Избранное - Асадов Эдуард Аркадьевич. Страница 18
II
К полудню буран захирел и сдал.
Упал и рассыпался вдруг на части.
Упал, будто срезанный наповал,
Выпустив солнце из белой пасти.
Он сдал в предчувствии скорой весны,
Оставив после ночной операции
На чахлых кустах клочки седины,
Как белые флаги капитуляции.
Идёт на бреющем вертолёт,
Ломая безмолвие тишины.
Шестой разворот, седьмой разворот,
Он ищет… ищет… и вот, и вот —
Тёмная точка средь белизны!
Скорее! От рёва земля тряслась.
Скорее! Ну что там: зверь? Человек?
Точка качнулась, приподнялась
И рухнула снова в глубокий снег…
Все ближе, все ниже… Довольно! Стоп!
Ровно и плавно гудят машины.
И первой без лесенки прямо в сугроб
Метнулась женщина из кабины!
Припала к мужу: — Ты жив, ты жив!
Я знала… Все будет так, не иначе!.. —
И, шею бережно обхватив,
Что-то шептала, смеясь и плача.
Дрожа, целовала, как в полусне,
Замёрзшие руки, лицо и губы.
А он еле слышно, с трудом, сквозь зубы:
— Не смей… Ты сама же сказала мне…
— Молчи! Не надо! Все бред, все бред!
Какой же меркой меня ты мерил?
Как мог ты верить?! А впрочем, нет,
Какое счастье, что ты поверил!
Я знала, я знала характер твой!
Все рушилось, гибло… хоть вой, хоть реви!
И нужен был шанс, последний, любой!
А ненависть может гореть порой
Даже сильней любви!
И вот говорю, а сама трясусь,
Играю какого-то подлеца.
И все боюсь, что сейчас сорвусь,
Что-нибудь выкрикну, разревусь,
Не выдержав до конца!
Прости же за горечь, любимый мой!
Всю жизнь за один, за один твой взгляд,
Да я, как дура, пойду за тобой,
Хоть к черту! Хоть в пекло! Хоть в самый ад! —
И были такими глаза её,
Глаза, что любили и тосковали,
Таким они светом сейчас сияли,
Что он посмотрел в них и понял все!
И, полузамёрзший, полуживой,
Он стал вдруг счастливейшим на планете.
Ненависть, как ни сильна порой,
Не самая сильная вещь на свете!
СУДУ ПОТОМКОВ
Истории кружится колесо
Пёстрое, как колесо обозрения.
Кого-то — наверх, прямо к солнцу, в гении,
Кого-то в подвал. И на этом все.
Разгрузит и, новых взяв пассажиров,
Опять начнёт не спеша кружить.
И снова: кому-то — венки кумиров,
Кому-то никем и нигде не быть.
А сами при жизни иные души
Из зависти что-нибудь да налгут,
Напакостят, где-то почти придушат
Иль нежно помоями обольют.
О битвах в гражданскую, о революции —
О, как научились судить-рядить!
И зло, будто вынесли резолюцию:
«Зачистить в преступники! Заклеймить!»
Ну, а кого заклеймить, простите?
Всех тех, кто вершили и кто решали,
И холодно в бронзе или граните
Потом с пьедесталов на нас взирали?!
Иль тех, кто под небом тоскливо-грозным
Стыл в мокрых окопах и вшей питал,
Кто в визге свинца и жару тифозном
Живот свой за светлое дело клал?!
Неужто и впрямь они виноваты
В том, что шагали в крови и мгле,
И верили чисто, светло и свято
В свободу и равенство на земле?!
Так как же, простите за резкость, можно
Плевать чуть не в лица отцам своим
За то, что в пути их сурово-сложном
Маршрут оказался вдруг в чем-то ложным
И столько надежд обратилось в дым!
Однако, быть может, идеи те
Могли бы созреть до больших свершений,
Когда б не «великий восточный гений»,
Приведший те замыслы к пустоте.
Нет, даже не так, а к абсурду просто:
Ведь самый высокий духовный свет,
Вдруг сжатый и грубо лишённый роста,
Стал бледной коптилкой на много лет.
Но главный трагизм заключается в том,
Что тот, кто сражался за свет Свободы,
Смотрел на неё и на жизнь народа
Сквозь прутья седой Колымы потом.
Так можно ль позволить, чтоб так упрямо,
Калеча заведомо суть идей,
Стремились столкнуть беспощадно в яму
Всех вместе: и жертвы, и палачей!
Взгляните, взгляните: из тишины
У братских могил, словно став парадом,
Лихие бойцы гражданской войны
Глядят на нас строгим и добрым взглядом.
И сколько погоды бы ни менялись,
Запомните, люди, их имена!
Склонись перед ними, моя страна,
Они ведь за счастье твоё сражались!
ПРОВЕРЯЙТЕ ЛЮБОВЬ
С давних пор ради той, что дороже мира,
Ради взгляда, что в сердце зажёг весну,
Шли мужчины на плаху и на войну,
На дуэли и рыцарские турниры.
И, с единственным именем на устах,
Став бесстрашно порой против тьмы и света,
Бились честно и яростно на мечах,
На дубинах, на шпагах и пистолетах.
И пускай те сражения устарели.
К черту кровь! Но, добро отделив от зла,
Скажем прямо: проверка любви на деле,
Как-никак, а у предков тогда была!
Поединок — не водочная гульба!
Из-за маленьких чувств рисковать не будешь.
Если женщину впрямь горячо не любишь —
Никогда не подставишь под пулю лба!
Не пора ли и нам, отрицая кровь
И отвергнув жестокость, умно и гибко,
всё же как-то всерьёз проверять любовь,
Ибо слишком уж дороги тут ошибки.
Неужели же вправду, сказать смешно,
Могут сердце порой покорить заране
Чей-то редкий подарок, театр, кино
Или ужин, заказанный в ресторане?!
Пусть готовых рецептов на свете нет.
Ничего в торопливости не решайте.
Проверяйте любовь на тепло и свет,
На правдивость придирчиво проверяйте.
Проверяйте на смелость и доброту,
Проверяйте на время на расстоянья,
На любые житейские испытанья,
На сердечность, на верность и прямоту.
Пусть не выдержат, может быть, крутизны
Легкомыслие, трусость и пустота.
Для любви испытания не страшны,
Как для золота серная кислота.
И плевать, если кто-то нахмурит бровь.
Ничего голословно не принимайте.
Ведь не зря же нам жизнь повторяет вновь:
«Проверяйте любовь, проверяйте любовь,
Непременно, товарищи, проверяйте!»