Подземная Канцелярия - Мусаниф Сергей Сергеевич. Страница 57

В канун моего двенадцатилетия отец взял меня с собой на охоту и там, в тиши нашего охотничьего домика, оставшись со мной один на один, рассказал мне о моей истинной сущности.

Конечно, любой из современных психиатров скажет вам, что для двенадцатилетнего ребенка такое известие должно было вызвать шок и наградить глубокой эмоциональной травмой на всю оставшуюся жизнь, сколь бы долгой та жизнь ни была, а моя жизнь была очень долгой, но прошу вас принять во внимание тот факт, что я был дворянином. Мне с самого младенчества внушали мысль о собственном превосходстве, о том, что я не такой, как все, и что жизнь дворянина может быть суровой, но должна быть достойной, а поскольку мой род присягал на верность самому королю, тот в любой момент мог потребовать любой жертвы от своего вассала.

Так что, может быть, это и было шоком, но не таким уж тяжелым. А потом отец рассказал мне о преимуществах моего положения.

Бессмертие! Кто из вас отказался бы от него, тем более в глубоком детстве, когда наибольший шок ты испытываешь от сообщения родителей, что лишен этого блага? Организм, не поддающийся болезням, защищенный от любых вирусов и инфекций! Огромная сила, скорость, сверхчеловеческая мощь! Не зря мой отец слыл самым опасным клинком Короны! Возможность контролировать сознание людей! Возможность управлять телами мелких животных! И многое, многое другое.

И все это в обмен на несколько убийств, для которых можно подобрать людей, излишне отягощающих земную поверхность. Всего и делов-то: не ввязываться ни в какие заговоры против Короны, ибо единственное, что могло лишить меня всех моих способностей вкупе с жизнью, это смертная казнь через отсечение головы, положенная уличенному в измене аристократу. А уж вероятность получить в грудь осиновый кол в те времена была ничтожно мала.

— О чем ты думаешь? — Голос Ольги оторвал меня от воспоминаний безоблачного, ну почти безоблачного, детства.

— Твоя идея о мести мне нравится, — сказал я. — Точнее, не нравится. Но она заслуживает право на жизнь.

— Конечно, — сказала она. — За свою жизнь ты должен был нажить чертову уйму врагов.

— Да я не о том, — сказал я. Большая часть моих врагов уже в могиле, кого-то отправил туда я сам, другие сошли в нее сами, с течением естественного хода времени. — Я вот думаю: возможно, действительно завелся какой-нибудь эксцентричный антиквар? Или недовольный клиент?

Поскольку в настоящее время в этой стране клиентами антикваров были большей частью если не сами бандиты, то люди, с криминальным миром напрямую связанные, гипотеза казалась наиболее вероятной. Конечно, были у меня недоброжелатели и из общества долгоживущих, но к услугам банального киллера они вряд ли стали бы прибегать. А если бы и прибегли, то наняли бы целую бригаду и снабдили бы ее соответствующими инструкциями и инструментами. Расслабился я что-то в последнее время, распустился, раз уж смертные ко мне убийц начали подсылать.

…Лет через пять после того памятного разговора в отцовском охотничьем домике фигура моего родителя привлекла повышенное внимание двора. Внимание объяснялось тем фактом, что, несмотря на шестьдесят восемь лет официального возраста, выглядел он как тридцатилетний мужчина и обладал силой пятерых профессиональных кузнецов, находящихся в самом расцвете. Проявились его способности в результате какой-то глупой случайной дуэли, от которой отец не успел вовремя увернуться, и среди знати пошли нехорошие разговоры. Конечно, сжечь истинного вампира — дело довольно-таки проблематичное, но удовольствия от костра инквизиции все равно никакого не получаешь. И, не желая бросать тень на доброе имя семьи, отец симулировал собственную смерть, отрастил бороду и длинные волосы и теперь присутствовал в моей жизни под личиной какого-то дальнего родственника из провинции, которого при дворе никто толком не знал. Что касается моей матери… Женщинам маскироваться всегда проще. Благодаря косметике и искусству дорогого портного за молодых сходят и шестидесятипятилетние старушенции, так что вид очаровательной прелестницы при дворе подозрений ни у кого вызвать не мог. Всем известно, что даже смертные женщины изо всех сил стремятся скрыть свой настоящий возраст.

