Древнее китайское проклятие - Мусаниф Сергей Сергеевич. Страница 77

Со всех сторон обложили. С боем прорываться придется.

– Боги бандитов, продажных политиков, олигархов и проституток! – Когда я перечислял, поименованные кривили лица, но не возражали. – Неужели во всем вашем новом пантеоне нет ни одного бога нормальных, добрых, честных, интеллигентных людей?

– Какой-то старикашка обретался в нашей стране еще до прихода к власти Коммунизма, – сказал Бакс, презрительно складывая губы. – Может, и сейчас жив, кто его знает. Только есть он – никто, и звать его – никак. Слишком мало людей верит в доброту и честь, а норма – это понятие преходящее. Люди верят в меня! И вера их все сильнее.

Словно подтверждая этот тезис, он сжимал пальцы, лежащие на моем плече.

– Удивлен? Ты все еще не веришь в меня? Только мне это уже все равно. Вчера утром в продажу поступила первая часть той мифологии, которую ты создал. Книга расходится неплохо, и каждый, кто ее прочитал, уверовал, так что моя сила – результат твоего труда. Не ты породил меня, но ты дал мне силу.

Это я, конечно, погорячился.

Хорошо, сумел вовремя остановиться. Если бы дело было доведено до конца…

А вовремя ли? Может быть, процесс необратим и мой отказ писать вторую часть мифологии уже ничего не изменит?

Знаете, что было самое поганое? Самое поганое было то, что Бакс говорил. Я слушал его, и мысли его были правильны. Мы породили именно его, и значит, мы не способны породить никого другого. Для создания религии нужна вера миллионов, миллионы верят во всемогущий доллар.

Вот он – Бакс.

Я скинул его руку со своего плеча. Несмотря на железную хватку, это оказалось легче, чем я думал. Миллионов верующих у него еще нет.

Но с моей помощью – будут.

– Зачем тебе куда-то идти? – поинтересовался Бакс. – И куда ты собрался? Будешь бегать по магазинам и скупать весь тираж своей собственной книги? Или собираешься вещать на площадях, что деньги – зло и тлен, секс – грязь и тлен, политика – вранье и тлен? Что надо думать о чем-то другом, более возвышенном? Как думаешь, много народу соберется выслушивать твои проповеди? И как скоро приедут санитары, которые увезут тебя по правильному адресу? Ты можешь остаться здесь и получить все, и ты можешь уйти и все потерять. Тебе нас все равно не остановить. Что ты выберешь?

– Не вас, – сказал я.

Порно прыгнула мне на спину, как дикая кошка. На мгновение в душе колыхнулись прежние желания, но теперь она не могла взять надо мной власть. Она продолжала шептать что-то мне в ухо, когда я изогнулся и бросил ее через плечо.

Прямо в надвигающегося на меня Фарта. Двое новоявленных божеств повалились на пол, с визгом и нецензурной руганью, исторгавшимися из двух глоток. Бакс и его супруга по-прежнему блокировали лифт, поэтому мне пришлось перепрыгнуть через голову Рейтинга, в три прыжка пересечь колонный зал и выпрыгнуть в окно.

Окно оказалось бронированным.

Я упал обратно на ковер, зверски ныло плечо.

– Ах, почему люди не летают, как птицы, – ехидно процитировал Бакс, и в моем поле зрения появился его ботинок. – Куда ты хочешь уйти, маг? Туда, в город? Это теперь мой город. Знаешь, я ведь могу сделать твою жизнь крайне неприятной. Деньги будут обходить тебя стороной, они будут утекать у тебя из-под носа, и ты лишишься всего. Квартиры, работы, друзей. Ты будешь проклинать тот день, когда навлек на себя мой гнев, и ты будешь завидовать тем, кто уже умер, ибо жизнь твоя будет хуже смерти.

Я встал. За его спиной было видно, как сюда подтягивается остальной пантеон.

И я понял, что уходить отсюда нельзя.

Потому что, если я сбегу, этим признаю, что они сильнее. Что я их боюсь. Что они есть. И даже если я потом найду в себе силы вернуться, с ними будет уже не совладать.

Я щелкнул пальцами. Колдовать здесь было очень сложно, все равно что подниматься по склону горы во время лавины, и вместо заказанного меча в руке у меня оказался короткий кинжал.

