Имперский гамбит - Мусаниф Сергей Сергеевич. Страница 41

– А если бы присягнули, это бы вас остановило?

– Нет. Один человек – это еще не Империя. И у тебя нет никаких моральных прав меня в чем-то упрекать. Ты ведь сделал то же самое, что и я. Пожертвовал малым числом людей ради блага большинства. И по сравнению с той зачисткой, которую спровоцировали твои действия, организованный нами с Питером теракт можно назвать хирургической операцией. Мы орудовали скальпелем, а ты – топором. Мы убили почти тысячу человек, ты – гораздо больше.

Краснов помолчал.

– О, я вижу еще одну превосходную отмазку, которую ты можешь использовать. Ты можешь заявить, что все смерти, включая нынешние, лежат на моей совести, что если бы я не убрал Виктора, то Рокуэлл и на пушечный выстрел не подошел бы к престолу и ничего этого бы не потребовалось. Это слабая отмазка. История не признает сослагательного наклонения.

– Рокуэлл бы не справился с ситуацией, – сказал Винсент. – Мы видели, что он с ней уже не справляется.

– Представь себе, я видел то же самое, только с Виктором в главной роли, – сказал Краснов.

– У нас были факты, у вас – одни предположения. – Романов был убит до начала военных действий. Одиночную стычку «Одиссея» с первым флотом вторжения таргов можно было не считать.

– Никто из вас не знает, что было у меня и Питера, – сказал Краснов. – В любом случае мы сделали то, что сделали, и я не собираюсь оправдываться. Ни перед тобой, ни перед кем-либо другим. Питер не смог пережить нашей «измены», а я смог, и в этом я тоже не собираюсь оправдываться. Я допустил только одну ошибку – поверил Питеру в его мнении относительно Юлия. Мой друг переоценил возможности своего сына. Юлий оказался недостаточно сильным и принял перемены слишком тяжело. В какой-то степени мы с Питером убили и его, особенно Питер и его «измена», но и здесь я оправдываться не буду. И вообще, я предпочел бы усадить на трон старшего брата. Если бы этот идиот Гай не ввязался в чертову аферу вместе с Клейтоном…

– А что вы сделаете, если и я не оправдаю ваших ожиданий? – поинтересовался Клозе.

– А ты очень постарайся, мальчик, – сказал Краснов. – Приложи все усилия, чтобы меня не разочаровать. Я не собираюсь играть в эти игры до бесконечности. Но я думаю, что у тебя все должно получиться. Ты с самого начала показался мне улучшенной версией Юлия. Более целеустремленным, жестким, не испытывающим сомнений. Более смелым. Более готовым воспринимать реальность такой, какая она есть. Взять хотя бы ваш полет на «Одиссее». Именно у тебя хватило смелости и воли, чтобы пожертвовать собой ради возвращения.

– Вы послали людей, чтобы убрать Изабеллу? – спросил Клозе. У него чесались руки набить генералу морду. Но он боялся, что если начнет, то уже не сможет остановиться.

– Да, послал, – без колебаний подтвердил Краснов и безмятежно улыбнулся.

Его улыбка начинала действовать Клозе на нервы, но, может быть, именно к этому генерал и стремился. Клозе еще не доводилось сталкиваться с такими людьми. Более того, он надеялся, что Краснов является единственным в своем роде и таких индивидуумов, как он, больше нигде нет.

Рокуэлл считал себя истиной в последней инстанции, что делало его социально опасным психопатом. Но генерал Краснов полагал себя единственной истиной, и это выводило его за всякие рамки и категории.

Человек, не ведающий сомнений, опасен для себя и для окружающих. С ним бесполезно разговаривать, его невозможно в чем-то переубедить. Он будет до конца гнуть свою линию, чего бы это ни стоило ему самому и всем, кто находится с ним рядом.

У этого парня были десятилетия практики, сказал себе Клозе. И все, кто был с ним рядом, давно умерли.

– Зачем?

– Извините, мисс, – сказал Краснов, отвешивая Изабелле полупоклон. Клозе не сомневался, что Краснов ни о чем не сожалеет. Это извинение – еще одна попытка давления, такая же, как его улыбка. – Ничего личного, чистый бизнес, как говорили наши далекие предки. – Он перевел взгляд на Клозе. – Эта женщина, вне всякого сомнения красивая и умная, является твоей единственной слабостью, сынок. Твоей ахиллесовой пятой. Я обсуждал этот вопрос с Винсентом, но он меня не понял. Или не захотел понять. Что ж, ему удалось меня каким-то образом обойти. Жаль.