Теперь все гораздо сложнее. В цивилизованной части нашего мира, куда я не включаю только развивающиеся страны Африки и труднодоступные районы Латинской Америки (но жить там я не хотел бы, во-первых, и не смог бы, во-вторых; я на индейца-то не очень похож, что уж говорить о неграх?), каждый здравомыслящий индивидуум вынужден таскать с собой целую пачку различных документов, подделывать которые становится с каждым веком все труднее благодаря техническому прогрессу. Меньший багаж документов существует только в России, да и фальсифицировать их из-за постоянно царящего в стране бардака значительно проще, поэтому в конце девятнадцатого века я и подался сюда. Все местные революции и Гражданскую войну пережил без особого труда, во времена правления Сталина старался держаться как можно тише, дабы не загреметь в лагеря в качестве шпиона капиталистического мира, когда началась война, в порядке самозащиты в сорок первом году я ушел добровольцем на фронт, где и насмотрелся столько такого, что смертные проделывали друг с другом, что мучившие меня с детства угрызения совести по поводу собственных привычек отошли на второй план. Что стоит смерть одного человека от зубов вампира по сравнению со смертью миллиона людей в газовой камере или в печи крематория? А с чем можно сравнить ковровые бомбардировки городов? А применение ядерного оружия?

Вампиры, по крайней мере зрелые истинные вампиры, всегда тщательно выбирают свои жертвы, взвешивая каждого человека на беспристрастных весах справедливости, и никогда не наносят удар в том случае, если человек этого не заслуживает своими деяниями, ибо вампиры знают, что любая жизнь бесценна. Конечно, я не стану отрицать, что в каждом правиле бывают исключения. Один мой старый знакомый (на самом деле старый), Джон-Пол Уиллард, будучи довольно зрелым истинным вампиром, убивал по несколько человек каждую ночь и ничем при выборе мишеней не руководствовался. Не то чтобы его мучила какая-то особая жажда… Ему просто нравился сам процесс.

Смертные же, эфемерные по природе своей, живут так мало и жизнь их так быстротечна, что, казалось бы, должны во главу угла ставить любую жизнь, тем более жизнь человеческую. Так нет же! Они погрузили мир в кошмар из мелких локальных конфликтов, крупномасштабных войн и межгосударственного терроризма. В этом море убийств доля вампиров подобна небольшой капле. Если смертные не уважают сами себя, так за что уважать их мне?

Кое-какие сбережения на черный день у меня были всегда, но в полуголодной послевоенной России выделиться — значило нажить неприятности на свою бессмертную задницу. Так что я немного повосстанавливал колхозы, немного поподнимал целину, зато в начале шестидесятых зажил как человек, прошу прошения за случайный каламбур.

С тех пор все было тихо. Период «холодной войны», хрущевская «оттепель», последовавшие за ней брежневский «застой» и андроповское «похолодание»… В перестройку и после нее и вовсе не было никаких проблем. Стоило лишь властям объявить гласность и плюрализм мнений, как отовсюду вылезло столько разных чудиков, что несколько старомодный и консервативный вампир сразу же затерялся на их фоне. Я мог бы даже не маскироваться и прогуливаться по улице без темных очков и с трансформированными клыками — уверен, никто не обратил бы на меня внимания, — но приобретенная с большим жизненным опытом осторожность удержала меня от подобного шага.

Пару лет назад я встретил Ольгу, и стало почти хорошо. А потом…

Потом случилась сегодняшняя ерунда. Конечно, сам по себе эпизод с киллером был для меня неопасен, но послужил тревожным звоночком, который пробудил к жизни вторую половину моей натуры, несомненно, более мудрую и, так же несомненно, гораздо худшую. Она говорила, мне, что дело пахнет бедой. Большой бедой.

— Я не могу с тобой разговаривать, когда ты все время витаешь в облаках!