Избранное - Асадов Эдуард Аркадьевич. Страница 36
ЭФЕМЕРА ВУЛЬГАРИС
Серебристый огонь под сачком дрожит,
Только друг мой добыче той рад не очень:
Эфемера Вульгарис… Обычный вид.
Однодневная бабочка. Мелочь, в общем…
Что ж, пускай для коллекции в строгой раме
Не такая уж это находка. Пусть!
Только я к Эфемере вот этой самой
Как-то очень по-тёплому отношусь.
Мы порой с осужденьем привыкли звать
Несерьёзных людей и иные отсевки
Нарицательно: «Бабочки-однодневки».
Я б иную тут всё-таки клал печать.
Мотылёк с ноготок? Отрицать не будем.
И, однако, неплохо бы взять пример
С этих самых вот маленьких Эфемер
Многим крупным, но мелким душою людям.
Сколько времени тянется день на земле?
Скажем, десять часов, ну двенадцать всего-то.
Но какая борьба и какая работа
Ради этого света кипит во мгле!
Где-то в речке, на дне, среди вечной ночи,
Где о крыльях пока и мечтать забудь,
Эфемера, личинка-чернорабочий,
Начинает свой трудный и долгий путь.
Грязь и холод… Ни радости, ни покоя.
Рак ли, рыба — проглотят, того и жди.
А питанье — почти что и никакое.
Только надобно выжить любой ценою
Ради цели, которая впереди.
Как бы зло ни сложилась твоя судьба
И какие б ни ждали тебя напасти,
Не напрасны лишения и борьба,
Если все испытания — ради счастья.
И оно впереди — этот луч свободы!
А покуда лишь холод да гниль корней.
И такого упрямства почти три года,
Ровно тысяча чёрных и злых ночей.
Ровно тысяча! Каждая как ступень.
Ровно тысяча. Выдержать все сполна.
Словно в сказке, где «тысяча и одна…»,
Только здесь они все за один лишь день.
И когда вдруг придёт он на дно реки,
Мир вдруг вспыхнет, качнётся и зазвенит.
К черту! Панцири порваны на куски.
И с поверхности речки, как дым легки,
Серебристые бабочки мчат в зенит.
Вот оно — это счастье. А ну, лови!
Золотое, крылатое, необъятное.
Счастье синего неба, цветов, любви
И горячего солнца в глазах, в крови —
Семицветно-хмельное, невероятное.
— Но позвольте! — мне могут сейчас сказать. —
Кто ж серьёзно такую теорию строит?
Это что же: бороться, терзаться, ждать
И за краткое счастье вдруг все отдать?
Разве стоит так жить?! — А по-моему, стоит!
Если к цели упрямо стремился ты,
И сумел, и достиг, одолев ненастья,
Встать в лучах на вершине своей мечты,
Задыхаясь от солнца и высоты,
От любви и почти сумасшедшего счастья.
Пусть потом унесут тебя ветры вдаль
В синем, искристом облаке звёздной пыли…
За такое и жизни порой не жаль,
Что б там разные трусы ни говорили!
«РЫБЬЕ СЧАСТЬЕ»
(Сказка-шутка)
В вышине, отпылав, как гигантский мак,
Осыпался закат над речушкой зыбкой.
Дёрнул удочку резко с подсечкой рыбак
И швырнул на поляну тугую рыбку.
Вынул флягу, отпил, затуманя взгляд,
И вздохнул, огурец посыпая солью:
— Отчего это рыбы всегда молчат?
Ну мычать научились хотя бы, что ли!
И тогда, будто ветер промчал над ним,
Потемнела вода, зашумев тревожно,
И громадный, усатый, как боцман, налим
Появился и басом сказал: — Это можно!
Я тут вроде царя. Да не трусь, чудак!
Влей-ка в пасть мне из фляги. Вот так… Спасибо!
Нынче зябко… А речка — не печка. Итак,
Почему, говоришь, бессловесны рыбы?
Стар я, видно, да ладно, поговорим.
Рыбы тоже могли бы, поверь, судачить.
Только мы от обиды своей молчим,
Не хотим — и шабаш! Бойкотируем, значит!
Мать-природа, когда все вокруг творила,
Не забыла ни львов, ни паршивых стрекоз,
Всех буквально щедротами одарила
И лишь рыбам коленом, пардон, под хвост!
Всем на свете: от неба до рощ тенистых, —
Травы, солнышко… Пользуйтесь! Благодать!
А вот нам ни ветров, ни цветов душистых,
Ни носов, чтоб хоть что-то уж там вдыхать!
Кто зимою в меху, кто ещё в чем-либо
Греют спины в берлоге, в дупле — везде!
Только ты, как дурак, в ледяной воде
Под корягу залез — и скажи спасибо!
Мокро, скверно… Короче — одна беда!
Ну а пища? Ведь дрянь же едим сплошную.
Плюс к тому и в ушах и во рту вода.
Клоп и тот не польстится на жизнь такую.
А любовь? Ты взгляни, как делила любовь
Мать-природа на всех и умно и складно:
Всем буквально — хорошую, тёплую кровь.
Нам — холодную. Дескать, не сдохнут, ладно!
В общем, попросту мачеха, а не мать.
Вот под вечер с подругой заплыл в протоку,
Тут бы надо не мямлить и не зевать,
Тут обнять бы, конечно! А чем обнять?
Даже нет языка, чтоб лизнуть хоть в щеку.
А вдобавок скажу тебе, не тая,
Что в красавицу нашу влюбиться сложно —
Ничего, чем эмоции вызвать можно:
Плавники да колючая чешуя…
Скажешь, мелочи… плюньте, да и каюк!
Нет, постой, не спеши хохотать так лихо!
Как бы ты, интересно, смеялся, друг,
Если б, скажем, жена твоя чудом вдруг
Превратилась в холодную судачиху?
А взгляни-ка на жён наших в роли мам.
Вот развесят икру перед носом папы,
И прощай! А икру собирай хоть в шляпу
И выращивай, папочка милый, сам!
Ну а рыбьи мальки, только срок придёт —
Сразу ринутся тучей! И смех, и драма:
Все похожи. И черт их не разберёт,
Чьи детишки, кто папа и кто там мама!
Так вот мы и живём средь морей и рек.
Впрочем, разве живём? Не живём, а маемся.
Потому-то сидим и молчим весь век
Или с горя на ваши крючки цепляемся!
Э, да что… Поневоле слеза пробьёт…
Ну, давай на прощанье глотнём из фляги.-
Он со вздохом поскрёб плавником живот,
Выпил, тихо икнул и ушёл под коряги…