Никто так и не понял, о чем Краснов сожалеет. О том, что Винсент его не понял, или о том, что обошел. Впрочем, он мог жалеть об обеих вещах сразу.

Краснов хотел ликвидировать Изабеллу и свалить это преступление на людей Рокуэлла и МДВ. Где можно спрятать труп лучше, чем в целой горе мертвых тел?

– Молодежь, – театрально вздохнул Краснов. – Вы стали слишком мягкотелыми. Вы видите дорогу, но не решаетесь идти по ней до конца. Человек моего поколения не раздумывал бы.

– К счастью, поколения меняются, – сказал Винсент. – Я своих не бросаю.

– Романтический бред, – немедленно отреагировал Краснов. – Сентиментальные сопли с сахаром. Политика – это серьезная игра, в которой пешками жертвуют без раздумий. При всем моем уважении к внешности и профессиональным талантам этой дамы в большом раскладе она – никто. Потеряв ее, наш новый правитель стал бы настоящим Тираном – жестким, жестоким, идущим к цели любыми средствами. Человеком, которому нечего терять.

Лицо Изабеллы было мертвым. У Клозе чесались руки. Больше всего ему хотелось выдвинуть ящик стола, схватить «офицерский сороковой» и закончить то, что по каким-то причинам не доделал Юлий.

Беседа оказалась познавательной. Слишком.

Очевидно, что директор Коллоджерро не доверяет своим людям, раз послал спасать Изабеллу именно Дойла, человека, до которого Краснов не мог бы дотянуться из той дыры, в которую он сам заполз.

Но Винсент понял Краснова в достаточной степени. Он разрывался между доводами генерала и ответственностью за своего человека. Поэтому он подписал на это дело Дойла и просто отошел в сторону.

Он сделал ход, чтобы очистить свою совесть. Но сделал недостаточно. События могли пойти и так, и этак, и Винсент снял с себя всякую ответственность. У него элементарно не хватило мужества, чтобы принять определенное решение, и он ограничился двумя полумерами. Положился на удачу Дойла и оставил жизнь Изабеллы на волю случая.

Вот такой он человек, Винсент Коллоджерро.

Не слишком хороший, но и недостаточно плохой. В конце концов, он мог бы вообще ничего не предпринимать.

– Если кто-то из вас троих ждет от меня извинений, то он ждет напрасно, – сказал Краснов. – Все получилось так, как получилось. А теперь угостите меня сигаретой. Я оставил свою трубку в камере.

Клозе швырнул ему пачку сигарет и зажигалку. Краснов поймал их одной рукой, неторопливо закурил и, привстав с кресла, аккуратно положил сигареты обратно на стол.

– Кто из вас сейчас на самом деле руководит УИБ? – тихо спросил Клозе.

– Я, – сказал Винсент.

Краснов молча улыбнулся.

Клозе открыл верхний ящик стола, вытащил из него «офицерский сороковой» и выстрелил Винсенту в голову. Пуля угодила в висок, на выходе проделав здоровенную дыру и вырвав клок волос. С удивленным выражением лица Винсент медленно сполз со стула и рухнул на пол. Под его телом начала скапливаться лужа крови.

– Какого черта! – крикнула Изабелла, вскакивая. Кровь Винсента попала ей на блузку и на лицо.

– Не сейчас, дорогая, – сказал Клозе и перевел пистолет на ухмыляющегося Краснова.

– Хороший ход, сынок, – подбодрил его генерал. – Тебе совсем не нужны два директора УИБ, правильно? Хотя я и сомневался в твоем выборе до последнего момента.

– Почему вы думаете, что я не продолжу? – спросил Клозе.

– Потому что один директор УИБ тебе все-таки нужен, – сказал Краснов. – И, можешь мне поверить, я – лучшая кандидатура из всех возможных.

– Но не единственная.

– А кого ты еще здесь знаешь? – улыбнулся Краснов. – Тебе нужна еще одна посредственность, которая и предать-то толком не в состоянии?

– Это верно, предавать вы умеете.

– Делай то, что должен, сынок, – сказал Краснов. – Работай на благо Империи, выиграй войну. И тебе не придется опасаться удара в спину. Мне нравился Юлий, и мне жаль, что он умер. Виктор… мне тоже нравился. Как человек. Но я видел, что под давлением обстоятельств он превратится в кого-то вроде Рокуэлла и наделает кучу ошибок. Я не жалею о том, что мы с Питером сделали, но и не в восторге от этого. Ты можешь убить меня сейчас, если хочешь. Ты сможешь, ты только что показал, что умеешь убивать, глядя в лицо. По крайней мере в пол-оборота. Но он смотрел на тебя, и это все равно считается.