– Сделай им себе харакири, братан, – посоветовал Фарт.

Они выстроились полукругом. Посередине был, конечно, Бакс. По правую руку от него стояла Евро, слева был Рейтинг. Фарт, Порно и двое новеньких занимали места по краям.

Гермес

-Я в тебя верю, – сказал Герман, и эти слова изменили все. Нет, мир остался прежним, и Солнце по-прежнему занимало свое место на небосклоне, и люди остались теми же, и проблемы их были те же, изменился только я.

И моя личная вселенная.

Я в тебя верю.

Никто никогда не говорил такого ни одному богу. Без всяких ритуалов, без молитв и жертвоприношений, без клятв и обетов. Без долгих заверений и нудных восхвалений. Просто глядя в глаза.

Конечно, он не верил в меня как в бога. Но такой верой, слепой и бездумной, не требующей доказательств основанной лишь на страхе и корысти, я был сыт по горло. Смертные придумывали себе богов, а потом поклонялись нам, требуя с нас того, чего не могли получить сами.

Смертные все время чего-то от нас хотят. Защиты, благополучия, помощи в войне и любви, богатства, славы мудрости или справедливости. Как будто они не способны сделать все это без нас. Это вполне в их духе – придумать кого-то, чтобы потом обвинить его в своих бедах.

Неурожай? Боги прогневались. Мор среди коров? Кому-то опять не угодили.

А кормить коров пробовал? А сорняки пропалывать пытался?

Ограбили по дороге – боги не охранили. А фигли ты прешься с деньгами и без охраны, раз сам за себя постоять не можешь?

Взяли на краже с поличным. Гермес отвернулся. Тебя посадят, а ты не воруй.

Покровитель воров, я никогда не был хорошим богом. Я тоже играл на самых низменных желаниях смертных, стремясь прибавить себе силы.

Но Герман не хотел от меня никакой помощи. Все, что я сказал ему тогда, он прекрасно понимал и сам, а я только помогал ему формулировать. Он знал, что я не могу ничем ему помочь, знал, что я не могу его защитить или придать ему сил. Знал, что не могу уничтожить его врагов или тех, кого он провозгласил своими врагами.

Знал, что я не могущественнее его и не могу решать его проблемы.

А потому он не мог верить в меня как в бога.

Он верил в меня как в друга, готового оказать посильную поддержку, подставить плечо, дать совет. Никто никогда так в меня не верил.

Я помогал ему, а он помогал мне. Не тем, что, втайне от меня посмеиваясь, приносил мне жертвы. А тем, что разговаривал со мной, спорил, заставлял меня вспомнить, что я еще жив.

Я мог бросить верующего в беде. По сути дела, я часто так поступал.

Но я не мог оставить в беде друга.

– Что-то ты зачастил в Тартар, внучок. Я даже соскучиться не успел.

– Надо нам с тобой поговорить, дед.

– А что мы еще можем делать в Тартаре? Только разговаривать. Что ты хочешь узнать?

– Почему?

– Почему что?

– Почему ты здесь?

– Потому что так решил мой сын и твой отец. В той войне я был проигравшей стороной.

– Не верю. Что такое папина молния по сравнению с мощью повелителя времени? Чуть-чуть шума, чуть-чуть света. Ты мог уделать папу в любой момент, но не захотел. Почему?

– Ты всегда был самым умным в нашей семье, внучок. Не буду врать. Я добровольно сложил с себя власть и ушел сюда. А Зевс придумал эту историю с войной, потому что захотел взойти на трон красиво. И его поколение его поддержало. Какие причины заставили меня сделать это? Ты за ними сюда пришел?

– В числе прочего.

– Я понял то, что рано или поздно понимает любой из нас. Смертные создают нас, но они не нуждаются в нас. Более того, мы мешаем им, сковываем их, вешаем шоры на глаза. Без нас жить им было бы гораздо легче.

– И ты начал с себя?

– Время – не та стихия, с которой можно заигрывать. Время лучше всего предоставить самому себе. Пусть течет. Боги не нужны людям, а особенно сильно им не нужен я. Иначе они только и будут делать, что просить меня повернуть время вспять. Вернуть утраченное. Войти в одну и ту же реку во второй, третий, десятый раз. Это тупик.