять, что не войдет в ножны, пока я не смочу его в крови. Песни голодного клинка вторил тихий перезвон хрусталиков наверху. Да, этот меч не знал удержу. В прежние времена он сокрушал целые армии. Ему требовалась пища. Он алкал плоти и крови.

Что ж, я не стану его неволить. Пусть напьется крови, пусть поглотит вражеские души. И напитает меня энергией для следующего заклинания.

Глава 4

Оба-двое

Гейнор выкрикнул приказ, и чудовища набросились на меня. Мгновение спустя они отхлынули, а я прыгнул вперед. Меч словно ожил. Повинуясь собственным желаниям, он наносил удары, оставляя в воздухе кровавые полосы, разрубал плоть и кость, проходил насквозь, выпивая души. И каждая погибшая душа через клинок отдавал мне свою жизненную силу. Честно говоря, драка даже начинала мне нравиться. Я прорубался сквозь толпу тругов туда, где стояли Гейнор и Клостерхейм, – на дальний край площади, откуда они науськивали на меня своих псов. Я проложил тропу, выкосил ее, как если бы передо мной были не живые существа, а высокая луговая трава. Гейнор невольно попятился.

Боится. Мне не привыкать к этому страху. Все люди меня боятся. Презренные трусы! Во мне самом не было и капли страха, ибо откуда ей взяться в истинном мелнибонэйце! Мои предки правили миром десять тысяч лет. Они основали Молодые королевства, от которых и пошли люди, и определили их жребий. Мой народ старше, мудрее и гораздо жестокосерднее людей. Нам неведомы слезливые манеры тех, кто едва ли превзошел разумностью обезьян. Я их презираю!

Я – мелнибонэец древнего рода. Когда меня обучали колдовству, мне довелось пережить ужасы, каких эти людишки не видели в самых своих кошмарных снах. Среди моих союзников – повелители элементалей и владыки Хаоса. Я могу воскрешать мертвых. Моя воля – закон для любого живого существа, и никакой враг не устоит против моего черного клинка.

Я – Эльрик Мелнибонэйский, последний в роду чародеев-императоров Мелнибонэ, Принц Развалин, повелитель погибших. Меня прозвали Изменником и Убийцей Женщин. Куда бы я ни шел, меня везде боятся и стараются ублажить – даже те, кому я ненавистен, ибо мое могущество не снилось никому из смертных.

У меня нет и не может быть соперников. Был один-единственный – сородич, дома, на Мелнибонэ. Моя семья сохраняла свою власть на протяжении тысячелетий, лелея древние знания и непрестанно заключая новые союзы с Хаосом. Нашими покровителями были князья ада, и первый среди них – Ариох, владыка мириадов сверхъестественных миров. Ему под силу было уничтожить все эти миры. Вот к каким существам обращались за подмогой мои родичи. Вот благодаря чьей помощи горстка мелнибонэйцев могла править миром десять тысяч лет. Мы бы наверняка правили и дальше, когда бы я не предал свою кровь и не обрек себя на вечное изгнание.